– Какой забавный попугай! Мальчик или девочка?

– Мальчик, – тихо ответила Хелена. – По крайней мере мы так думаем. У попугаев это трудно определить.

– Он умеет говорить? – поинтересовался юноша.

– Ещё как, – немного расслабившись, сказала Хелена.

– Хиккори-диккори! – каркнул Орбит.

– Вот чудо! – с восторгом воскликнул молодой человек. – Ах, я не представился. Меня зовут Стэнли Ричардс – пожалуйста, зовите меня просто по имени. Я работаю в семье Уэсткотт. – И он протянул руку.

Хелена растерялась: должна ли она пожать юноше руку? Кончики пальцев у него были испачканы чернилами и чем-то похожим на мел. Девочка иногда сопровождала отца во время визитов в богатые дома престижных частей Лондона вроде Челси и Кенсингтона, где он чинил часы. Там слуги были в чёрных костюмах и белых перчатках, и посетитель, чтобы сообщить хозяевам о своём прибытии, клал на серебряный поднос визитную карточку. Не могло быть и речи о том, чтобы пожимать прислуге руку или называть кого-то из них по имени. Стэнли же смотрел на Хелену выжидательно, искренне улыбаясь, и девочка невольно улыбнулась ему в ответ. Может быть, в Кембридже просто другие правила этикета? Она тоже протянула руку, и Стэнли крепко пожал её, оставив у неё на ладони следы белого порошка.

– А вы, должно быть, мистер Грэм, – сказал он, повернувшись к часовщику. – Добро пожаловать в дом мистера Уэсткотта.

Хелена оглядела большой коридор и вытерла испачканную мелом руку о плащ. Это жилище ничуть не напоминало жилой дом. Где же изысканные, обитые шёлком стулья, высокие вазы с благоухающими цветами, ковры? Где уютное потрескивание поленьев в камине, прогоняющее вечернюю прохладу? Ничего общего с домашним очагом.

Вдоль каждой стены широкого коридора стояли по шесть напольных часов в корпусе из тёмного дерева – такие высокие, что резные навершия почти касались потолка. Маятники ритмично качались за выпуклыми стёклами, словно махали руками. В конце коридора, перед холодным зевом камина, стоял стол с похожими на свадебный торт большими четырёхъярусными часами в виде золотой пагоды, и от их быстрого тиканья у Хелены захватило дух. Справа и слева располагались столики поменьше, на которых громоздились золотые и серебряные дорожные часы. Хелена стала разглядывать призрачные отпечатки на стенах, где когда-то висели картины, а вокруг звучало и отражалось эхом мерное постукивание. Это был не дом, а музей, до самой крыши забитый часами.

Хелена подняла клетку с попугаем и прижала её к груди. Стэнли подхватил громоздкий чемодан новых жильцов и повёл их к лестнице. Девочка стиснула зубы и сосредоточилась на пятках чёрных ботинок юноши. Глаза защипало. Как мог отец согласиться работать здесь бессрочно?! От злобных взглядов мистера Уэскотта в сторону Орбита Хелен бросило в дрожь. А договор! Кэтрин, похоже, не одобряет его условий, но, видимо, она не обладает большим влиянием на брата.

– Какая удивительная коллекция часов! – пробормотал отец, когда они медленно поднимались по лестнице.

Стэнли остановился на площадке второго этажа и, поморщившись, переложил чемодан из одной руки в другую:

– Да, мистер Грэм. Думаю, их тут около сотни: напольные, дорожные, с открытым механизмом, не говоря уж о карманных.

– Куранты, куранты! – высоким голосом пропел Орбит.

– А почему уволился предыдущий хранитель часов? – полюбопытствовал отец. – Я задавал это вопрос в письме к мистеру Уэсткотту, но не получил ответа.

– Боюсь, мистер Уэскотт не посвящает меня в подобные обстоятельства, – слегка пожав плечами, сказал Стэнли.

Отец уверенно улыбнулся ему:

– Что ж, тогда покажите нам поскорее комнаты, чтобы я мог приступить к работе.

– Прямо сегодня?! – воскликнула Хелена. Было почти шесть часов вечера, и она надеялась на лёгкий ужин (и фрукты для Орбита), а потом собиралась лечь спать с дороги.

– Конечно, Хелена. Нельзя терять время. Я должен сделать опись часов, проверить их состояние, выяснить, какие из них нужно завести, – ответил отец.

– Разумеется, мистер Грэм. – Стэнли продолжал подниматься по великолепной лестнице с резными перилами, словно оплетёнными виноградными лозами. Остановившись, он просиял добродушной улыбкой. – Должен сказать, я ужасно рад, что вы здесь поселитесь.

В ответ на приветливость Стэнли Хелена, сама того не желая, выдавила полуулыбку, досадуя, что губы иногда делают это помимо её воли. Ничего приятного в данной ситуации не было. На самом деле она пережила ужасный день и не могла дождаться, когда останется с отцом с глазу на глаз и выскажет ему своё мнение.

Стэнли поднял голову к большим глухо тикающим напольным часам.

– О боже, – вздохнул он, со стуком опуская чемодан на пол. – Приготовьтесь. Сейчас часы будут бить.

Хелена с отцом переглянулись.

Стэнли состроил извиняющуюся рожицу и закрыл уши руками.

Отец наморщил лоб, явно тоже находясь в замешательстве. С каждой минутой этот странный дом удивлял их всё больше и больше.

Первый громкий удар издали часы, рядом с которыми они стояли. Орбит испуганно вскрикнул и захлопал крыльями о прутья клетки.

Второй, третий и четвёртый удары поднялись вверх по лестнице как дым.

Пятый и шестой, настойчивые и пронзительные, доносились с верхнего этажа.

Дальше сосчитать их было уже невозможно.

Низкий бой, высокий звон, тонкое треньканье, крик кукушки, однообразная дребезжащая мелодия, похожая на звуки заводной музыкальной шкатулки, которую отец однажды смастерил Хелене на Рождество.

Стэнли не отнимал рук от ушей и стоял зажмурившись, словно оглушительная какофония причиняла ему боль.

Отец удивлённо разинул рот и, склонив голову набок, прислушивался к пению часов, как будто изучал их «голоса» по отдельности.

– Они бьют не синхронно, – перекрикивая шум, сказал он. – Это надо немедленно исправить.

Орбит стал раскачиваться в клетке из стороны в сторону.

– Дин-дон-бамс! – крикнул он, и его глазки-бусинки расширились от испуга. – Мама, мама, мама!

– Тише, Орбит, не бойся, – успокоила его Хелена, хотя ей бы и самой не помешало утешение.

С верхнего этажа раздался последний удар, самый громкий и глубокий, словно стоявшие там часы объявили: «Достаточно».

Стэнли открыл уши и вздохнул. Затем, словно ничего необычного не произошло, он поднял чемодан и пошёл дальше по лестнице, жестом пригласив Хелену и её отца следовать за ним.

– Так, – произнёс отец, крепко стискивая в руках чемоданчик с инструментами. Щёки у часовщика пылали, глаза горели лихорадочным огнём.

Хелене был знаком этот взгляд – он часто блуждал на лице родителя, когда девочка возвращалась из школы домой в часовую мастерскую, где отец работал вместе с двумя товарищами. «Посмотри, Хелена, какая филигранная работа, – говорил он, склоняясь над золотым брегетом или над изысканными дорожными часами. – Взгляни на этот фарфоровый циферблат, изящные стрелки, тонкие пружины. И ведь кто-то же изобрёл такой чудесный механизм!» Хелена обычно улыбалась и ждала, когда отец закончит свою восторженную речь, стараясь припомнить, когда он в последний раз с таким же восхищением говорил о ней.

На этаже под самой крышей вправо и влево от маленькой лестничной площадки тянулись коридоры. Здесь было темнее, окна меньше, стены выкрашены, а не оклеены обоями, деревянный плинтус обшарпан.

– Комнаты мистера Уэскотта слева по коридору, – сообщил Стэнли. – Ваши будут справа.

– Мистер Уэскотт спит в людской? – удивился отец.

Стэнли пожал плечами:

– Все остальные комнаты занимают часы.

– Неужели абсолютно все?! – в изумлении распахнула глаза Хелена.

– Все до единой, – с тяжёлым вздохом подтвердил Стэнли.

Окно на площадке было открыто, и порыв свежего воздуха пробрался Хелене под воротник. Звук, похожий на шелест трепещущей на ветру бумаги, пощекотал ей уши. Стэнли и отец, кажется, не расслышали его – увлеченно беседуя о распорядке дня и ведении хозяйства, они уже шагали по правому коридору. Хелена бросила взгляд в том направлении, откуда исходил шорох. У входа в противоположный коридор развевался прикреплённый к стене чуть выше человеческого роста листок.