– Долго ты. Фрэнк уже давно тут. Физиономию ты ему красиво разукрасил, стало гораздо лучше, чем было. А ты что, отметил уже? – она принюхалась.

- Глоток, - деревянно усмехнулся Родольфус, осторожно кладя ей на плечо обмотанную галстуком руку.

- Может, в медпункт заглянешь? – кивнула на повязку Белла.

«Нет смысла», - подумал про себя Родольфус, сказав вслух:

- Только после бала. А вообще, само пройдёт. Выпью костероста.

- Не пойму, что в тебе изменилось, - задумчиво произнесла Беллатрикс, - но таким ты мне больше нравишься. Дольф, на каникулах будет инициация. Для лучших из лучших. Ты не ходил к Нему, но ради меня и твоего отца Он тебя примет. Присоединишься к нам?

- Конечно, - не раздумывая, кивнул Родольфус. – Разве у меня есть другие варианты?

- Определённо, таким ты мне очень даже нравишься, - Беллатрикс плотнее прижалась к нему.

Родольфус уверенно вёл в её танце. Его лицо было спокойным, на губах играла небрежная улыбка, лишь глаза оставались мёртвыми, а внутри поднималось что-то мрачное, жестокое, страшное, о чём он в себе даже не подозревал, и со всей яростью обрушивалось на мальчика с восторженно-доверчивым взглядом. Мальчик отчаянно сопротивлялся, он не хотел умирать, но силы были слишком неравны, его сопротивление становилось всё слабее и слабее, пока он, наконец, не затих окончательно.

***** ***** ***** *****

- Мистер Лестрейндж! Родольфус! Что с вами? Очнитесь! – кто-то тряс его за плечо.

Родольфус непонимающе вертел головой, пытаясь сообразить, где находится. На него встревоженно смотрела Гермиона.

- Вы в порядке? Вы так странно выглядели. Мы говорили, а потом вы вдруг замолчали, перестали реагировать – Гермиона не стала упоминать ни остекленевшие глаза, ни тяжёлое дыхание, ни бешено колотящееся сердце, от которого грудь Лестрейнджа ходила ходуном.

Родульфус какое-то время бессмысленно смотрел на неё, потом окончательно пришёл в себя.

- Извините. Иногда я будто проваливаюсь в прошлое и застреваю там, - сипло произнёс он, глядя на правую руку и словно удивляясь тому, что она выглядит нормально.

«Просила же Невилла не начинать этот разговор!» - подумала Гермиона.

- Не знаю, что тогда нашло на Фрэнка, - Родольфус не столько говорил с Гермионой, сколько продолжал размышлять, теперь уже вслух. – Скорее всего, просто был пьян. Оставшиеся полтора года, что я учился в Хогвартсе, мы больше не сказали друг другу ни слова. Если сталкивались, проходили мимо друг друга, будто незнакомцы. Не знал, что он рассказал всё Алисе.

Что бы там ни было, - Лестрейндж махнул рукой, - Фрэнк рассчитался за то, что было между нами. Счёт закрыт. Мы оба всё потеряли, но я хоть в своём уме остался.

Гермиона демонстративно вздохнула и скептически покачала головой. Родольфус недоумённо приподнял бровь и вдруг искренне, заразительно рассмеялся. Девушка тоже улыбнулась.

- Вы ведь говорили, что разрабатывали руку всё то время, что были в Азкабане. Может, всё не так страшно, как вы думаете? Сразу после перелома, может, было слишком рано, - спросила она, желая поддержать Лестрейнджа.

- Не знаю, Гермиона, - вздохнул тот. – Посмотрим.

С негромким хлопком рядом с ними материализовался Невилл.

- Всё нормально, доставили, - обратился он к Лестрейнджу, потом взглянул на Гермиону. – Герми, нам, наверное, пора?

- Да, - кивнула девушка.

Невилл кивнул Родольфусу и вышел.

Родольфус взглянул на Гермиону.

- Спасибо. За всё спасибо. Благодаря вам я понял, что люди разные. А вы действительно отличаетесь от всех.

Девушка неожиданно для себя обняла его. Родольфус деликатно прижал её к себе и она ощутила холодную тяжесть медальона у него на груди.

- Прощайте, мистер Лестрейндж, - тихо произнесла она, отступив на шаг, в последний раз взглянула на Родольфуса и вышла.

Невилл что-то рассказывал. Гермиона его не слушала. Когда они переходили через улицу, она оглянулась. Родольфус стоял в окне и смотрел им вслед. Встретившись с ней глазами, он улыбнулся, помахал рукой и исчез.

- Гермиона, ты вообще меня слушаешь? – обиженно поинтересовался Лонгботтом.

- Извини, Невилл,нет, - честно призналась Гермиона. Всё закончилось, и закончилось хорошо. Но почему же ей было так грустно…

***** ***** ***** *****

Посреди большой Земли у судьбы на перевале

Повстречались две любви и друг друга не узнали.

У одной любви всегда – майский день и птичье пенье,

У другой любви – беда и плохое настроенье.

Им бы заглянуть в глаза, одарить друг друга счастьем.

«Добрый день!», - одной сказать, а другой ответить: «Здравствуй!»

Та, которая легка, позабыла встречу эту,

За другой теперь тоска вслед таскается по свету.

Посреди большой Земли у судьбы на перевале

Повстречались две любви, и друг друга не узнали.

(стихи Н. Олева)

========== Эпилог ==========

Эпилог

Один день сменялся другим, и он не всегда успевал заметить эту смену, не знал, прошла неделя или месяц. Часами бродил среди сосен, слушая пение птиц, лежал на траве, глядя в небо и стискивая в руке медальон. Браш вздыхал, но Родольфус чувствовал - это именно то, что ему сейчас нужно. Здесь, в этой тишине, вдали от всех, боль, переполнявшая его столько лет, наконец-то начинала понемногу отпускать, переплавляясь в тихую печаль, медленно таявшую в чистом воздухе, напоенном запахами хвои и моря. После неё в душе оставалась пустота. Возможно, когда-нибудь он сможет её заполнить, но это время ещё не пришло.

Больше всего ему нравилось стоять на краю утёса. Под ногами волны с грохотом разбивались о скалы, наверху свистел ветер, а он стоял в точке пересечения двух стихий и временами ему казалось, что где-то глубоко внутри него начинает звучать музыка. И тогда мир вокруг исчезал.

Нередко, очнувшись, Родольфус обнаруживал, что уже стемнело или, наоборот, рассвело. Сейчас его вырвал из забытья холод. Вернувшись к реальности, Лестрейндж понял, что идёт дождь, и, похоже, давно, поскольку он вымок до нитки и основательно замёрз. Словно в ответ на его мысли на плечи легло одеяло.

- Роди, ты же насквозь промок!

- Задумался. Ничего, в Азкабане бывало и похуже.

Рабастан покачал головой.

- Роди, ты бы от края отошёл, - озабоченно проговорил он, заметив, что носки ботинок брата, вокруг которых с утёса срывались в море потоки дождевой воды, практически висят в воздухе. Родольфус удивлённо взглянул вниз и послушно отступил на шаг, став рядом с ним. Сердце Рабастана сжалось. Он ещё не видел брата таким уязвимым.

«Он никогда не станет таким, как раньше. Никто из нас не станет. Всем нам предстоит учиться жить заново».

- Мне у тебя удивительно хорошо, - сказал он вслух, - мне нигде не было так хорошо, как у тебя.

Родольфус искоса взглянул на него и понимающе улыбнулся.

- Знаешь, я ведь снова пробую рисовать.

Родольфус порывисто обернулся к нему.

- Пока получается примерно как в трёхлетнем возрасте, - вздохнул Рабастан, - но всё равно это лучше, чем каждый вечер напиваться.

- Я горжусь тобой, Басти, - прошептал Родольфус, снова глядя на горизонт, и Рабастан понял, что старший брат ещё не решился.

- Роди, мне пора, - неуверенно произнёс Рабастан.

- Тебя ждут? – полуутвердительно спросил Родольфус.

- Да, - улыбнулся тот. – От тебя ничего не скроешь.

И неуверенно ковырнул землю носком ботинка. Родольфус, не поворачивая головы, ждал. Он видел, что брат хочет что-то сказать, но колеблется, однако не торопил его.

- Она… - Рабастан снова замолчал, в этот раз надолго.

«Она, - с удовлетворением отметил про себя Родольфус. – Неплохо».

- Магглорождённая? – подсказал он брату, понимая, что тому нелегко переступить через все запреты и правила рода.

- Маггла, - выдохнул Рабастан, глядя под ноги.

Родольфус, наконец, обернулся к нему и, ничего не говоря, смерял пристальным взглядом. Рабастан ожидал продолжения, но старший брат молчал.