– Я, сэр.

– В одиночку?

– Да, сэр.

– Что же, больше никакой родни у вас нет?

– Всех моих братьев забрали в армию, сэр, воевать с Северным Халифатом.

– Они храбрые ребята, я уверен, – ободряюще кивнул Фэйрфакс.

Война эта шла всю его жизнь и много столетий до его рождения, во всяком случае, так говорили: постоянная, странно далекая. Периоды затишья перемежались леденящими кровь рассказами о жутких зверствах, которые вызывали всплеск народного возмущения, после чего военные действия начинались заново. Заключались они главным образом в несении скучной гарнизонной службы на далекой заставе где-то в йоркширской глуши. Однако участники регулярных карательных рейдов, совершаемых, чтобы держать исламистский анклав под контролем, рисковали быть взятыми в плен и обезглавленными, и все подобные случаи правительство непременно предавало огласке.

– Я помолюсь и за них тоже, – добавил Фэйрфакс.

Он сунул молитвенник под мышку, осторожно поставил ногу на хлипкую нижнюю ступеньку, полез вверх по лестнице и, протиснувшись сквозь люк, очутился на чердаке. Роуз последовала за ним. Единственным источником света было окно с разбитым мутным стеклом. В углу, возле простого дощатого стола, стояла койка, на которой лежала женщина, похожая на обтянутый кожей скелет. Ее руки и ноги были забинтованы, а голова перевязана чем-то очень похожим на грязную салфетку. Глаза, необыкновенно большие, темные и блестящие, светились умом. Роуз присела на корточки рядом с кроватью и погладила женщину по лицу. Фэйрфакс изо всех сил старался не замечать запаха.

– Миссис Шоркум, я Кристофер Фэйрфакс.

Она слегка повернула голову:

– Спасибо, что согласились прийти, преподобный отец.

– Я не мог поступить иначе. Когда вы в последний раз причащались?

– Да уж пару недель тому как. – Голос был совсем слабым. Фэйрфаксу пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. – Прямо перед тем, как отца Лэйси убили.

Он ободряюще улыбнулся больной:

– Его не убили, миссис Шоркум. Его смерть была трагической случайностью, честное слово.

– Нет, сэр, его убили черти в лесу. А ведь я предупреждала его, сэр, чтоб не ходил туда. Я ему говорила! – Женщина явно разволновалась. – Я видала их, когда была девчонкой.

Она попыталась приподняться.

– Ну как бы там ни было, теперь он покоится с миром. Не волнуйтесь так.

Не очень понимая, чего именно от него ожидают, он разложил на столе облатки и вино и раскрыл свой молитвенник.

– Вы готовы вкушать Тело Господне? – Он устроился перед постелью. – Помолимся все вместе? Господь, всемогущий и вечно сущий, творец рода человеческого, исправляющий тех, кого Ты любишь, и карающий всех, кто предстает перед Ним, молим Тебя, не оставь милостью своей болящую рабу Твою Матильду, даруй ей терпение смиренно переносить недуг и исцели ее от немощи, если будет на то Твоя воля.

Женщина была слишком слаба, чтобы проглотить облатку. Фэйрфакс обмакнул палец в вино и смочил ее растрескавшиеся губы. Когда обряд был закончен, она положила свою перебинтованную руку поверх его руки и закрыла глаза.

Остаток утра они переходили из дома в дом, исполняя обязанности, которые прежде лежали на отце Лэйси и которые целую неделю после его гибели никто не исполнял: навещали больных и обездоленных. Роуз точно знала, куда его вести, и проворно передвигалась между дворами, ныряла в узкие улочки, приподнимала веревки с сохнущим на них бельем, чтобы он мог пройти.

Последующие часы слились для него в бесконечную череду грязных постелей, рыдающих пучеглазых детей, полутемных комнат, отвратительных запахов, нечистот и соломы, собак, кошек, свиней и кур, бродящих туда-сюда. Он причащал, выслушивал еле слышные признания, произносил слова утешения, принимал скромное угощение – воду, чай, хлеб – всякий раз, когда его предлагали. Не потому, что ему этого хотелось, нет, видит Бог, он с трудом сдерживался, чтобы не кривиться всякий раз, когда делал глоток, но из опасения обидеть людей отказом. Все это время он понимал, что Роуз наблюдает за ним, и отдавал себе отчет в том, что поступает так не только из чувства долга, но и ради ее одобрения. Пусть она увидит, что он серьезный человек, а не какой-нибудь молодой фанатик, возражающий против того, чтобы она выходила из дому без сопровождения, или равнодушный богослов из большого города, брезгующий бедными. Это было абсурдно, но факт оставался фактом: в тот момент для него было важнее хорошее мнение о нем простой деревенской девушки, нежели умудренного жизнью могущественного епископа.

Когда все облатки были использованы, а фляга с вином опустела, они вернулись по залитым водой переулкам на главную улицу и перешли по мосту на другую сторону. На этот раз девушка шла рядом с ним, а не впереди. Фэйрфакс счел это знаком расположения и, когда они поравнялись с церковью, сказал:

– Спасибо тебе, Роуз, за помощь. Сегодня утром я чувствовал себя ближе к Богу, чем на протяжении многих месяцев. – Девушка никак не отреагировала, и он продолжил говорить в пустоту: – Кроме того, я чувствовал сродство с отцом Лэйси. У меня было ощущение, что в этих убогих лачугах витает частица его духа. Он был хорошим пастырем, теперь я это вижу. Поистине святым человеком, кто бы что ни говорил про него в деревне.

Роуз посмотрела на него и поджала губы, точно была не вполне с ним согласна. Но Фэйрфакс списал это на игру своего воображения.

Когда они дошли до дома священника, она знаком велела ему идти не через парадную дверь, а через боковую. Деревянная калитка в серой каменной стене вела в небольшой хозяйственный двор. Там располагались огород, сад, курятник и дощатая уборная, которых он не заметил в темноте позапрошлой ночью. Все это содержалось в безукоризненном порядке. В небольшом загоне, за оградой из жердей, щипала сочную травку бурая корова. После дождя воздух был чистым и свежим. Вдалеке блестели в лучах солнца рощи и холмы.

Ворота конюшни делились надвое по горизонтали. Верхние створки были распахнуты, и оттуда выглядывала Мэй. Роуз потерлась бледной щекой о серую морду кобылы, промычала что-то успокаивающее – Фэйрфакс впервые услышал звук, исходящий от нее, – и потрепала лошадь за ухо. Потом открыла нижнюю дверь. Пройдя мимо кобылы, она вернулась с седлом Фэйрфакса в руках, прислонила его к стене и вновь скрылась внутри.

Он устремил взгляд на холмы. Разумеется, девушка была права: следовало немедленно отправляться в обратный путь, пока вновь не разыгралась непогода и не отрезала ему дорогу. И тем не менее Фэйрфакса задело то, как неприкрыто она демонстрировала свое желание спровадить его. Послышался шелест сметаемой соломы. Фэйрфакс подождал некоторое время, но Роуз так и не появилась, и он зашел в конюшню. Девушка только что закончила расчищать пятачок в дальнем углу стойла. Отставив в сторону метлу, она опустилась на колени и принялась вытаскивать из стены кирпичи, аккуратно складывая их. Затем сунула в отверстие руку и вытащила один за другим четыре больших плоских предмета, завернутых в старинную пластиковую пленку черного цвета.

Роуз шла впереди, проверяя, свободен ли путь. Прежде чем открыть заднюю дверь, дверь кухни и, наконец, дверь, ведущую в кабинет, она ненадолго останавливалась и прислушивалась. Свертки казались тяжелыми, как могильные камни. Фэйрфакс нес их, неловко прижимая к груди, и с облегчением сгрузил на стол. Ему уже было не по себе, словно он оказался втянут в какой-то заговор. Тем не менее он осторожно прикрыл дверь, чтобы не шуметь, и понизил голос:

– Я так понимаю, это и есть те самые приходские книги?

Взгляд широко раскрытых глаз девушки был прикован к его лицу. Она кивнула.

– Но зачем их унесли в конюшню? Это ты их спрятала?

Она энергично замотала головой.

– Значит, это был священник?

Неохотный кивок.

– С твоей помощью?

Она затрясла головой.