аль-Ибрагима. Сейчас, одну минутку... восемь-три-пять-четыре -
шесть-шесть-один, - ответил секретарь. В его интонации легко
ощущались недоумение и любопытство, поскольку переговоры между
участниками матча за несколько часов до игры не входили в рамки
общепринятого теннисного этикета и имели место лишь в исключи-
тельных случаях, но занимаемое положение и традиционная английс-
кая вежливость не позволяли ему спросить о причинах такого пос-
тупка.
- Благодарю вас, я всего лишь хотел уточнить одну небольшую
деталь, - быстро ответил Лонгли и повесил трубку.
Несколько минут Уэйн сидел в нерешительности, раздумывая, что
же он, в самом деле, хочет сказать этому загадочному египтянину
или, что более вероятно, его менеджеру. "Конечно же, сейчас он
откажется дать мне возможность поговорить лично с Хамадом, а на
все вопросы с вежливым удивлением ответит, что не понимает, о чем
идет речь. После этого мне ничего не останется, как официально
заявить об отказе играть матч... О черт, теперь уже и это невоз-
можно, ведь я же только что говорил с секретарем оргкомитета", -
с ужасом подумал он. Им овладело желание вообще никуда больше не
звонить, а просто одеться, незаметно выйти и уехать, исчезнуть,
бежать куда глаза глядят от надвигающегося кошмара. Тем не менее,
повинуясь скорее не рассудку, а какому-то подсознательному им-
пульсу, он снова снял трубку и стал нажимать кнопки: 8-3-5-4-6-
6-1.
Послышались гудки, а затем... Нет, на этот раз Уэйн не поте-
рял сознание и даже не особенно испугался, а лишь слегка вздрог-
нул, поскольку в глубине души он догадывался, предвидел, или,
точнее будет сказать, ЗНАЛ, каким будет ответ.
- А, мистер Лонгли, добрый день,- сразу, не дожидаясь, пока
Уэйн представится, сказал ТОТ голос, в котором на этот раз звуча-
ла явная ирония и насмешка. - Вы, кажется, собираетесь отказаться
сегодня играть? Что ж, это ваше законное право. Только учтите,
ведь вы же лучше меня знаете, что отказ означает поражение, а ва-
ше поражение означает выполнение условия, о котором вы уже пре-
дупреждены.
- Но... но это же невозможно, - заикаясь, пробормотал Уэйн.
- Разумеется, разумеется, так же как и то, что случилось этой
ночью. Вы не беспокойтесь, я лишь хочу вас предупредить, что ос-
тавшихся двух с половиной часов вам как раз хватит, чтобы поки-
нуть Англию. Да и что, собственно, значат какие-то жалкие Бри-
танские острова в сравнении с жизнью и рассудком великого и не-
превзойденного Уэйна Лонгли? Так что поступайте как знаете, вам
решать...
Раздался приглушенный смех, но через мгновение он затих, и
послышались гудки, но не короткие, как при прекращении разговора,
а длинные, что означало, что на другом конце провода к телефону
никто не подходил. Затем трубку сняли, и энергичный баритон с
легким восточным акцентом произнес:
- Слушаю.
- Мистер аль-Ибрагим? - изо всех сил стараясь не выдать вол-
нения, спросил Уэйн.
- Да, что вам угодно?
" Это Уэйн Лонгли. Я бы хотел срочно связаться с Анваром Ха-
мадом", - мысленно произнес Уэйн, но в тот же момент со всей от-
четливостью осознал, что ни c Хассаном аль-Ибрагимом, ни с Анва-
ром Хамадом ему сейчас говорить не о чем, а то единственное, с
чем действительно имеет смысл поговорить - это его психика. Язык
аутотренинга, на котором следовало общаться в подобных случаях,
он знал достаточно хорошо.
"Все это - мои галлюцинации и не более того. В действительнос-
ти ЭТОГО не существует."
"Но Мартин Нильссон, Роксбург, наконец, землетрясение.."- от-
ветил ему внутренний голос.
"Это не имеет никакого значения. Может быть, ЭТО существует
для Нильссона, Роксбурга, моего тренера или кого-нибудь еще, но
для меня ЭТОГО нет. Для меня существует Уимблдонский турнир, Ан-
вар Хамад, который по счастливому стечению обстоятельств вышел в
финал, и, наконец, существует финальный матч, в котором я должен
его победить, и не по какой-то мистической причине, а просто по-
тому, что сильнее играю. А землетрясение было в действительности,
но в нем нет ничего сверхъестественного, и мой ночной кошмар и
все дальнейшие фантазии навеяны именно им. Не надо умножать сущ-
ностей - сказал какой-то древний философ, не помню его имени. Но
это не имеет значения, важно лишь то, что это изречение правиль-
но, и спорить тут больше не о чем", - твердо и решительно сказал
Уэйн самому себе.
Внутренний голос хотел еще что-то возразить, но его оборвал
Хассан:
- Я слушаю, говорите же! - кричал он в трубку.
Не ответив ни слова, Уэйн разъединил линию, поднялся с крес-
ла, взял ракетку и, насвистывая мелодию любимой песни, принялся
спокойно имитировать удары справа и слева. Впервые за этот день
он ощутил себя прежним Уэйном Лонгли - победителем.
