– Ты что, бл, Галина Ивановна, работать разучилась? Ты забыла кто ты такая? Какого хрена ты ему про красное сальдо разболтала? А если он сейчас эту хучню в какую-нибудь паршивую газетенку тиснет? Ты представляешь, что с нами будет? Я тебя, бл, за это вышвырну на хрен! Додумалась, сообщила клиенту, что ее филиал банкрот с красным сальдо на корсчете! А то, что у банка денег полно, хоть жопой жуй, это ты ему не объяснила? Он понял так, что во всем ПСБ нет денег. Слышишь меня? Во всем! А не только лишь в твоем сраном филиале. Ты почему подкрепление вчера не запросила? Тебе хоть раз отказывали? Поленилась? Ты хоть представляешь себе, что ты своей халатностью можешь натворить? Срочно, бл, присылай заказ на подкрепление корсчета и его платежку в первую очередь проводи. Потом мне отчитаешься, поняла? – Павлов бросил трубку так, что показалось, как треснул корпус телефона.

Он все еще смотрел на Ивана. Затем сделал в себя смачную затяжку, выпустил вверх сигаретный дым и зашагал своими лакированными ботинками по шикарному ковру с высоким ворсом: «Бардак!»

Ивана отпустило.

– Это он сейчас в наш филиал звонил? – спросил Иван у помощника.

– Угу, – ответил помощник, – Ну, вы тоже там додумались: с клиентами про красное сальдо рассуждаете. Мы же банкиры. В этом особенность нашей профессии. Деньги любят тишину и покой. Ладно, давай, что там у тебя? – помощник протянул руку за конвертом.

Иван ехал в свой филиал и думал, что Галине Ивановне сегодня лучше на глаза не попадаться. И еще, два вывода сделал Иван из прошедшего дня. Первый, что не все клиенты дружелюбно относятся к банку. Второй, что в профессии банковского служащего нужно очень внимательно выбирать выражения.

Следующая неделя началась, как и обещали, с новой страницы. Ивана перевели в кредитный отдел. Вернее, это был не обычный кредитный отдел. А Кредитный отдел № 2 экспериментальный. К этому времени уже во всю функционировал российский рынок ценных бумаг, проблему неплатежей решали взаимозачеты, а бесхозные промышленные гиганты попадали в заботливые руки новых собственников через механизмы залоговых аукционов и тому подобных сделок; когда акции предприятия выкупали за деньги самого предприятия, либо за счет невыплаченной зарплаты его работников, либо за государственные деньги. В этом отделе уже простое торговое финансирование, деньги – товар – деньги, не котировалось. Здесь уже было кредитование со смыслом. Придумывались сложные схемы финансирования с использованием невиданных доселе механизмов. На новой кухне варили кашу из топора: вместо денежного кредита – выписывали векселя, вместо оплаты – подписывали бартерную мену, уплату налогов оформляли зачетами, зарплату платили ценными бумагами, эти же бумаги у рабочих выкупали, деньги для выкупа получали от продажи ГКО, ГКО выменивали против векселей, и главное, самому не за что не платить. Доверия не было ни к кому, аппетиты росли, государство готовилось к дефолту.

Это дефолт был всем необходим. Люди зашли в тупик. Они все еще жили продолжением теней уже не существующей страны. Им нужна была линия отрыва. Вот до нее был СССР с его правилами. После нее – новая Россия. До линии все новое вытекало из старого: новые ГКО – из старых облигационных займов, пирамиды МММ – из касс взаимопомощи, приватизация – из активов советских пятилеток, новые стратегии – из госплана, новая власть – из КПСС, и даже ковры в квартирах россиян висели себе на стенах и не думали поддаваться ревизии. Нагромождение неплатежей сковывало грудь. Агония экспроприации выветривалась, оставляя после себя тяжелое бремя похмелья. Ни накоплять, ни вкладывать. Ни платить, ни планировать, ни хеджировать. Ни сеять, ни жать, ни свадьбу сыграть. Ничего нельзя было сделать по-человечески. Исчезали смыслы приложения духовных и физических сил и у богатых и у бедных. Духота сгущала воздух нагнанный ветром перемен, нужен был дождь. Ливень. Свежие струи воды напоят и омоют наши уставшие души, буксующие в тупике экономики.

И этот дефолт случился. Он отрезвил всех. Заставил посмотреть новыми глазами на сделанное за годы перестройки. Увидеть, что худо-бедно, но собственность распределена. Это значит, что нужно думать не о том, как хватать и не выпускать, а о развитии, о будущем. Что толку в акциях завода, если завод не работает. Нужно запускать и производить. То же самое с бартером и взаимозачетами. Хватит валять дурака, пора заниматься расшивкой неплатежей. Ведь не может эффективно работать твой завод, если в стране нет рынков, нет покупателей за деньги. Так же и с государством. Если у меня есть собственность, то государство должно защищать мое право на мою любимую собственность. А где оно государство? А вон там лежит, жабрами шевелит. Без налогов, без зарплат, без кадров, без машин скорой помощи и без учителей и без судов. Ну, нет, вставай, государство, дадим тебе и попить и поесть и форму милиционерам купим и микстуры врачам – говори, сколько там надо долларов. Тьфу, мы хотели сказать не долларов, а рублей. Рубли у нас в России! Не ракушки, не бананы, не стеклышки, а рубли. Понятно? Да, всем это стало понятно. Но потом. А пока, до 1998 года, еще понятно не было.

Руководила экспериментальным кредитным отделом № 2 молодая двадцатидевятилетняя женщина, высокая модная блондинка, Генриетта Витольдовна Райс. Когда Иван впервые столкнулся с ней, то подумал, что ее настоящая фамилия должна быть не Райс, а Сюрпрайс. Уж больно эффектно она выглядела. Она закончила тот же ВУЗ, что и Иван, только на 6 лет раньше. Попала по распределению в один из флагманских филиалов Стройбанка, где занималась кредитованием предприятий оборонной промышленности. Отличные внешние данные, живой ум, а самое главное – молодость, заставили обратить на нее внимание высокого руководства ПСБ. И когда возникла необходимость назначить кого-то ответственным за такой передовой участок работы, как рынок ценных бумаг, то ее кандидатура получила всеобщее одобрение. Особенно это еще и потому, что многие вообще не верили в успех любого экономического новодела. Не верили и боялись к нему прикасаться. А Генриетта Витольдовна, наоборот, к своим не полным тридцати годам, уже переросла обычную банковскую работу. Вся жизнь была впереди, а она уже начинала скучать. Простые банковские опции превратились в рутину. Проверка кассовой дисциплины предприятий, бумажное кредитование, нехитрый расчет коэффициентов, выдача справок – от всего этого хотелось спать.

Очень кстати на помощь пришла компьютерная эпоха. Предназначенный для решения деловых задач, компьютер, оказалось, еще умел играть в игры. Это чудо. Компьютерные игры были настоящим раем для людей увлекающихся. Тетрис, змейка, а главное Принц Персии! Вот кто занимал место в сердце молодой амазонки из кредитного управления. Занимал не только место в сердце, но и все ее рабочее время. Генриетта Витольдовна отдавала всю себя Принцу, без остатка.

– Иван, ты в Принца до какого уровня проходишь? – задала она первый вопрос.

– Я вообще в него не играл. У меня персонального компьютера не было. Я всегда на общественных работал. А там только Тетрис.

– А я до 6-го дохожу, и тупик. Никак не могу этот ров перепрыгнуть. Чтоб его разорвало!.

Родственные души всегда найдут о чем поговорить. А Иван сразу почувствовал, что он с Витольдовной на одной волне. Ивана всегда привлекали люди умнее его самого. Он сразу ощущал их присутствие рецепторами невидимых щупалец. Их силу, знания, образ мышления, модель поведения, смелость смотреть в глаза собеседнику. У людей ограниченных, всего выше перечисленного благородства не было; их речь – пык-мык, манипуляции руками в помощь ненужным частицам и междометьям, смотрящие в сторону глаза. Этим они сами себя ставили заранее в подчиненное положение. Иван понимал вызов такого момента, но не хотел занимать место сверху кого бы то ни было в силу своего молодого возраста. Наоборот, он хотел еще поучиться у старших и образованных людей всемирной житейской мудрости. Иван решил, что ему повезло: Витольдовна более чем подходит на роль носителя библейских истин. Она запросто, без возрастного барьера, общаясь на «ты», сможет его научить премудростям профессии и вообще, новой капиталистической этике.