Саш, я поступила! – радостно кричит в трубку.

Отрываюсь от укладки кирпича, улыбаясь ей через телефон.

-разве могло быть иначе? Ты же у меня башковитая. – отвечаю ей, радуясь про себя больше, чем она сама.

-приходи вечером, мама ужин приготовит, отметим! – представляю, как она скачет от радости.

-уверена? Батя не будет против? – хмурюсь, но в такой день отказывать ей не хочу.

-сами сказали тебя пригласить. Я так рада, Саш! Всё, в восемь жду! – долго еще прощаемся, «обнимаемся, целуемся» через телефон.

Прошу бригадира отпустить меня пораньше. Сегодня расскажу, что решили с ребятами свою фирму сколотить. Уже отложил денег на старт. Она точно будет рада. Расплываюсь в улыбке, представляя предстоящую похвалу от моего Домовёнка. Надо заехать домой, принять душ и переодеться. Домом это назвать трудно, конечно. Ночлежка, притон – вот подходящие слова. Вырос – разогнал вечных «гостей». Родители ругались, но больше их собутыльники к нам не совались, решив, что устали собирать носом ступеньки подъезда. Всё детство рос среди этих пьяных туш. Обоссаных, обрыганных, бухих, неадекватных, дерущихся, орущих. Второй счет открыл на покупку квартиры. Если выгорит с фирмой, то через год разом куплю нам с Домовёнком квартиру и свадьбу сыграем.

Эти мысли меня подбадривают, пока вставляю ключ в раздолбанную дверь. Со скрипом открывается. Пару дней не появлялся, ночевал на работе. Запах стоит такой, что нажраться можно только дыша носом минуту. Срач под ногами. Злобно морщусь, пиная ногами мусор. Прохожу в спальню. Пьяные, как всегда. Отец на полу валяется полуголый, мать в халате на кровати хотя бы. Пинаю отца, пока не просыпается.

-вставай, че вы тут устроили опять? – отхожу от очнувшегося бати, подхожу к матери, тереблю за плечо. – Вставай, хорош дрыхнуть.

Не шевелится. Еще пару раз толкаю, пока не доходит. Оседаю на пол, обхватив голову руками. Холодная. Нет, слез у меня нет. Только шок и пустота.

-че ты приперся? – рычит сзади осипшим голосом отец.

-заткнись. – огрызаюсь на него.

Беру трубку, звоню в скорую, объясняю ситуацию. Приезжает полиция и врач, констатируют смерть, санитары увозят тело в морг. Отец тупо ревет, кричит «Нина, Нина», словно это не их попойки довели до этого и ничто не предвещало беды. Принимаю душ, наскоро одеваюсь в самую приличную свою одежду. Подхожу к отцу, сую ему в руку тысячу рублей.

-на, устрой поминки. Надеюсь, ты тоже допьешься и сдохнешь, не придется на вторые похороны тратиться. – быстро ухожу.

Да, я злобный урод. Я не хочу быть там. Хочу к ней. В теплый, уютный дом, где люди любят друг друга, а не палёный спирт. Туда, где она обнимет меня. Теплая, нежная, добрая, умная. И я не испорчу ей праздник. Звоню в домофон, поднимаюсь на ватных ногах. Нервно тереблю в руках шнурок от куртки, стоя у двери. Открывает её папа. Никогда мне не улыбается, но встречаться позволяет. Чуть ниже меня, крепкий мужик, седой, суровый. Знает мою семейку, поэтому долго не принимал. Но мы вместе уже четыре года, пришлось ему смириться.

-здравствуйте, Глеб Антонович. – здороваюсь с ним, протягивая руку.

-здравствуй, Александр. – пожимает мою руку и запускает внутрь, закрыв дверь.

Из кухни вылетает счастливый Домовёнок в красивом красном платье. Стараюсь не пялится при её бате.

-пришел, наконец! -обнимает меня, заставляя краснеть под недовольным взглядом отца. - Опоздал. – укоризненно тыкает пальцем мне в нос.

-прости, домой заходил. – мне не надо продолжать, она прекрасно понимает, что там обычно происходит. Приободряюще глядит меня по щеке, но я отшатываюсь. Не хочу этого. Не хочу её жалости, сейчас это вечное понимание и поддержка раздражают. Она не обижается, просто убирает руку и улыбается.

- пойдем скорей, мясо стынет. – уходит на кухню с отцом, пока я снимаю кроссовки.

Чисто, пахнет едой. Я просто злобное, грязное пятно в этой квартире. Даже кросы свои мытые, но потертые и старые ненавижу сейчас. Одному Богу известно сколько раз я хотел убежать, послать её, чтобы нашла себе нормального парня. Но ни разу не сбежал. Землю буду грызть, в крови захлебываться, чтобы с ней быть, чтобы стать тем, кто достоин этой зазнайки. Поэтому прохожу в кухню. Здороваюсь с её мамой, которая улыбается мне, обнимает, в щеку целует, место указывает, чтобы сел. Глеб Антонович великодушно позволяет нам выпить немного вина. На фоне по телевизору крутят сериал, пьем за её поступление в медицинский. Через какое-то время отец откидывается на стуле и все замолкают, зная этот его жест.

-ну, Саша, какие планы дальше на жизнь? Сам в университет не планируешь? – скрещивает руки на груди.

-я не такой умный, чтобы в универ идти. Но мы с друзьями решили открыть контору, стройкой заняться сами. Скопил денег, скоро начнем. Много заказчиков есть, которые будут с нами работать, знают нас. – неуверенно рассказываю, теряясь под его внимательным взглядом.

-Саш, это же так классно! Какой ты молодец! – сияет моя малышка, положив руку на мою.

-это всё планы, посмотрим, дойдёт ли до дела. – сурово отвечает ее папа, возвращаясь к еде.

Что ж, я мягко отделался. Досиживаю еще часик, потом говорю, что мне рано на работу и надо идти. Моя студентка спускается проводить, держа своей теплой ладошкой за руку. Останавливаемся у двери подъезда. Ей наверх, а мне домой. Смотрит на меня так нежно.

-зай, что случилось? Ты сам не свой. Не рад за меня? Что-то не так? – проницательная малышка.

Смотрю на неё и понимаю, что не могу сказать. Не могу портить ей день, не могу моего ангела в эту грязь окунать. Запускаю руку в её волосы, поглаживая шею сзади, улыбаюсь с теплотой.

-нет, всё хорошо, просто устал. Ты такая умница, горжусь тобой. – целую в губы, вбирая в себя её любовь, её ласку, словно напиться пытаюсь. – только не вздумай там ни с кем замутить, а то сделаю из твоих хахалей учебное пособие по анатомии. – сильно сжимаю её в объятьях.

-я дураков люблю, а разве в мире сыщется кто-то глупее тебя? – дразнит меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍-я серьезно. – трусь носом о её ухо. – я без тебя не смогу, никому не отдам.

-я люблю тебя, Саш. Никого не будет, обещаю. – теперь ответила серьезно, поняв мой настрой.

-выходи за меня, кис. – неожиданно для самого себя предлагаю.

Отстраняется, недоверчиво глядя мне в глаза.

-лишнего выпил что ли? – вот теперь ей не до шуток.

-секунду. – неловко усаживаюсь на одно колено, держа её руку. – я люблю тебя и всю жизнь буду любить. Если тебе правда нужен такой тупой оболтус, то выходи за меня. – несу херню, но других слов подобрать не могу, не репетировал. Но действует, улыбается, слезы проступили.

-нужен, конечно! Да-да-да! – прыгает мне в объятья, чуть не сбив с колен.

-прости, что вот так. Кольцо куплю, самое красивое, обещаю. – сжимаю её, чувствуя облегчение.

Да, день был поганым, но рядом с ней всё становится прекрасным. И я хочу забрать её себе навсегда. Вот так эгоистично.

Причиной смерти мамы пишут цирроз печени. Через три дня похороны, говорю своей невесте об этом прямо накануне. Ругается, не понимает, почему сразу не рассказал. Пытается поддерживать меня, только мне не больно, не грустно. Это странно. Мне абсолютно плевать на этих двоих, словно пустыня. Но свою зануду-ботаника люблю так, что душа выворачивается наружу. Часть денег со счета на квартиру отдаю на похороны. Ну, ничего шикарного. Все алкаши района уже «отметили» с отцом во главе. У гроба только я и Домовёнок.

Через неделю мы даем старт своей фирме и, что поразительно, дело сразу же пошло очень успешно. Когда Глеб Антонович убеждается, что я не просто чесал языком, снова снимаю деньги со счета на квартиру, покупаю шикарное, на мой взгляд, кольцо. Прихожу к ним домой, прошу руки дочери, надеваю ей на палец настоящее кольцо, снова получив в ответ «да» и двойную порцию женских слез, теперь ещё и от её мамы. Но со свадьбой нас просят не торопиться, дать ей хотя бы первый курс окончить. Отец отводит меня на балкон покурить и спрашивает, как жить собираемся.