«Только на это раз…» — сегодня он уйдёт, уважив твою жертву, Лале. Только кто теперь ответит: зачем и как жить дальше?

†††

Мехмед отступил. Он желал похоронить Лале в Эдирне, а не доставить туда пустой гроб. Теперь госпожа будет рядом с тем, чьей женой могла бы стать очень давно. Он первым нёс её гроб, став слева. Справа поставил Аслана. Этот… паша многое сделал для госпожи, так что заслужил проводить её в последний путь. Гроб несли подобно плавно плывущей чёрной лодке, в которой прекрасная госпожа просто спала…

…так утешал себя Раду, который нёс гроб, идя позади султана. Выжившего Махмуда-пашу поставили за Асланом. Он искренне молился за госпожу, спасшую их повелителя. Да простит ей Аллах все прегрешения, ибо безгрешны только дети. Позади Раду — шехзаде Баязид. Единственный, кто не постеснялся, или же не смог сдержать слёз. Упущенное время и невысказанные слова благодарности — он не может повторить подобной ошибки с собственной матерью. А потому позаботится о ней должным образом, тогда и госпожа будет им довольна.

Женщин на этих похоронах не было. Им оставалось оплакивать Лале в столице: весь дворец слышал плач Шахи-хатун. Дайе не могла сдержать слёзы, но разум был её не в настоящем, а в будущем. Что же будет дальше? Нурай, которой Аслан написал как только смог, не плакала. Она была так шокирована и не могла подобрать правильных слов, чтобы объяснить детям, о чём написал их отец. Признаться честно, она ревновала мужа к госпоже. И всё же боль была не меньше лишь от одного представления, как он сейчас переживает.

Хотя… как же Зара? Она была! И слёз не было, потому что все глаза выплакала ещё в тот день, когда её оставили в Эдирне. Госпожа, что подарила ей жизнь в уважении и спокойствии… оставила их. Как нагадали, так и сбылось. Для могилы султан приказал ей выбрать самые красивые цветы. Но для Лале-султан таких не существовало.

«Пусть я их и не люблю, — говорила Лале, смотря на гиацинты, — без них сад не так красив».

Поэтому на её могиле посадят по цветку. А гроб поставят в тюрбе с гробом шехзаде Хасаном. Как Лале сказала однажды Ирине, о ней не напишут в истории. Она не жена султана Мехмеда, она неизвестная наложница шехзаде Хасана. Мир ей и покой.

После похорон Раду отправился в Валахию вместе с новым портретом. Он женился, у него родилась дочь. Но правитель из него был никудышный: он то занимал трон, то терял его. Жена и дочь в итоге стали заложницами врага, Штефана Великого, того самого, кому Влад помог занять трон Молдавии. А Раду пропал без вести после тысяча четыреста семьдесят пятого года. И портрет вместе с ним. Известно только, что он ненавидел его. Знатно выпив, он долго бормотал: «Сестрица всех видит лучше, чем они есть…»

Зара стала свободной девушкой, вернулась на родину и учила детей грамоте. Рассказывала разные смешные истории о гареме. И учила, что люди везде разные, но в то же время одинаковые:

— И в сердце турка может жить печаль и скорбь по близкому, и мы в один день можем стать подобны дьяволу, не щадя никого на своём пути, — правда, потом приходилось объяснять, почему турки захватывают чужие земли. А из этих объяснений возникали другие вопросы… пожалела ли Зара о своём выборе? Ничуть! Позволит Всевышний, на её глазах вырастут учёные мужи, которые откроют множество тайн этого мира.

Шахи-хатун вернулась во дворец в Эдирне, сколько бы Дайе ни уговаривала остаться. Бродя по родным коридорам, она вспоминала свою жизнь. Но большую часть проводила у могилы воспитанницы.

Аслан же, поговорив с Нурай, попросил султана отправить его подальше от столицы. Нужно начать жить заново, по-иному, без воспоминаний о Лале, о Владе, о той ночи. Они покинули Стамбул и отправились в Амасью. Возможно, Аслан единственный, кто в покое дожил отмеренный век. Никто не интересовался. Ничего их не связывало.

Мехмед, который женился на Лале, чтобы уравнять шансы наследников, так и не издал при её жизни указа о престолонаследии. Теперь же ему ничего не мешало. А матери его сыновей пришли в неописуемый ужас. Так как новый закон гласил: «И кому из сыновей моих достанется султанат, во имя всеобщего блага допустимо умерщвление родных братьев. Это поддержано и большинством улемов. Пусть они действуют в соответствии с этим». И только Эмине смогла успокоиться: возможно, благословение Лале-султан воистину защитит её сына, и он продолжит род османов.

Так оно и случилось: шехзаде Баязид взошёл на трон после смерти отца. И умертвил своих братьев. Только не с кем ему было поговорить об этом: одни радовались, другие критиковали. Особенно родная мать!..

†††

Что же стало с портретами? Аслан давным-давно отдал их ходжам Димитрису. Именно у него Влад заберёт шесть портретов: рано погибший Хасан, несчастная Сафие-хатун, юный он, возмужавший Аслан, Мехмед, обративший Константинополь в Стамбул, и угасающая на глазах Лале. Ходжам берёг их с великой любовью, но так и не получив возможности покинуть Османскую Империю, замазал все новым веществом. Для чего? Чтобы не в ближайшем, но далёком будущем у этих работ была надежда показаться миру.

А где же седьмая картина? Кто её спрятал? Где и когда? Лале унесла эту тайну с собой в могилу. Мехмед от Тамары узнал лишь одно: трое в странной одежде, девушка похожа на госпожу, а один из мужчин на Аслана-пашу. Кто же другой? Тамара Влада никогда не видела! Но стоило падишаху описать Дракула, как хатун спешно кивнула. Очень похож! Но что именно было изображено? Тамара пожимала плечами: она видела лишь лица, и сама не понимает, когда госпожа закончила рисовать.

И только старая гадалка кряхтела, посматривая на сундук с картиной. Госпожа совсем не пощадила её! Не дай Аллах, узнают люди! Но у неё ещё есть время, чтобы избавиться от разрисованной ткани. Потому что никому-ничего-не-обещала!

†††

Тысяча пятьсот двадцать пятый год. Амасья.

Старый дом за городом, спрятанный от людских взоров за небольшим садом. Здесь всё кажется таким родным. Если присмотреться внимательно, кто-то старался возродить воспоминания. Самое старое дерево находилось у пруда, оно раскидывало свои широкие ветви, готовая спрятать кого угодно. Даже с дороги к дому видно! Кажется, такое росло недалеко от домика Хюмы-хатун. А посмотреть под ноги — дорожка из того же камня!

— Кто вы такой? — на пороге показалась девушка, она прикрывала лицо платком. Но эти зелёные глаза… внучка?

— Мне нужно увидеться со старым пашой, — люди, которые просят у Аслана помощи, так называют его. И этому мужчине посоветовали: шанс, что впустят, выше. Девушка окинула его оценивающим взглядом.

— Не похоже, что вам нужна помощь. Уходите! — бурные эмоции хорошо ощутимы. Беспокоится — такой хороший ребёнок.

— Да, мне помощь не нужна, я от его старого друга, — хорошая попытка!

— Все друзья деда уже мертвы, поэтому уходите подобру-поздорову… — интересно было бы послушать её угрозы, но раздался стук в окно. Девушка спустилась с крыльца и посмотрела в одно из окон второго этажа. Он тоже хотел, но не стал: сейчас увидятся. Хатун повернулась к нему, склонив голову: — Вам повезло, — и поторопилась в дом, в отличие от незваного гостя. Тот даже по лестнице не торопился подниматься. Осматривал дом: ничего необычного нет, но в духе огненноволосого паши!

Он зашёл в комнату за девушкой и увидел перед окном старика, подглядывающего из-за шторки за происходящим на улице. Длинные седые волосы, сгорбленная спина. Время не пощадило его.

— Что-нибудь нужно? — поинтересовалась девушка.

— Займись кустом белых роз, Лале, — гость почувствовал её негодование: как дедушка может оставаться с этим незнакомцем наедине. А если его приход ничего хорошего не предвещает?

— Но… — провальная попытка возразить.

— Иди, — голос слаб, но будто рычит. Лале, сжав кулаки, с подозрением посмотрела на гостя и только потом вышла.

— Лале? — кто дал ей это имя?

— Нурай хотела дожить до появления внучки и назвать ту Лале. Не дожила, но я дал такое имя, — Аслан неторопливо обернулся. Его морщинистое лицо не выражало никаких эмоций. — Мне скоро девяносто пять, я угасаю, как и положено старикам, а ты… — опираясь на спинку дивана, он встал.