Лестрейндж прикоснулся к побледневшим, но всё ещё отчётливым следам бича на лице.

- Вы могли бы поверить, что ваш друг способен на это?

- Если бы вы не сказали ему…

- Я спрашиваю о другом, мадмуазель.

Гермиона вспомнила перекошенное лицо Невилла, свист бича, стук ударов, извивающееся от боли тело Лестрейнджа на полу, вспухающие на его лице багровые полосы…

- Нет, - призналась она.

Родольфус удовлетворённо кивнул.

- Как вы думаете, ваш друг станет в будущем применять этот набор заклятий или им подобные? Не обязательно ко мне, возможно, к кому-то ещё.

Гермиона решительно помотала головой.

- Нет.

К её удивлению, Лестрейндж не стал ни спорить с ней, ни смеяться над её наивностью.

- Почему? – спокойно спросил он.

- Но это же ясно. Он понял, что это гнусно и недостойно.

- А как он это понял?

Девушка подозрительно взглянула на Лестрейнджа, предположив, что тот, по своему обыкновению, издевается над собеседником, но он выглядел серьёзным.

- Мы ему сказали. Кингсли сказал. Аберфорт скажет. Все, кто его знает, кто знал его родителей, не хотят, чтобы Невилл поступал как вы и ваша жена.

Родольфус грустно усмехнулся.

- Да, вас было трое и все вы сказали ему, что так поступать не стоит. А представьте, что и вы, и все остальные, кто знает его и знал его родителей, говорили бы «наконец-то, Невилл! Наконец-то ты понял, как надо обращаться с Пожирателями, они же не заслуживают ничего другого, они вообще не заслуживают того, чтобы жить, наконец-то ты полностью с нами, наконец-то ты один из нас. Молодец, парень, твой отец гордился бы тобой!» Если бы именно это сделало его своим в том мире, к которому он принадлежал по праву рождения, но в который не вписывался по своим интересам и ценностям, если бы девушка, которую он любил больше жизни, которая и есть его жизнь, восхищалась тем, как он отделал убийцу своих родителей и поощряла б его не останавливаться.Если бы каждое новое убийство и истязание встречалось одобрением и восторгом, если бы ему повторяли, что это и есть правильно, что именно в этом состоит его долг, что это то, что от него ждут, то, за что его наградят и полюбят. – Лестрейндж замолчал, потом добавил. – Бросьте здоровое яблоко в мешок гнилья и посмотрите, во что оно превратится очень скоро. Я не оправдываюсь, мадмуазель. Я ответил на ваш вопрос.

Гермиона потрясённо молчала. Она понимала, что в чём-то Родольфус был прав.

- А те люди с фотографий в вашем доме? – наконец, спросила она. – Разве они тоже поощряли вас пытать и убивать?

- К тому времени я уже давно порвал с ними.

- Вы порвали с ними? Почему?

- Они принадлежали к миру, в котором мне больше не было места.

Гермиона выжидательно смотрела на него. Продолжать Родольфусу не хотелось, но он понимал, что уже сказал слишком много.

- Я занимался музыкой, с детства. Вы видели. Это было очень важно для меня. Мне прочили большое будущее. Это было не совсем то будущее, которого хотел для меня мой отец и которое, по его мнению, приличествовало наследнику рода Лестрейнджей, но то, к которому я стремился всей душой. Тогда в моей жизни были две страсти, две огромные, всепоглощающие и в чём-то взаимоисключающие любви – Белла и музыка. И я до сих пор не уверен, что я выбрал бы, если бы мне пришлось выбирать. Но я повредил руку. На моей игре это поставило крест. – Лестрейндж зло крест-накрест рубанул ладонью воздух. – И выбора не осталось. Потом погиб отец. Я чувствовал вину. Не за его смерть, там я ничего не мог сделать – за то, что сам остался жив. За то, что не послушал его, не взорвал нас и авроров. Не передать, сколько раз за свою жизнь я пожалел об этом. Когда я излечился, я вернулся к Лорду. Он меня ничем не попрекнул, меня жалели, сочувствовали, я вдруг ощутил себя своим среди Пожирателей. Подумал, значит, так тому и быть. Судьба.

Сначала всё было хорошо. Меня несло какой-то безумной, мрачной эйфорией. Я был среди своих, с любимой женщиной, у меня были сила и власть, Волдеморт отмечал меня. Что по сравнению со всем этим значили жизни каких-то магглов и предателей крови? Уговорить совесть и забыть музыку оказалось довольно легко.

Лестрейндж замолчал.

- А потом? - спросила Гермиона.

Родольфус вопросительно взглянул на неё.

- Вы сказали «сначала». Значит, затем было «потом».

Он согласно кивнул.

- Да. Рядовое задание, уничтожить семью ничем не примечательных магглов, непонятно как оказавшихся в списке Волдеморта. Я не планировал задерживаться, никого с собой не брал, подошёл к дому, - Родольфус сглотнул, - и услышал музыку. Кто-то играл на рояле. Я заглянул в окно. Маггловская девочка, лет 13 (как мальчику на портрете, - подумала Гермиона). Как она играла! Я будто оцепенел, перестал чувствовать время, просто стоял и слушал. К ней несколько раз подходила женщина, видимо, мать, что-то говорила, наверное, уговаривала ложиться спать, было уже поздно, а девочка всё играла, будто последний раз в жизни… - Внезапно голос Лестрейнджа сорвался и Гермиона с удивлением увидела у него на глазах слёзы. — Извините.

- Вы…

- Я ушёл. Не смог. Их это не спасло, кто-то из Пожирателей сделал это вместо меня.

- А вас…

- Я зашёл в первый попавшийся бар и напился там до полусмерти. Приходил в себя и пил снова. Пропал на несколько дней.

- Это был тот первый раз, когда вы нарушили приказ Волдеморта?

- Да, - кивнул Лестрейндж. – Он разъярился сильнее, чем я ожидал, но мне было всё равно. В один миг всё опротивело. Пытать я больше не мог.

- А родители Невилла?

Лестрейндж непонимающе взглянул на неё, потом кивнул:

- Ну да. Позже. А тогда я стал испытывать жуткий, панический страх за своих близких. Белла вечно лезла в самое пекло, Рабастан к тому времени уже присоединился к нам. Мать была против его инициации, но он тянулся ко мне, а я думал, что если брат будет рядом, мне будет проще его защитить. Все свои силы я бросил на защитные заклинания. Боевыми к тому времени и так неплохо владел. В схватках я всегда был рядом с Беллой, прикрывал её и убивал всех, кто пытался до неё дотянуться. А пытались многие. Так что и я убивал много.В бою, где или тебя, или ты, это как-то проще.

- И ещё, - Родольфус опять вздохнул. – Белла пугала меня. Её страсть к пыткам, к причинению боли. Я видел, что это её калечит, поэтому старался, чтобы ей доставалось поменьше пленных. По отношению к ним это тоже было своего рода актом милосердия. Попасть в руки Беллы…

Гермиона поёжилась.

- Вот, собственно, и всё, - устало завершил Лестрейндж. – Ответил на ваш вопрос насколько смог исчерпывающе, мисс Грейнджер.

Гермиона не знала, что сказать. Родольфус и не ждал никаких слов. Повисло молчание, которое нарушило появление Колдмана.

- Ну что тут? Гермиона, - он внимательно посмотрел на девочку, - ты в порядке?

- Да, мистер Колдман, спасибо. Устала.

- Неудивительно.

Колдман осмотрел Родольфуса, сменил окровавленную повязку, задал несколько дежурных вопросов, потом потребовал, чтобы тот встал и прошёлся по палате. Лестрейндж немного пошатывался, но сохранял равновесие.

- Неплохо, - задумчиво произнёс Колдман. - Пока остановимся на этом. Пошли, Гермиона.

Они вышли, плотно закрыв за собой дверь. Читавший «Ежедневный пророк» аврор шуточно отсалютовал Гермионе.

Оставшись один, Родольфус какое-то время отрешённо смотрел в одну точку, потом тряхнул головой, снова открыл книги и погрузился в них.

========== Часть 20 ==========

Глава 20

Утром в дверь дежурки просунулась взлохмаченная голова Рона.

- Гермиона, можешь проверить книгу, с ней всё чисто? Мы смотрели, но лучше ты.

Девушка провела палочкой вдоль обложек и корешка, открыла, осмотрела несколько страниц.

- Всё в порядке, обычная маггловская книга. Хм, «Динамическая теория звука». Откуда она у тебя?

- Браш утром принёс, попросил передать Родольфусу. Говорит, если сам принесёт, авроры заберут, скажут, что книга проклята, заколдована или портал.