- Ты скажешь что-то?

- Что, по-твоему, я могу на это сказать? – холодно осведомился Родольфус.

- Скажи, что ты об этом думаешь, - Рабастан стиснул кулаки. Он так надеялся, что брат поймёт его, но, похоже, есть вещи, через которые он не перешагнёт и предубеждения, от которых не откажется.

- Думаю, что имя Лестрейнджей покинет список священных двадцати восьми, - ледяным тоном произнёс Родольфус и уже обычным своим голосом добавил, - и чёрт с ним. Будь счастлив, брат.

- Ах ты… ах ты, зараза! – возмутился Рабастан. – Не можешь без спектакля!

Родольфус рассмеялся. Рабастан какое-то время с возмущением смотрел на него, потом тоже захохотал.

- Спасибо, Роди! Представляю, что сделал бы на твоём месте отец. Швырнул бы меня с этой скалы, наверное.

- Tempora mutantur, - усмехнулся Родольфус.

- et nos mutamur in illis, - подхватил младший. – Да, все мы здорово изменились. Но выжили, и это главное.

Родольфус кивнул. Глаза его были усталыми и грустными. Рабастан почувствовал, что брат хочет остаться один.

- Спасибо за всё, что ты для меня сделал и делаешь, Роди. Но мне и правда пора.

- Аппарировать отсюда сможешь? Может, Браш тебе поможет? – встрепенулся Родольфус.

- Роди, поверь, я уже вырос. Справлюсь.

- Конечно. Извини, маленький братец, - не удержался тот, чтобы не поддеть брата. Рабастан лишь фыркнул в ответ. Братья обнялись, затем Рабастан, сосредоточившись, прикрыл глаза и с лёгким хлопком исчез. Родольфус вернулся к краю обрыва и долго смотрел, как вдали, на горизонте волны встречаются с облаками.

Он вернулся в коттедж, когда совсем вымок и окончательно закоченел. Браш тяжело вздохнул при виде промокшего хозяина с посиневшими губами. Родольфус выразительно взглянул на лежащий на каминной полке миниатюрный пояс. Эльф мгновенно стушевался. В прошлый раз его попытка объяснить хозяину, что нельзя так с собой обращаться, привела того в бешенство, Еле удалось умолить его не вручать одежду, но Родольфус поклялся, что следующий раз будет последним. Памятуя, что хозяин всегда держит слово, Браш больше не решался рисковать.

- Хватит вздыхать, страдалец, дай переодеться. Что ты брату наплёл, что он на меня с таким же трагизмом в глазах смотрел? Ты помнишь, что я тебе обещал?

Браш перепугано замотал головой, прижимая к груди крохотные лапки – дескать, ничего, слова не сказал.

- Ладно, не трясись, я пошутил, - Родольфус примирительно поднял руки. – Могу даже выпить отраву, которую ты мне подсовываешь, если я вдруг кашляну. Неси, я действительно продрог.

Позже, согревшись, он сидел перед камином и, глядя на пламя, думал о словах брата.

«Значит, снова рисует. Молодец. Все считали, что Басти слабак, ни на что не способен и без меня ничего не стоит. Да что говорить, я и сам так считал. А он оказался сильнее меня».

Ему, конечно, не пришло в голову, что Рабастану сейчас помогло именно то, что все удары, нацеленные в Лестрейнджей, Родольфус всегда принимал на себя. Он считал это естественным и правильным.

Наконец, он встал, подошёл к роялю, провёл пальцами по крышке. Сколько часов провёл он когда-то за этим инструментом! Самых, как оказалось, счастливых часов его жизни. Жаль, что тогда он этого не знал.

В памяти зазвучал глуховатый голос профессора « Не напрягайся, Родольфус. Не лупи по клавишам, не маши руками. Попробуй сначала услышать музыку в себе, а потом просто вырази её. Я вижу, у тебя получится»

Лестрейндж сел за рояль. Сколько можно тянуть, всё равно придётся. Он дал слово. Откинул крышку. С клавиш сорвался листок и мягко спланировал на пол. Родольфус поднял его. Фотография. Они с Алисой на качелях. Аккуратно заклеенная, лишь тонкая чёрная линия напоминала о случившемся. Но её уже не убрать. Не убрать всего, что произошло. И всё же, Басти прав. Надо жить дальше. Собирать себя из осколков и снова жить.

Как там говорила Гермиона? Может, всё не так страшно? Вот сейчас и узнает. В конце концов, вернуться в трёхлетний возраст не так уж плохо.

Родольфус хотел повесить фотографию на место, но боялся, что вернуться за рояль ему не хватит духу, поэтому просто поставил её на пюпитр. Помассировал правую руку, привычно ощутив под пальцами места переломов. Окинул взглядом лица дорогих ему людей. Они любили его. Их любовь не умерла вместе с ними, Родольфус снова ощущал её, как тогда, когда они были живы. Он не один. Какое-то время Лестрейндж рассматривал клавиши, потом поднял голову и взглянул на мальчика с портрета. Мальчика, которого он когда-то жестоко и методично убивал в себе.

Мальчик серьёзно взглянул ему в глаза, потом слегка, краешками губ улыбнулся и ободряюще кивнул. Мужчина улыбнулся в ответ. Его пальцы легко взметнулись вверх и мягко опустились на клавиши. Родольфус заиграл.