- Или заткнись, – с неожиданной злобой повернулась к нему девушка, – или проваливай отсюда.

Сирил обиженно замолчал. Старуха никак не отреагировала ни на его уколы, ни на перепалку между молодыми людьми. Раскрыв тетрадь, индианка осторожно, словно ожидала подвоха, опустила её на землю, сориентировав так, чтобы верхний обрез лёг в одной плоскости с видневшимися сквозь дверной проём остатками витража, и, продолжая пение, стала совершать быстрые пассы руками.

Сначала не происходило ровным счётом ничего, потом Паркер разглядел тонкую струйку сероватого дымка, поднимавшегося от тетради. Постепенно струйка становилась всё гуще, наконец, дым повалил как при пожаре, при этом он не поднимался в небо и не стлался по ветру, а втягивался в дом, заполняя собой первый этаж. Из холла послышалось низкое гудение. Повернув голову, Паркер с ужасом разглядел среди клубов дыма, что витраж прогибается, будто под собственной тяжестью, его изображения словно оживают, хотя, несомненно, это было ничем иным, как оптическими эффектами преломления света. Так, по крайней мере, пытался успокоить себя Сирил.

Вдруг витраж лопнул, однако осколки его не рассыпались в беспорядке, а вытянулись в тонкую стеклянную дорожку. Первый осколок упал на раскрытые страницы дневника.

- Иди, – на миг прервав бормотание, кивнула старуха, по-прежнему обращаясь исключительно к Кристи. Девушка кивнула, на секунду зажмурилась, крепко сжала кулаки, глубоко вдохнула и, наступая на стёкла, бросилась в дом.

- Крис! – отчаянно крикнул Паркер, но девушки уже не было видно.

Дым начал скручиваться в тугую спираль, осколки витража приподнялись на несколько сантиметров над землёй. Их продолжала удерживать вместе какая-то неведомая сила.

- Крис!!! – снова закричал Сирил и бросился следом.

Снова раздался звонкий хлопок, напоминающий звук разбитого стекла, и наступила тишина. Последние струйки дыма то ли развеялись, то ли втянулись обратно в тетрадь. На полу, остались вытянутые в линию осколки витража, последний из которых лежал на ладони индианки.

Холл был пуст. Кристина и Сирил исчезли.

Стивен мчался вперёд, лихорадочно пытаясь на бегу восстановить в памяти расположение подземных коридоров. Но, как правильно заметил Приттчет, подвал являлся подлинным лабиринтом. Возможно, будь у Прайса возможность остановиться и собраться с мыслями, он бы вспомнил дорогу, но доносящиеся сзади безумные возгласы не позволяли сосредоточиться. Приходилось полагаться лишь на интуицию и удачу, хотя в последнюю он уже год как перестал верить.

Стив с разгона влетел в очередной поворот, едва не потеряв равновесие, и почувствовал, как чьи-то руки схватили его и отшвырнули в сторону. Не удержавшись на ногах, он ударился плечом о стену, окончательно сбил дыхание и, всхлипывая от нехватки воздуха в лёгких, сполз вниз. Через мгновение из-за угла выскочил его преследователь. Человек, оттолкнувший Прайса, с маху опустил на голову сумасшедшего огнетушитель. С отвратительным звуком лопнул череп, капли крови и ошмётки мозга разлетелись в стороны, забрызгивая стены и людей. Пациент по инерции пробежал ещё несколько шагов и рухнул у ног Стивена, так и не выпустив ножа из рук. Прайс инстинктивно отшатнулся, с ужасом глядя на труп.

- Томас, можешь перестать бояться, он уже готов, – со смехом произнёс кто-то.

Стив поднял голову и взглянул на говорившего.

Высокий мужчина в таком же халате, как у него, с распахнутым воротом, из-под которого выбивались густые чёрные волосы, смеялся, всё ещё сжимая в руке окровавленный баллон.

- То-о-омас, – его коллега несколько раз махнул ладонью перед лицом Прайса. – Приходи в себя, тут все свои, тебя никто не обидит.

Оба мужчины выглядели дружелюбно и смотрели на него хоть и насмешливо, но без всякой подозрительности.

«Они принимают меня за Томаса, – пронеслось в голове Прайса. – И, получается, не знают, что Томас сейчас в немилости у Вэннаката. Или в их персональном аду этого ещё не случилось».

- Вставай, Томми, а то доктор нам голову оторвёт, если мы тебя напугаем до потери работоспособности, – опустив на пол огнетушитель, – протянул руку высокий. – Видела бы тебя сейчас Рут, что бы она о тебе подумала, а?

- Рут? – невольно переспросил Стивен, тут же обругав себя за оплошность.

- Томас, ты что, совсем мозгами повредился с перепугу? – озабоченно бросил крепыш. – Или вы со Стокард общаетесь исключительно официально, по фамилии?

Прайс ухватился за протянутую руку и встал, предпочитая оставить вопрос о Рут без ответа.

- Это ж откуда он тебя гнал? – не унимался высокий. – Неужели прямо из операционной? Прыткий попался, однако. Обычно твои пациенты живостью не отличаются.

Он снова захохотал, довольный собственной шуткой.

- Кстати, Томас, мы с Дэвидом будем очень благодарны, если эта падаль после твоей обработки сохранит способность хоть чуть-чуть передвигать ноги. Тащить их на себе до пункта назначения – не самое желанное занятие, знаешь ли, – сплюнул второй.

- Куда? – снова переспросил Стивен. Он не понял ни слова из того, что говорили Дэвид с приятелем.

Оба удивлённо воззрились на него, потом высокий Дэвид хлопнул себя по лбу.

- Ну да, ты же у нас чистоплюй, со своей верхотуры до нас, грешных, не снизосходишь, разве что загнать тебя как зайца. – В его голосе отчётливо послышались презрительные нотки, и Прайс отметил про себя, что Томас не пользуется уважением коллег. – Раз уж оказался здесь, пошли, посмотришь на наше хозяйство, а то чую, что в следующий раз тебя долго ждать придётся.

- Тем более что возвращаться лучше через диспетчерскую, по служебному ходу, – добавил безымянный товарищ Дэвида, – чтобы опять ни на кого не нарвался. В другой раз может так не повезти: загонит тебя в блок С, оттуда уже не вырвешься.

- Юджин, не пугай Томаса, а то он больше шагу из своего кабинета не сделает, – хохотнул Дэвид и хлопнул Прайса по плечу. – Пошли, Томми.

Дойдя до конца прохода они снова свернули, и глазам Стивена представился длинный коридор, по обеим сторонам которого высились огромные, почти в человеческий рост, печные заслонки. Здесь было очень жарко и стоял специфический запах палёного.

- Тебе повезло, что в пересменку попал. Первую партию утилизировали, а вторая ещё не подошла.

- Томас, не знаешь, с чего вдруг сверхурочная работа? Обычно ведь не более двух партий в день, утром и вечером, а тут личное распоряжение Вэннаката срочно принять внеочередную.

Стивен неопределённо пожал плечами.

- Работаете там, наверху, в поте лица, – разглагольствовал дальше Дэвид, – а у нас техника в любой момент отказать может от перегрузок. Механизмы – не люди, энтузиазма не знают, должны работать строго по определённым нагрузкам. Сегодня уже был выброс, одну печь разворотило. Говорят, до самого верха шибануло. Если так и будет продолжаться, здесь всё сгорит к чёртовой матери в один прекрасный день

Прайс вспомнил поток горячего воздуха, обжёгший его, когда он спускался по вентиляционной шахте. «Точно, сгорит, – мысленно согласился он с Дэвидом. – Я даже знаю, в какой – 11 октября 1931 года, и этот день будет действительно прекрасным.»

Стивен давно догадался, что перед ним. Вэннакат, чтобы скрыть следы зверств, творимых им и его помощниками в стенах больницы, оборудовал в подвале крематорий. Видимо, после пожара нижний уровень подвала был изолирован и замурован, Прайс точно помнил, что его не было на планах, предоставленных Притчеттом.

Впереди послышался гомон и шарканье множества ног. Шли люди. Живые люди. Стивен растерялся. Он думал, что сюда доставляют трупы. Хотя, Юджин ведь хотел, чтобы пациенты Томаса сохраняли способность передвигаться самостоятельно. До конечного пункта назначения. А куда уж дальше?!

«Они что, будут убивать всех прямо здесь?! – Стивен почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. – Я же этого не выдержу».

Прайс не был тепличным существом, он многое успел повидать в жизни. Как ни парадоксально, но именно пройдя через серьёзные передряги, он приобрёл лёгкость и беспечность, с которыми и шёл по жизни. Почувствовав однажды, как хрупка и беззащитна человеческая жизнь, насколько легко она может оборваться, Стивен подсознательно решил жить на всю катушку, по полной, не упуская ничего из тех ощущений, что она могла ему дать. Со временем это стало частью его самого, теперь Прайс не представлял, как можно жить иначе. Но при этом под напускной легкомысленностью и полной безбашенностью он оставался добродушным и глубоко порядочным человеком. Просто нормальным человеком, а нормальный человек не сможет безучастно смотреть, как на его глазах убивают других людей.