Литмир - Электронная Библиотека

— Лале, Лале, что ж ты делаешь… — Аслан вздохнул. — Возвращаемся? — до ужина можно было и отдохнуть.

— Ты иди, а я здесь пока буду, — пойдёт, по лесу прогуляется. Аслан ещё постоял немного, а затем ушёл, не стал давить на друга. Да и самому хотелось подумать в одиночестве, только признаваться не спешил.

†††

— Лале-хатун, а что значит носить траур? — оставить Раду во дворец Лале всё же удалось. Хотя понять, почему Мехмед согласился оставить мальчика на её заботу, она так и не смогла. Но сам Раду был довольно счастлив. И пока он тренировал письмо, Лале вышивала тюльпаны, символ династии.

— А почему ты спрашиваешь? — к таким вопросам девушка успела подготовиться морально. Она оторвалась от пялец и посмотрела на мальчика в ответ. Тот нахмурился — и как похож на Влада! Волосы, глаза, форма лица… но такой хорошенький! Сколько девичьих сердец пропадёт, когда он подрастёт?

— Я слышал, как Шахи-хатун жаловалась Дайе-хатун на тебя. Говорит, может, она с ума сошла? Траур? В её возрасте? — мальчик начал пародировать. И получилось отменно! Лале рассмеялась, стараясь запомнить его личико. Так хотелось нарисовать мальчугана. — А ещё она злилась, что ты написала об этом своему дяде… — он опустил голову, стыдясь. Хорошие дети ведь не подслушивают и не ябедничают. Лале отложила вышивку, подошла к нему и взяла на руки:

— Раду, ты такой храбрый львёнок, — она широко улыбнулась. — Спасибо, что рассказал, это очень важно для меня, — щёчки Раду покраснели, и он поспешил обнять госпожу.

— Так что это значит? — он всё ещё обнимал. Лале присела на кровать и пояснила:

— Когда близкий человек умирает, мы скорбим по нему, скучаем, тоскуем, — и получалось у неё хорошо. Он отпрянул от неё, и Лале посадила Раду так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Понимаешь, Раду, пока вы с братом не приехали, здесь жил другой шехзаде, он хотел, чтобы я стала его женой. И знаешь, я тоже этого хотела, — она взяла в ладонь его ручку и стала перебирать пальчики. — Может, я не совсем правильно понимала это, однако очень хотела. Но шехзаде умер, оставил меня, а я, — ложь, большая и наглая ложь, но ведь Хасан хотел бы услышать что-то такое? Или он был бы рад, будь она с любимым человеком. Однако жизнь приняла иное решение… — я не хочу ни за кого другого. Буду теперь одна, но помнить его, — Раду опустил голову и уткнулся в девичье плечо.

— Одна-одна? До самой старости? — удивлённый шёпот, совсем не верит.

— Если дядя позволит, так тому и быть, — Лале остановилась, прежде чем поцеловать мальчик в макушку, но потом решилась.

— А мне разрешат с тобой остаться? — может, он и не говорил, но скучал по старшему брату. Пусть тот и отругал его перед отъездом. И не понимает ведь, за что. Что такого плохого в том, чтобы узнать это место получше? Даже Лале-хатун помогает ему!

— Я тебя так просто не отдам, хороший мой, — запнувшись, но назвала-таки. Может, поэтому Раду так быстро и привязался к ней.

†††

В Манисе султан Мурад старался жить спокойно, отдалившись от управления империей. Однако границы защищать продолжил. Поздравления с победой присылали все, но радостнее всего было читать письмо Лале. Да не оставит Аллах это светлое дитя. Однако, не успев получить поздравления, пришли другие письма. Мужчина не раз тяжело вздохнул. И не раз спросил верного помощника, как поступить. Но что тот мог предложить? Он верил: господин примет верное решение.

А в Эдирне Лале то запиралась в своей комнате, то сбегала в заброшенный домик. Шахи-хатун и Дайе-хатун всё реже ходили туда. Что́ только на руку самой Лале. Водить в домик она стала и Раду, но только иногда. Тот так любил играть с Гюзалик, а какой потом счастливой бегала вокруг сама собака! Только портрет не показывала. И наброски другого тоже скрывала. Димитрис очень переживал: ведь она приходила за тем чудесным составом. Портрет Хасана так просто не найдут, а вот судьба второго будет непредсказуема. Но художник ещё больше переживал потому, что видел огонь в глазах госпожи. На портрете маленького Раду ничего не закончится, а только начнётся. Но разве может этот слуга ей отказать?

И пока Лале пряталась от всего османского двора, даже с Сафие-хатун не виделась, в Манисе султан Мурад думал беспрерывно.

В своих покоях он, сгорбившись, сидел на кровати и перебирал чётки. Бусина за бусиной. Ох, как хотелось ему оказаться сейчас в Эдирне, в тюрбе. Отец не мог дать ответ за сына. Хасан… Сложившаяся ситуация пугала. Что же Мехмед учудил?

А ведь и он, Мурад II, хотел бы, чтобы племянница стала женой его преемника. Но заставлять её падишах не посмеет. Спрятав лицо в ладонях, несчастный отец воззвал к воле Всевышнего:

«О, Аллах, ведь мой сынок не пожелал бы такого для неё?»

Нет, Хасан бы не посмел. Но знай он о подобной ситуации, что мог бы посоветовать?

†††

— Ходжам Димитрис, — Лале поприветствовала учителя и, раз никого в мастерской не оказалось, поспешила передать записку. Она не спрашивала у грека, почему он так рискует, чтобы помочь ей, но не переставала думать о возможности отблагодарить его. Она передала письмо Владу: Раду здоров и весел, не отлынивает от учёбы и ведёт себя хорошо.

— Лале-хатун, решение вашего дяди уже известно? — мужчина спрятала вверенную ему записку и продолжил работу над новой картиной. Великий визирь хочет сделать подарок византийскому послу. Хрупкий мир в преддверии войны?

— Сегодня султан Мехмед пожелал, чтобы я со своей наставницей и Раду пообедали вместе с ним. Как сказала Шахи-хатун, пришло письмо из Манисы, — Лале поёжилась. Весна только вступала в силу. Но не холода погоды, а души заставляли её частенько вздрагивать.

— Неопределённость закончится, это хорошо, — грек кивнул своим мыслям, а затем осторожно спросил: — Письмо ведь юному Владу? Хотите передать что-нибудь ещё? — этот учитель так ценит юность. Лале чуть покраснела и заправила прядь за ухо.

— Не совсем понимаю вас, ходжам Димитрис, — девушка отвернулась, вопрос был явно лишним. И мужчина извинился.

— Я уверен, из Манисы вы получите поддержку. И шейхуль-ислам вместе с кадиями не станут возражать, — конечно, он мог и напутать в чинах, которые выносят решения по подобным вопросам. Но в целом прав. Лале улыбнулась учителю на прощание и отправилась за Раду, к встрече с падишахом всё же надо готовиться.

†††

Даже наряжаться не стала: Шахи-хатун всё сетовала и до последнего просила одуматься. Но вот теперь они сидят за столом и в молчании обедают с юным султаном. Тот смотрит с интересом, зло даже. Но Лале лишь дышит тише и спокойнее. Раду с любопытством поглядывает на каждого, исподлобья. Встречается взглядом с султаном и тут же прижимает голову к плечам, Мехмед смеётся.

— И не боишься смотреть на меня? — отпив шербета, Мехмед смотрит на выпрямившуюся Лале. Она тут же повернула голову к мальчишке.

— Нет, великий падишах, — наставницы, видя, что Мехмед нисколько не разозлился, рассмеялись. Шахи-хатун погладила мальчугана по голове.

— Вот видишь, дорогая сестра, даже этот раб не боится, а ты в мою сторону и головы не воротишь, — конечно, сейчас от этого никуда не деться. Лале подняла голову и с гордостью посмотрела в глаза падишаха.

— Я посмела отказать вам на глазах у всех, не думала, что вы ещё хотите этого, — и продолжила смотреть. Наставницы переглянулись: кажется, им здесь совсем не место. Но Мехмед толком Дайе и не услышал, только рукой махнул. Ну, а Раду забрать Лале не позволила. Схватила за руку, что Шахи-хатун даже пытаться не стала. Надо будет, смышлёныш сам убежит. А Мехмед снова рассмеялся. И не скажешь ведь, что… кхм, госпоже так не пристало выражаться.

— И как такой хороший мальчик может быть на попечении такой вредной гурии? — Лале нахмурилась. Возможно, скажи подобное кто-нибудь другой, ей было бы приятно. Слава Всевышнему, Раду не стал спрашивать, кто такие гурии.

— Лале-хатун не вредная, великий падишах, она просто много думает и часто хмурится, — мальчик посмотрел на госпожу и улыбнулся. Кое-как у неё получилось выдавить улыбку в ответ. Но когда она смотрела в глаза Мехмеда, он мог почувствовать её негодование и волнение. И всё же, как ни тяжело девушке находиться здесь, она осторожна, внимательна и учтива.

2
{"b":"739214","o":1}