А на следующее утро я столкнулся с Торндайком в клубе. Я не знал, что он вернулся из Ирландии. Я бросился к Аде, и она подтвердила, что выйдет за него, если он сделает предложение. Он сделал, уже на следующей неделе. Я подумал – письмо всё ещё у Меган, но Торндайк не должен получить Аду – и не получит, если я что-нибудь сделаю. Я сам сделал ей предложение, и моя бедная любовь приняла его. Незадолго до этого я бы скорее сам отрубил себе правую руку, чем предложил это ей, зная, что уже женат и что правда может выплыть в любой миг. Забавно, что сделав одну низость, легко пойти на другую. Как будто совесть привыкает. Я собирался жениться на Аде, чтобы уберечь её от Торндайка. Я любил её и готов был сыграть эту фальшивую свадьбу, сделать её своей любовницей – Аду, чистейшего ангела, самую милую, самую доверчивую… – Он с силой сглотнул. – Я сожалею. Это было безумие и огромный риск. Меган в любой миг могла всё разрушить тем самым письмом.

Я думал, она собиралась сделать именно это. Она пришла ко мне, едва услышав про помолвку, и мы опять рассорились. Меган сказала, что пока она жива, я не женюсь на другой. Я сказал, что ей бы лучше отдать мне письмо или я запру её в сумасшедший дом. А если она попытается навредить Аде или напугать её, я убью её. Меган уходила в бешенстве – и столкнулась на улице с вами. Я думаю, именно поэтому она сказала вам про Розмари – хотела ещё раз напугать меня, но на большее не решалась.

Несколько дней спустя она сыграла ещё одну шутку – прислала Аде конверт, в которого не было ничего, кроме сушёного розмарина. Меган такая… была такой умной. Она знала, как вывести меня из равновесия, не провоцируя. Вот и вся история. – Он повернулся к Салли. – Теперь ты понимаешь, что когда я получил записку от тебя, я подумал о письме к Меган. Я не знал, кто ты, и откуда узнала о моих делах, но приготовился заплатить тебе с лихвой, чтобы вернуть письмо. Но я не знал, что меня здесь ждёт, так что взял с собой пистолет. Которого не оказалось у меня, когда я пришёл домой, – Он многозначительно посмотрел на Салли, но она ответила совершенно невинным взглядом. – Оставь себе, – сказал Эвондейл со слабой улыбкой, – вдруг пригодится – ты, кажется, любишь попадать в опасные передряги.

- Спасибо, – ухмыльнулась она. – Так значит, тебе свезло, а? Ты получил всё, что хотел. У тебя есть письмо, Меган уже ничего не скажет, а твоей Аде необязательно знать, что ту произошло.

- Ты не понимаешь, – грустно улыбнулся Эвондейл. – И Меган не понимала, когда говорила, что я победил. Я проиграл. Я не могу сделать для мёртвой Меган то, что мог бы сделать для живой. Я всегда хотел заботиться о ней и Розмари, но не хотел, чтобы она продолжала считать меня своей женой. Теперь она умерла, а значит Розмари осталась без матери – этого я никогда не хотел. А Меган больше всего хотела… – Он оборвал себя и невидяще посмотрел на её тело. – Хотела, чтобы её дочь была законнорожденной. Она погибла, борясь за это – проследив за мной досюда, вломившись прямо в время твоей ссоры с тем человеком – в этом я не могу ей отказать. Завтра утром… точнее сегодня, ведь уже глубоко за полночь, я пойду к Аде и всё ей расскажу. Я могу потерять её. Когда она узнает, что я обманывал её, что хотел с ней сделать… Это будет конец, – он замолчал, но потом твёрдо закончил. – Тогда я пойду к семейным адвокатам и расскажу всё им и добьюсь того, чтобы наш с Меган брак был признан законным. Это понадобиться, чтобы привести все колёса в движение, – он поднял письмо. Внезапно в его глаза отразился ужас. – Кестрель, вы можете оказать мне большую услугу.

- Какую же?

- Возьмите это письмо и сберегите у себя, хотя бы сегодня. Я хочу поступить с Меган и Розмари правильно, но… я знаю себя. Я не могу доверять себе в этом, пока не поговорю с Адой. Будет так легко швырнуть его в камин, и к дьяволу Меган и её права. Я поговорю с Адой – перейду этот Рубикон – и тогда попрошу вас вернуть его.

- Очень хорошо, – Джулиан забрал письмо.

- Спасибо.

Эвондейл ушёл – измученный, но до странного спокойный в своей решимости. Брокер вышел вслед за ним, чтобы поймать экипаж, который увёз бы всех на Кларджес-стрит.

Салли достала изящный эвондейлов пистолет и поднесла его к свету.

- Красивая штучка, да? Он ничего и не почувствовал, когда я тиснула его. Может я не такая мастерица как Брок, но тоже умею шевелить пальцами. И очень везучая, иначе нипочём бы не ушли живой от Круглоглазого.

- Если бы ты не «умела шевелить пальцами», то вообще не влипла бы в эту историю, – напомнил Джулиан. – Она началась с того, что ты украла письмо.

- И это хорошо, – парировала она. – Если бы не я, Колючего и Кругологлазого никогда бы не сцапали за убийство, а Круглоглазый бы так и делал игрушки для развлечений из детей вроде Эмили. Много чего бы не произошло, – мягко добавила она, пододвигаясь к Кестрелю. – Ты беспокоился обо мне немного?

- Я почувствовал укол беспокойства или два.

- Я бы хотела, чтобы ты почувствовал один или два чего-то другого, – она встала на цыпочки, и поцеловала его, но быстро отстранилась, вспомнив, что совсем рядом лежит непокрытое тело Меган.

Она подошла в покойнице и закрыла её лицо своим плащом. Её охватила слабость. Ноги Салли дрожали, будто она только что сошла с корабля.

- Салли, – он оказался совсем рядом, обнял её и погладил во волосам. – Не думай ни о чём, милая. Это кончилось.

Глава 29. Цена слабости

Конечно, ничего не кончилось. Следующим утром Джулиан, Брокер и Салли должны были явится в магистратский суд на Боу-стрит, чтобы свидетельствовать против Роудона и Фиске. Джулиан представлял, как проходит дознание – он бывал на нескольких после того как беллегардское убийство пробудило в нём интерес к преступлениям. Обычные слушания и заседания проходили в грязной, закопчённой комнате, тесной и затхлой, несмотря на размеры, где в одном углу располагались судьи, в другом – скамья подсудимых, а между ними было отведено место для свидетелей. На скамье в кандалах было несколько подсудимых, ожидающих своей участи – среди них были и Роудон с Фиске. В зале толпилась обычная публика – патрульные в ярких жилетах, за которые их прозывали «малиновками», сломленные или охваченные гневом жертвы, родственники и друзья обвиняемых и обвинителей, молодые джентльмены, ищущие развлечений и бродяги, которым просто нужна крыша над головой. Но сегодня кое-что указывало на то, что слушание будет из ряда вон. В зале было много газетчиков, уже что-то строчивших и бросающих вокруг взгляды. Председательствовал сегодня сам главный судья сэр Ричард Бирни.

Суд начался с Роудона и Фиске. Джулиан, Салли и Брокер были вызваны свидетельствовать против них. Наблюдатели ловили каждое слово; газетчики яростно черкали в блокнотах. Питер Вэнс и Тоби описали последний акт всей трагедии. Чтобы распутать эту паутину преступлений и обмана потребовалось немало времени, и кажется, сэр Ричард начинал склоняться к тому, что Джулиан – просто скучающий франт, решивший развлечься изощрённой мистификацией. Но Сэмюель Дигби, которому Кестрель заранее написал, тоже присутствовал на заседании и подтвердил, что расследование проводилось с его ведома. Сэр Ричард перестал сомневаться, что имеет дело в убийством, похищением и изнасилованием, в которое вовлечены две знатные английские семьи.

Судьи взялись за Роудона и Фиске. Первый лишь огрызался и проклинал отца, Джулиана, Салли, судей и всех, кто был рядом. Сэр Ричард постановил, что им займётся суд Олд-Бейли и приказал вывести. Вэнс вытащил Роудона со скамьи подсудимых и повёз в Ньюгейтскую тюрьму.

Фиске явно полегчало, когда его сына увели. Как только Роудон исчез, почти молчавший до этого аптекарь поднял опухшее, усталое лицо и сказал, что готов признаться. Он подтвердил большую часть того, что прошлой ночью рассказывал Роудон – как сын заставил его поверить, что леди Люсинда опасна, как составил план отравления, что сделает её смерть похожей на самоубийство.