уже играл и даже выиграл финальный матч на турнире в Германии с
гриппом и высокой температурой.
Тем не менее на душе у него скребли кошки, мысли о реальности
ночных звонков не давали сосредоточиться, а головная боль, не ис-
чезнувшая, как обычно, после таблетки сильнодействующего анальге-
тика, нарушала координацию движений. На протяжении всей часовой
тренировки он был невнимателен и допускал множество грубых оши-
бок, чем вызывал крайнее недовольство тренера. Нортон кричал, ру-
гался, а после очередной пущенной Уэйном в аут подачи впервые в
жизни обозвал его идиотом.
- Послушай, Уэйн, я не знаю, что с тобой сегодня происходит.
Ты извини меня за грубость, но, понимаешь, такая игра не достойна
не только первой, но и пятидесятой ракетки мира, - мрачно произ-
нес Нортон, когда в пол-одиннадцатого они покидали корт.
В машине тренер с не свойственными для него волнением и жес-
тикуляцией говорил о подаче и ударе слева, но до Уэйна, отрешенно
сидящего с понуро опущенной головой и разглядывающего свои ногти,
доносились лишь отдельные обрывки фраз. Он автоматически и одно-
сложно отвечал что-то типа "Я в полном порядке, только почему-то
не в форме", "Да, я буду придерживаться именно такой тактики" и
"Я все равно в любом случае выиграю", но не верил ни одному свое-
му слову. На самом деле основным чувством, которое он испытывал в
этот момент и в бездну которого полностью погрузилось его созна-
ние, был страх. Впервые за всю свою спортивную карьеру он испыты-
вал дикий, безотчетный страх
(ПЕРЕД КАТАСТРОФОЙ, БЕЗУМИЕМ И СМЕРТЬЮ)
перед поражением, которое почему-то казалось ему практически не-
избежным.
До начала финального матча оставалось три с половиной часа.
Сказав тренеру, что он хочет отдохнуть и настроиться на матч с
помощью аутотренинга и закрывшись у себя в номере, Уэйн сел в
кресло, закрыл глаза и попытался еще раз хоть как-то осмыслить
все события, происходившие в течение последних нескольких дней.
Потом он принялся просматривать фрагменты видеозаписей двух пос-
ледних матчей с участием Анвара Хамада.
Встреча с Роксбургом... В первых двух сетах австралиец играет
мощно и практически безупречно. Уэйн быстро перемотал эти фраг-
менты и стал внимательно смотреть запись начиная с середины
третьего сета. Роксбург уверенно выигрывает гейм на своей подаче,
и при счете 4:1 в его пользу соперники уходят на перерыв. Рокс-
бург улыбается и пьет "Пепси-колу", по-видимому, нисколько не
сомневаясь в том, что следующие два гейма станут последними в
матче. Хамада, конечно же,не показывают. И вот начинается следую-
щий гейм...
С этого момента, явившегося переломным в матче, Уэйн стал
пристально наблюдать за всем происходящим на корте, особо кон-
центрируя внимание на Хамаде. Но, к сожалению, запись почему-то
оказалась нерезкой, и разглядеть черты его лица было невозможно.
Уэйн несколько раз останавливал перемотку, фиксируя кадры, на ко-
торых готовящийся к подаче Хамад был показан крупным планом, и с
удивлением отмечал, что, хотя окружающие предметы, вплоть до от-
дельных травинок, струн на ракетке и ворсинок на мяче были видны
совершенно отчетливо, его лицо было размазано, как будто его зас-
тилала какая-то серая дымка. Перемотав кассету назад, Уэйн отме-
тил, что еще в позапрошлом гейме в точно такой же ситуации на по-
даче Хамада ничего подобного не было... Смуглое лицо с правильны-
ми чертами, кудрявые волосы, выражение некоторой растерянности и
обреченности, вполне соответствующее счету и характеру игры. То
же самое и во втором, и в первом сетах. Но в третьем и при счете
4:1, и в следующем гейме, когда Роксбург при выполнении подачи
внезапно согнулся пополам и схватился за спину, причем его гримаса
боли была яркой и выразительной, и на протяжении всей дальнейшей
игры на месте лица египтянина можно было увидеть лишь размытые
очертания губ, носа и глаз, как иногда бывает, когда по телевизо-
ру показывают секретных агентов или участников криминальных рас-
следований.
Дрожащей рукой Уэйн вынул кассету, и поставил на ее место
другую, где был записан матч, а точнее незавершенный первый сет
Хамада с Мартином Нильссоном. В первых геймах не было ничего не-
обычного, и оба игрока были видны четко и контрастно, но при сче-
те 5:3 (как и рассказывал Мартин в больнице) лицо Хамада вновь
"расплылось". С замиранием сердца Уэйн стал смотреть последний в
этом матче гейм... Нильссон выходит на подачу. И хотя он, как
обычно, делает это неторопливо, размеренно постукивая мячом о
землю, но если внимательно присмотреться, становится заметным,
что его руки дрожат, но не это главное...Главное - его г л а з а,
в которых сквозит испуг, нет, даже не испуг, а ужас, особенно
когда он смотрит на соперника...
Он подает, сразу выходит к сетке и наносит удар с лета. Такие
мячи считаются мертвыми, неберущимися, но в каком-то невероятном
