- И поэтому сейчас практически не участвуете в войне?

- Отчасти. Воевать стало не за что, - усмехнулся Лестрейндж и продолжил рассказ: - Вечером ещё одна «прогулка», до тех пор, пока не чувствовал, что валюсь от усталости. Проваливался в сон и засыпал, если повезёт – без сновидений. При таком распорядке чаще везло. Дементоры меня не любили, я был для них плохой кормушкой, - зло сощурился Родольфус. – Так проходили дни, недели, месяцы, годы. Вы не представляете, какими сведениями забита моя голова, иногда сам удивляюсь, когда вдруг всплывает. Вот и норвежский пригодился.

- Второе заключение, после нашей достопамятной стычки в Отделе тайн Министерства Магии, хотя и продолжалось всего год, но далось гораздо тяжелее, - Лестрейндж вздохнул. – Годы не те, силы не те, мать не дожила даже до нашего первого побега, ни смысла, ни надежды не осталось. Продержался только на фамильном упрямстве. Не думал, что Волдеморт вытащит меня второй раз, может, просто за компанию прихватили.

- А остальные? – тихо спросила Гермиона, догадываясь, о чём Родольфус умолчал и почему у него не осталось ни смысла, ни надежды.

- Выжил и более-менее сохранил себя тот, кто мог чем-то себя занять. Рабастан рисовал. Понятно, что не картины – какие-то хрестоматийные вещи для отработки техники. Бумагу ему не давали или давали редко и мало, он царапал на стенах, на полу, на чём угодно. Долохов по двадцать часов в сутки упражнялся до полного изнеможения. Руквуд что-то считал, он вообще малоэмоционален, среди цифр ему было вполне комфортно, насколько это вообще возможно в таком месте.

- А Беллатрикс?

- Белла выжила за счёт фанатизма и ненависти. Иногда мне кажется, что ей было в каком-то смысле легче, чем любому из нас. От неё даже дементоры шарахались.

Родольфус безотчётно погладил медальон.

Гермионе пора было включаться в ежедневный круг рутин. Она подумала, что её жизнь в больнице святого Мунго чем-то напоминает то, что только что описал Лестрейндж. Бег по кругу, без эмоций, без сил, без остановки. Но девушка делала это не для себя, а ради других, это наполняло её действия смыслом и давало облегчение.

- Хорошего дня, мисс Грейнджер.

Родольфус вернулся к книге.

========== Часть 21 ==========

Глава 21.

- Гермиона, как ты оцениваешь состояние Лестрейнджа? – спросил Колдман следующим утром.

Девушка задумалась.

- Он, конечно, идёт на поправку и выглядит гораздо лучше, чем когда мы его сюда доставили, но рана до сих пор не затянулась, а при малейшем напряжении кровотечение усиливается.

- Да, если б удалось затянуть рану, он давно бы сидел в Азкабане и ждал решения там.

- Какого решения? – удивилась Гермиона.

- Да так, - уклонился от ответа Колдман, - несущественно.

«Какое решение можно ждать в Азкабане? Неужели?.. Господи, нет, это слишком жестоко, особенно сейчас, когда Родольфус отказался от служения Тёмному Лорду!»

- Вы же не говорите о поцелуе дементора, мистер Колдман? – задала она прямой вопрос.

- В любом случае, это не нам решать.

- А кто будет это решать, Робардс?

- Визенгамот, Гермиона. Такие решения принимает Визенгамот.

«Но информацию Визенгамоту предоставит Робардс», - убито подумала девушка.

- Надеюсь, Лестрейндж получит то, что заслужил, - процедил Колдман. – Отнеси ему зелье, пожалуйста.

Войдя в палату, Гермиона обнаружила, что Родольфус стоит у окна и рассматривает улицу.

- Мисс Грейнджер, можете меня поздравить, похоже, наш приятель превзошёл самого себя. Кровотечение наконец-то остановилось, этот проклятый укус фактически затянулся. Как я от него устал, не могу вам передать, - сообщил он, непонятно что имея в виду – то ли укус, то ли Колдмана.

«О, нет!»

- Вы бы не вставали пока, мистер Лестрейндж, ещё вчера повязку дважды пришлось менять.

- Да бросьте, сколько там было. Не сравнить с первыми днями, когда кровь лилась как после Сектусемпры, - улыбнулся Лестрейндж. – Устал лежать, хочу хоть по палате пройтись, в коридор меня доблестный аврорат выпускать отказался.

«Авроры расскажут Колдману, что он встаёт, пытается ходить и вообще выглядит бодрым. Хотя, зачем им рассказывать, Колдман сам зайдёт и всё увидит. Что же он делает! Он что, не понимает, что его держат в больнице только пока он неспособен обходиться без лекарств и нуждается в постоянном уходе?»

- Мисс Грейнджер, вы чем-то озабочены? – спросил Родольфус, уловив её состояние.

- Мне кажется, что вы встали слишком рано и вообще, переоцениваете свои возможности.

- Уверяю вас, я чувствую себя прекрасно, но если вас это так беспокоит… - Лестрейндж пожал плечами и, улыбаясь, сел на койку. - У вас точно всё в порядке? - спросил он, снова внимательно взглянув на Гермиону. – Вы сегодня сами на себя не похожи.

- Да, у меня всё хорошо, - расстроено ответила девушка.

Родольфус смотрел с сочувствием, и от этого ей становилось ещё хуже.

Повисло тягостное молчание, которое прервал неожиданный визитёр, который тоже постучал в дверь, прежде, чем войти.

- Аберфорт? – удивился Лестрейндж, увидев старика, и Гермиона поразилась тому, как вдруг потеплел его взгляд и Родольфус на секунду стал удивительно похож на мальчишку с детского портрета. – Старый мошенник, и у тебя ещё хватает совести заявиться ко мне, после того, как натравил на меня этих детишек и научил их шантажировать меня моим братом?

- Рад тебя видеть в добром здравии, Родольфус, я слышал, что твоё состояние намного хуже, - откликнулся Дамблдор. Что-то в его голосе подсказало Гермионе, что Аберфот тоже знает о планах Робардса и доброе здравие Лестрейнджа его совсем не радует.

- Слухи о моей смерти несколько преувеличены, - засмеялся Родольфус. – Лучше скажи, как ты мог меня так подставить?

- Я отвечаю за людей, которые мне доверились, а жизнь Гарри Поттера крайне важна для нас. Никто, кроме тебя, не мог помочь, пришлось рискнуть.

- И пожертвовать старым знакомым, да? Ладно, мне не привыкать, - улыбка Лестрейнджа чуть потускнела, но взгляд оставался тёплым и дружелюбным. – Так, вы объясните мне, что случилось, почему вы оба сидите как на похоронах и смотрите на меня, как на покойника?

- Я пойду, Аберфорт? – вскочила Гермиона.

- Останься, девочка. Родольфус, у меня плохие новости. Очень плохие. Робардс крайне заинтересовался тобой.

- Что тут нового, он и не переставал мной интересоваться все эти годы, - пожал плечами Родольфус. Даже обычной вспышки ярости в ответ на упоминание имени Робардса не последовало. – Я в его руках, так что не сегодня – завтра отправлюсь в Азкабан. Я ждал этого. Я готов.

- Боюсь, всё гораздо хуже, - вздохнул Аберфорт. – У меня есть основания полагать, что он будет настаивать на поцелуе дементора.

Лестрейндж помрачнел.

- Понятно. Ну что ж… Он ждал этого почти тридцать лет, я… - неожиданно Родольфус замолчал, его лицо исказилось от боли и отчаяния. – Господи, только не это. Что угодно, только не это.

Гермиона, глядя на него, невольно представила, как умные глаза Лестрейнджа становятся бессмысленными и пустыми, живой, цепкий взгляд – тупым и безразличным, насмешливый голос, смех, улыбка, чувства, разум – всё исчезает, оставляя вместо человека пустую оболочку, словно выеденную изнутри страшным безжалостным паразитом.

«Лучше б мы действительно дали ему спокойно умереть, чем доставили в больницу, вылечили и обрекли на такую участь, - с запоздалым раскаянием подумала девушка. – Он понимал, он пытался нам объяснить, но мы его не слышали. Нам казалось, что мир справедлив, что все поймут, как много он для нас сделал, что он изменился, и отплатят добром за добро, проявят великодушие, а вышло так, как он говорил. Что мы наделали!»

- Это… это неправильно! – со слезами в голосе воскликнула она. – Аберфот, сделайте что-то! Так нельзя! Это слишком жестоко и несправедливо!

Родольфус взглянул на неё.

- Вы знали, мадмуазель?

Девушка кивнула.

- Вы из-за этого так расстроены?