– С чего Вы решили, будто я могу?

– У вас обоих та же пустота внутри. Тоже отчаяние, те же счеты с миром. Я смог жить дальше, не подумав каково моему ребенку. Вы не знаете, конечно причин. Её мать покончила с собой. Натали все видела и провела с ней три дня, когда наконец я соизволил вернуться домой. Три дня девочка провела в крови и с телом несчастной матери. Я думал, она слишком молода и быстро забудет.

– Сколько ей было?

– Пять. Она не говорила после этого столько же времени. Потом в 13 начался вот этот кошмар, который никогда не закончится.

– Мне очень жаль. Правда. Я могу пообещать лишь одно, я буду рядом. Не буду обещать помешать ей или заставить жить. Я просто буду рядом.

– Спасибо.

Грузный человек ушел, оставив меня в сомнения и размышлениях. Не из-за обещания я поехал в этот центр. Я сам хотел. У меня нет в жизни определенного места, где я мог значить что-то. Где я мог помочь. Не себе, так кому-то. Я всегда знал, чувствовал на ней печать обреченности. И как в первый раз предпочитал ее не замечать, так и в последний. Первый раз я воспользовался особыми чувствами между нами, а в последний раз даже любви оказалось недостаточно…

Занятное лечение здесь. Разговоры, таблетки, снова разговоры. Даже бассейн есть. Есть тренажерный зал, сауна. Санаторий, а не реабилитационный центр.

Мы гуляем по саду с Натали, она кажется еще чувствует вину за мою сломанную конечность. Я продолжаю игнорировать ее извинения. Во-первых, я сделал это сам. Сам прыгнул. Во-вторых, почему я это сделал. Не знаю.

Приветы из России приходят часто и после них я вновь вижу плохие сны. Мне следует вскрыть, наконец нарыв на душе. Но не психологу.

Я хочу открыться ей. Она в состоянии вскрыть мне душу и выслушать меня.

Пару дней я тренируюсь. Не могу начать разговор. Эй, ты знаешь, я спал с сестрой. Вернее, она меня принудила к этому и… Я не могу признаться самому себе. О чем я думаю? Натали и слушать не станет меня. Я отвратителен. Ненормальный.

Палаты здесь убирают по два раза утром и вечером, наши обе палаты приходится убирать чаще. Натали умудряется загрязнить обе почти одновременно.

Ей психолог помогает больше. Перестала подводить глаза черной подводкой и без тонны косметики она кажется заметно моложе. Оказывается, ей столько же как мне. Девятнадцать.

Девятнадцать. Хорошее число.

– Я увижу тебя когда-нибудь в платье?

– А я тебя?

– Мне не пойдет. Знаешь, плечи слишком покатые, да и ноги кривоватые.

– Наоборот кривые ноги не прячут в брюках. При чем тут платья, кстати?

– Просто. Никогда не видел тебя в платье, не включая тот вечер, когда мы познакомились.

– Я тебя тоже. Но не кичусь этим и не давлю. Подумай над этим.

Она бросает в меня едой с подноса: кусочки хлеба летят в разные стороны. Прячу улыбку и отвечаю ей тем же. Похоже, бросание чем-то в друг друга становится еще одной традицией между нами. Приятно заводить традиции.

Не смотря на избежание любого физического контакта Натали каждое утро приходит первой ко мне в палату, закидывает ноги на меня и красит ногти. Бывает свои, бывает и мои, пока я сплю.

Она сушит волосы феном в моей палате, лузгает семечки тоже здесь. Ей нравится создавать вокруг нас маленький хаос. Нравится мусорить, от этого кажется ей становится намного веселее. Я забил на внешний вид, стал отращивать волосы и перестал бриться.

– Мне может тоже перестать брить ноги? Отращу и заплету косички. Что скажешь?

– Нат, чем ты планируешь заняться, когда мы отсюда выйдем?

– Хороший вопрос. Буду пить беспробудно. А ты? Есть идеи?

– Хочу поступить на другое отделение. Сюда я больше не вернусь.

Натали хмыкнула, сосредоточено разглядывая стену:

– Ты хочешь стать нормальным, да? Притвориться, что у тебя все супер и стать чуточку спокойнее для окружающих? Не предоставлять проблем.

– Нет. Я не хочу больше делать себе больно. Мне надоело. Давай найдем себе другое занятие. Какое хочешь.

– Давай покончим с собой. Вместе. Нажремся кучу таблеток, заберемся в ванную и вскроем себе вены. Ты мне, я тебе.

– Давай, – отчего-то соглашаюсь я и почему-то улыбаюсь.

Она улыбается в ответ, зная я победил. Можно бесконечно спорить с друг другом и возможно она этого и хотела. Хотела, чтобы я спорил, убеждал ее жить, ведь жизнь так прекрасна. Проблема лишь в том, что мы словно созданы из одного материала, мы разговаривали без слов.

Она заставила меня это сделать. Сидя в наполненной горячей ванне, в неизменных джинсах и черной футболке я держу в руках лезвие и провожу по ее тонким запястьям. Натали чудесно выглядит в нарядном платье и чулках. Я отчаянно не хотел бы находиться бы здесь, но эта девушка прекрасно умеет манипулировать мной. Ей нужно доказательство. Доказательство моей безграничной преданности. Безграничного доверия. Убеждения в том, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не брошу ее, буду рядом, чтобы она не сделала и смирюсь с ее любым выбором.

Я вздрагиваю и прикусываю нижнюю губу, когда ее лезвие вонзается в мое левое запястье. Мы все делаем не по правилам. Так не кончают с собой. Режут вдоль, а не поперек. В данный момент это больше театральное представление, чем сведение счетов с жизнью.

Когда губы девушки озаряет улыбка, счастливая улыбка, я тоже улыбаюсь. Мы оба абсолютно трезвые, больше того оба понимаем, ничего отныне не будет иначе. Обмен кровью и несколько коротких поцелуев превратили ненормальную игру в детскую забаву.

У нас до сих пор не случалось физической близости, никто из нас не готов к этому. Она раньше занималась сексом из чувства скуки и не предавала этому большого значения, теперь ее мировоззрение изменилось. Теперь она стала понимать и давать оценку своим поступкам. Что до меня, я почти принял свое существование в этом мире и пока не хотел торопиться. Секс между нами не представляем. Пока.

Эти антидепрессанты, как бы Натали их не ругала, все же действуют. Наверное, из-за них мы спокойно вылезаем из ванны, помогая друг другу и перевязываем запястья. Потом оба смотрим как вода, слегка розоватая от крови утекает в слив.

– Как ты думаешь, может нам сделать тату в честь этого события? – спрашивает Натали, и я смеюсь, привлекая ее к себе. Она сомневается лишь мгновение и обвивает меня руками в ответ.

– Я чувствую себя из племени Майя. Жертвоприношение и все такое. После сегодняшнего нас точно не выпишут.

– Плевать. Выпишут. Ты станешь строить свои шалашики из бумаги и нам все простят.

Не простили. Более того, хотя все думают, что мы свели все усилия на нет, это не так. Натали становилась другой. Это психотерапевт отметил. Я же думал о том, что она может обвести все вокруг пальца, кроме меня. Доверие. Вот что беспокоило нас обоих.

У нас не совпадали диагнозы, у нее подозрение на нимфоманию как дополнительный, а у меня сексуальная аверсия. На двоих лишь расстройство адаптации и алкоголизм. Забавно, когда пытаются найти оправдание твоим поступкам и поведению. Вдвоем мы посмеялись над диагнозами. Мы не знаем себя, откуда мозгоправам их знать?

В качестве терапии мне предложили позвонить сестре. Я целый день слонялся по больнице, не решаясь на этот шаг. Терять нечего, кроме душевного спокойствия. Любил ли я ее? Не переходила ли моя любовь на сегодня грани и рамки? Я не хотел ненавидеть ее, никогда не желал ничего плохого. Но она сломала меня. Сломала, играя. Испортила. Пройдет немного времени, года, прежде чем я смогу спокойно разговаривать с ней, не стремясь напомнить о том, что она сделала со мной. Я наверное и не смогу признаться самому себе. Этот период в моей жизни всегда будет за закрытой дверью, в самой глубине темного ящика в душе. Я задушу остатки пагубного чувства в себе и никогда больше не открою, выброшу ключ.

Мой психотерапевт, хороший, кстати мужик, говорит о том, что ничего противоестественного не случилось. Оральный секс есть секс. Он приводил множество примеров в истории мира, когда подобное случалось между двумя родными людьми.