Ева трется о Джима всеми силами небесными. А он, кажется, превращается в ее марионетку.

– Она такая сучка, – говорит мне Сэд, который оказывается рядом. Как же я благодарна ему. Впервые мне не хочется помочь ему умереть. Его язвительный голос придает уверенности. – И зачем Тим позвал их сегодня?

– Так, они здесь из-за него?

– Да. Иначе это было бы неприятным совпадением. – Я молчу. – Пошли выпьем.

Смотрю на гирлянду в его глазах и соглашаюсь. К черту обещания, к черту хороший образ жизни. Мне испортили вечер.

За столиком допиваю пиво Альберта и заказываю виски с колой. У меня требуют удостоверение личности, но я больше не ощущаю соприкосновение картонки с кожей. Значит, я успела выронить паспорт. Отлично.

Вместо меня заказывает Сэд. Огорчение от потери паспорта испаряется со вторым стаканом виски. Мне действительно хорошо. Тело горит, я готова на что угодно. Достаю кубик льда из стакана и начинаю его обсасывать.

– Что ты делаешь? – спрашивает, улыбаясь Сэд. Огоньки гирлянды в его почти черных глазах переключаются на режим «постоянный». Я вижу его заинтересованность, расположение ко мне. Понимаю, что он хочет от меня. Это всегда видно по глазам.

– Ничего. – Беру губами лед, двигаюсь ближе к Сэду и опускаю кубик в его стакан с виски. Он сидит, замерев. Потом берет красную трубочку и кладет в стакан. Я обхватываю губами соломинку, смотрю прямо ему в глаза и скольжу вниз плавным движением.

– Красивая помада.

– Красивая цепь. – Смотрю на его светящийся ободок и перестаю играть губами с трубочкой.

– Эмма! Ты выпила? – Рядом оказываются Тим и остальные. Они словно хвостиком следуют за моим братом. Им удалось испортить мою авантюру.

– Да. И что? Мне восемнадцать, – повышаю голос. Вижу, как ухмыляется Сэд.

– Это ты позволил ей?

– Я не нянька для твоей сестрички.

– Вот именно. – Встаю из-за стола и танцую. Мне уже так все равно, что рядом люди. Включают снова мою любимую Нелли Фуртадо, и я не могу терпеть. Танцую, как угарелая.

Вырываю бутылку с водой у Тима и показательно обливаю себя ею. Чтобы все тело ожило. На меня смотрят абсолютно все. И мне хочется дальше творить беспредел.

– Ситуация с Весенним балом повторяется, – довольно произносит Ева.

– Да закрой рот уже! – кричу на весь зал. Хотя шума достаточно, но меня успевает услышать большое количество людей. – Какая же ты дрянь.

Джим смотрит на меня непонимающим взглядом. Раньше я видела сплошную любовь. А теперь он видит во мне гадкую девчонку, которая бесцельно существует. Джим не может смотреть на меня дальше, он забирает джинсовку и уходит из клуба. Следом бежит Ева, хватающая его за руку.

Тогда во мне все рушится. И я не могу возобновить постройку. Потому что во всем моя вина. Слезы держатся комом в горле и хотят фонтаном вырваться наружу. Тим подходит ко мне, но я отталкиваю его руками и ухожу дальше в толпу. Нужно спрятаться. Перед глазами все мутнеет, мне уже не так приятно, как было пару мгновений назад. Спотыкаюсь и падаю на голый пол, разбивая колени и ушибая голову. Боль такая же, как во сне, когда Тим убил меня, кинув на асфальт. Я тотчас забываю ощущения. Мне не больно физически. Я умираю внутри.

Никто не помогает. Все танцуют и пьют. Я лежу на проклятом полу и не хочу вставать. Наверное, золотистое платье задралось, и видны черные стринги. Лежу на боку, свернувшись в клубочек. По щеке медленно скатывается слеза. А кругом сплошные ноги, туфли и белые кроссовки…

Просыпаюсь на коленях у Карлы. Даже в такую жару она надевает колготочки. Или чулки. Не знаю. Могу только нащупать капрон. Мы все еще в клубе. Людей больше. Тим оживленно что-то говорит Сэду. Скорее всего, отчитывает за мое проникновение в царство алкоголя и кутежа. А Сэд стоит и молчит, но по сверкающей гирлянде в его глазах я вижу, что его забавляет ситуация. Это видимо мой дар – определять состояние человека по символам в глазах. И связано это со снами.

На танцполе уже нет ни воронов, ни незнаек. Сплошное месиво из поднятых рук вверх. Они бурно танцуют под Мукку и больше ничего не стесняются. Тим не любит песни этого исполнителя. Считает их пустыми и слишком детскими.

Пухлая ручка Карлы нежно гладит меня по голове. Странное и далекое ощущение. Она часто так делала на переменах. Я уставала и клала голову на парту, а Карла также убаюкивала меня. В основном утомляла геометрия с заумными доказательствами. Мы даже шутили о задании доказать, что перед нами треугольник. Зачем доказывать то, что уже доказано?

– Мне нравится твоя стрела.

– Да, индастриал. Зато маме не нравится. Говорит: слишком много дыр в ушах.

Карла целует меня в волосы, и я еще сильнее ощущаю аромат ванили.

– Я скучала по тебе.

Молчу в ответ.

– Почему ты отвернулась ото всех? – Карла переходит к делу. Я вижу, как Сэд уходит, наверное, снова за лезвием.

Молчу. Молчать проще всего. Ты и не врешь, но и не треплешь языком. А еще легко сказать «не знаю».

– Та авария. – Напрягаюсь, а поглаживания Карлы не действуют на меня успокаивающе. – Пойми, ты не виновата. И никто тебя не винит.

– Я знаю.

– Но ты страдаешь. Тебе не хватает разговоров с родителями, не хватает Джима и меня.

Вспоминаю его разочарованный взгляд, посеревшее небо в глазах, и руку, сцепленную с рукой Евы. Для фоновой музыки сюда бы подошла «Это любовь» Скриптонита. Но Джима рядом нет. Он ушел. Уйди прочь, Скриптонит.

Продолжаю молчать.

– Да, ты была за рулем, – решается Карла. – Ты катала их по трассе, показывала, как здорово Тим научил тебя управлять автомобилем. – Она не останавливается, кто-нибудь заткните ее. – Да, ты не справилась с управлением, и ты врезалась в фуру… – А тут почему-то последовала тишина. Ну, как тишина. Веселье в клубе ничем не заглушишь. Тишина внутри меня. – Но они не умерли! Понимаешь? Они рядом. А ты продолжаешь винить себя. И ведешь себя совсем по-другому. – Карла не повышает голос, но ее слова отдают в моей голове оглушающей болью. – Нас с тобой как будто потянуло в разные стороны. Я продолжала учиться, участвовать в олимпиадах, а ты сразу же начала напиваться и развлекаться с парнями после аварии, где пострадали твои родители. Они были в реанимации, но выкарабкались… ты себя винила и делала сумасшедшие вещи. Я просто волнуюсь за тебя.

– У нас с тобой разные интересы теперь. – Это не повод отворачиваться от меня, подумала я. Именно Карла перестала общаться, когда узнала, что я разгулялась. Я, правда, хотела все рассказать ей, но она будто закрылась. И тогда я в ответ закрылась еще сильнее, чтобы больше вообще никого не подпускать к себе.

– Почему так? Мы были лучшими подругами, но ты все зачеркнула.

Столько разговоров за один вечер. Все постоянно давят на меня и слышат то, что хотят. Но я не могу дать им сладости для ушей. Назад пути нет. И никто не знает, что произошло на самом деле. Кроме меня.

– Раз нас понесло в разные стороны, то я, пожалуй, понесусь сейчас отсюда. Чтобы не портить твою атмосферу хорошей девочки.

Вызываю такси через телефон Сэда и уезжаю. Он даже не спросил, куда я еду. У меня не проходит ощущение нереальности. Зачем я это делаю? Таксист предупредил меня, чтобы я впредь в таком виде не моталась по ночным улицам. Как будто ему есть дело до меня.

Знакомая многоэтажка на Первомайской. Как же часто я ходила сюда. В этом дворике Джим катал меня на качелях, а звезды казались такими яркими, что мы пугались их близости.

Набираю номер домофона 211 и слышу гудки. Один, второй, третий…бесполезно. Звоню еще раз. С каждым звоном гудка в сердце отдает дрожью.

– Ало. – Сонный голос с другого края трубки. Я бы так хотела оказаться с ним в одной постели и прижаться к теплому плечу.

– Выйди, пожалуйста, – робко произношу.

Он ничего не спрашивает. Я уверена, он знает, что пришла я. Но выйдет ли он?

Иду назад к качелям. Присаживаюсь на холодное сиденье и начинаю медленно кататься, слегка двигая ножками. Небо сегодня чистое, и я даже вижу звезды. Слышу, как кричат матом девчонки в соседних дворах, шум автомобилей и громко включенного Скриптонита. Когда я стану водителем, специально приобрету мощные колонки. Не для того, чтобы мешать соседям ночью или выпендриваться музыкальным вкусом. Моей целью будет переиграть такие громкие колонки других тачек.