Все очень довольны, что дело перешло в "высшие сферы", и каждый уверен, что начальник за него постоит и в обиду не даст. Когда же, наконец, после длительной и бесцельной переписки, волнений и ненужных докладов, сопряженных с огромной потерей времени, приходили к какому-либо решению, то оказывалось, что обстановка настолько уже изменилась, что вопрос отпал сам собою. Знаете, что однажды сказал по данному поводу Фридрих Великий? Что на войне самое непростительное преступление — это не принять неверное решение, а совсем не принимать решений! В общем, цирк уехал, клоуны остались!

Одного дня на новой службе мне хватило, чтобы понять, что тут я не помощник. Хаос не моя стихия. От всего этого бедлама голова кругом шла. Как же вы меня все утомили! Единственный приятный момент, что мне удалось получить в этот день подъемные и небольшой аванс. Но, официальное назначение помогло моим личным делам. На следующий день я решил не тянуть кота за разные места и выписал себе командировку в Ростов, для организации взаимодействия с Добровольцами Корнилова. Кроме того, я командировал ко мне в подчинение и Джа-Батыра с пятью его бойцами. Пусть осмотрятся на местности. Приглядеться надо.

Я то здание Ростовского госбанка себе прекрасно представляю. За сто лет мало что изменилось. Когда пройдут все восемьдесят с лишним лет советской власти, и она канет в лету, работники банка достанут заботливо сохраненный в подвалах литой царский герб с двуглавым орлом и снова водрузят его на здание. Будто и не было власти большевиков. Хотя это не так. Стоящий рядом собор большевики успешно взорвут.

28 января 1918 года мы дружной компанией отбыли в Ростов. К полудню были на месте. Калмыки получили приказ осмотреть Госбанк, находящийся в центре и уделить особое внимание доходным домам, расположенным с тыла. Поляки будут вести подкоп прямо через центральную улицу — Большую Садовую.

Думаю, мы изрядно сэкономим наше время, если будем работать с другой стороны. Кроме того, они должны были разведать частный сектор в Богатяновке и договориться там о дальнейшем постое, вместе с своими лошадьми. Встретиться мы должны были в центральной гостинице расположенной на той же Большой Садовой улице, известной мне в будущем под название "Московской". Там сейчас и проживало большинство буржуев и немало генералов. Так что я мог там решить и рабочие вопросы и личные.

Естественно, я отчаянно спешил. Обстановка к этому располагала. Все уже сидели "на чемоданах". Время было к обеду, а коммерческие вопросы они деликатные. Но тут надо было действовать мгновенно. Я делал с ходу предложения буржуям, если кто-то высказывал заинтересованность, то договаривался, что покажу записи эксперту. Мой напор и хватка могли бы дать фору челюстям английского бульдога. Но нужно продать свой товар сегодня, в крайнем случае, получить аванс, хотя бы тысячу рублей. Так как дела на фронте обстояли просто ужасно.

Известный легендарный донской партизан — полковник Чернецов, стяжавший громкую славу и одним своим именем, вызывавший у большевиков панический ужас, погиб еще 22 января близ хутора Гусева от руки изменника подхорунжего Подтелкова (этот подхорунжий Лейб-Гвардии 6 Донской батареи, с началом революции быстро усвоил ходячие большевистские лозунги), будучи окружен большевистски настроенным сводно-казачьим отрядом "братвы", под начальством войскового старшины Голубова.

Этот Голубов — странный персонаж. Донской казак по происхождению. Окончил Донской кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище. Служил в донской артиллерии, а затем ушел в Томский университет, где всегда считался человеком крайних правых убеждений. В дни войны вернулся на службу.

Неглупый, лично храбрый, алкоголик, с большими наклонностями к авантюризму, он с началом революции, видимо, задался авантюрной целью стать "красным донским атаманом" и с неутомимой настойчивостью начал проводить в жизнь свой нелепый замысел. Не стесняясь в средствах, он добивается популярности и влияния среди части казачества, склонного к усвоению большевизма и в дни Каледина увлекает за собой небольшое количество казаков, составляет из них "революционную ватагу" и с ней ведет борьбу против Донского Правительства. Но большевики его лишь поманили Атаманской властью, использовали и потом сразу убили. Собаке — собачья смерть!

Донское Правительство не совсем ясно представляло себе сущность большевизма, так как жило иллюзиями, наивно веря, что людей воспринявших большевизм, еще можно излечить словами. Не имея за собой надежной силы, Донская власть в средних числах января даже вступила в переговоры с Каменским "революционным Комитетом" и пригласила в Новочеркасск большевистских главарей Подтелкова и Кривошлыкова. Правительство обещало им безопасность и сдержало слова. Это вопиющая глупость! В дальнейшем, попытаются положиться на ответное слово этих же людей, но убедятся, что большевики вероломны.

"Комитет" возглавляя главным образом далеко не полные 10, 27, 35 и гвардейские казачьи полки, большевистски настроенные, обещал сохранить "нейтралитет". Правительство его заявлению поверило, а в итоге, от руки этих казаков погиб краса Дона — партизан Чернецов!

Но, вернемся к фронту. Сведения о разгроме Чернецова в штабе первое время были неопределенны и разноречивы. Обаяние этого знаменитого Донского героя было настолько сильно, что долгое время не хотели верить в его гибель, все надеялись, что каким-то чудом он уцелел, и спасся. Но мало-помалу, полученные донесения и рассказы очевидцев, подтвердили его смерть, внеся большое уныние и поколебав дух, как военного командования, так и всех защитников Дона.

Гибель степного богатыря была незаменимой потерей для казачества. С ним терялась последняя опора независимости и свободы Донского края. Достойных Чернецову заместителей не нашлось. Партизанские отряды войскового старшины Семилетова, прапорщика Назарова, есаула Лазарева, сотника Попова и других оказались гораздо слабее.

Задачей партизанских отрядов было не допускать большевиков в Новочеркасск, с боем отстаивая каждый шаг.

Кучка верных долгу офицеров, кучка учащейся молодежи, несколько казаков, не изменивших присяге, — вот все, что защищало Новочеркасск и поддерживало порядок в городе, кишевшем большевиками. Иногда босые, плохо одетые, плохо вооруженные, без патронов, почти без артиллерии, они огрызались от навалившихся на них со всех сторон огромных большевистских банд и таяли не по дням, а по часам.

Большевики, уклоняясь от виселицы, непрестанно усиливаясь, с каждым днем наседали все смелее и энергичнее.

Не только все железные дороги из Европейской России в Новочеркасск и Ростов были уже в их руках, но они уже владели Таганрогом, Батайском, и станицей Каменской, где образовался военно-революционный казачий комитет, и где была штаб квартира Подтелкова и Кривошлыкова. Особенно сильно напирали красные со стороны станицы Каменской, стремясь постепенно изолировать Новочеркасск и превратить его в осажденную крепость.

Без ропота, с небывалым порывом, мужественно несли свою тяжелую службу донские партизаны, напрягая последние силы, чтобы сдержать этот натиск противника.

Ростовское направление пока еще прикрывалось Добровольческой армией, ведшей бои с большевиками на Таганрогском и Батайском направлениях. С других сторон Новочеркасск, в сущности, был открыт, и легко уязвим. Приходилось, стоя на месте, отбиваться, иногда уступая противнику, отходить понемногу к Новочеркасску, что грозило кончиться полным окружением. Стальное кольцо вокруг города постепенно суживалось, обстановка становилась серьезнее и безнадежнее.

Оборона калединцев состояла просто из кучки партизан, которые стояли и сражались, иногда не получая приказов, но всегда преисполненные гордости и решимости, пока в конце концов их не уничтожила атака за атакой. Положение осложнялось тем, что главный источник пополнения боевых частей — приток добровольцев извне совсем прекратился, просачивались редко только отдельные смельчаки.