Она медленно опустилась на стул. Сомнений нет, Эвондейл говорил искренне. Что ей делать? Отдавать письмо – исключено. Она и мистер Кестрель договорились, что это невозможно. Кроме того, даже если бы она решила его отдать, ей пришлось бы идти за ним на Кларджес-стрит – а значит, выдать Эвондейлу, что в этом деле замешаны мистер Кестрель и Брокер. Она не может выдать своих друзей. Нет, она должна найти выход сама.

Девушка бросила вокруг отчаянный взгляд, ища кого-нибудь, кто мог бы её помочь. Она не поверила своим глазам, когда поняла, что к их столику идёт Мэтью Фиске, мнущий в руках собственную шляпу. Что он здесь делает? Он что-то знает о письме? Или опять будет пытаться отговорить от расследования?

- Что тебе? – резко спросил аптекаря Эвондейл, не отпуская руку Салли.

Фиске перевёл взгляд на девушку.

- Я пришёл по твоему приглашению.

- Какому приглашению? – Эвондейл повернулся к девушку. – Этот парень в сговоре с тобой? Я и ему должен платить?

- Платить мне? – удивился Фиске. – Я не понимаю, о чём вы. Я пришёл сюда, чтобы увидеть в этой девушкой… по личному делу.

- Ну что ж, сейчас она занята. У неё личное дело со мной. Так что будь добр – исчезни.

- Тебе лучше сделать, как он сказал, Колючий, – Салли вздохнула. – Он не принимает отказов.

- Но… но как насчёт письма? – пролепетал Фиске.

- Какого черта он знает про моё письмо? – взъярился Эвондейл.

- Ничего он не знает, – сказала Салли. Почему вообще бедняга Колючий в это влез? – Я думала, что он знает, но теперь-то поняла, что украла письмо у тебя.

Эвондейл уставился на неё.

- Что, Бога ради, ты такое несёшь?

- Письмо! – нетерпеливо повторила она. – То, что я вытащила из твоего кармана, когда мы катались в экипаже той ночью.

- Из моего кармана! Боже мой, ты думаешь, если бы письмо было у меня, я бы таскал его с собой, чтобы его мог кто угодно украсть? Ты думаешь, я бы не сжег его при первой возможности?

- Но… – Она осеклась. Впереди забрезжил свет. – То письмо, которое нужно тебе – его писала девчонка, что потеряла честь и просила кого-то из родственников прийти за ней?

- О, дьявол, нет! Это было моё письмо! Я его писал! Ты пытаешься сбить меня с толку, но это не пройдёт! В этом танце будут вести я! – ствол пистолета предупреждающе поднялся.

- Ты не понял? – быстро спросила она. – Мы говорим про разные письма! То, что есть у меня – не твоё. Той ночью до того, как залезть в карман к тебе, я обокрала и его, – она кивнула в сторону Фиске, – и ещё одного парня потом. Я утащила письмо у кого-то из вас, не знаю у кого, вот и написала всем трём и назначила встречу здесь, чтобы посмотреть, кто придёт. А пришли сразу двое, но оказалось, что ты пришёл не за тем. У меня не твоё письмо. Теперь понятно?

Джулиан и Брокер добрались домой почти к полуночи. Кестрель послал камердинера вниз за побелкой и кистью, что хранились внизу. Сам же сел на фортепиано и нажал на секретную пружину. Панель распахнулась, давая доступ в небольшой тайник, где он хранил письмо Мэри. Расстелив на столе старую «Морнинг кроникл», Джулиан положил на неё письмо текстом вниз. Затем зажёг аргандову горелку^[70] и подкрутил фитиль, чтобы она давала как можно больше света.

Вернулся Брокер с побелкой. Джулиан открыл коробку и опустил туда кисть.

- Не знаю, почему я не подумал об этом раньше. Мы знали, что вместо конверта у Мэри был второй листок с адресом. Мы знали, что у неё был тупой карандаш, на который приходилось сильно давить при письме. Если адрес был последним, что она писала – а это логично, ведь ей нужно было закончить письмо, прежде чем завернуть его во второй лист – то быть может, на самом письме остался призрачный след адреса.

Он нанёс на оборотную сторону письма тонкий, как паутинка слой побелки, затем поднёс бумагу к свету, чтобы получше разглядеть. В середине листа нашлись едва заметные углубления, теперь забитые побелкой: «Лорду Брэкстону, Брэкстон-Кастл, Шропшир».

Джулиан медленно отложил письмо.

- Подумать только, мы шутили про «жертв Брэкстона». Мы ничего не знали.

- Лорд Брэкстон – это не тот ли парень, что приглашал весь свет в гости, а потом дал от ворот поворот, потому что его дочь сбежала во Францию с капитаном на половинном жаловании?

- Не с ним, а к нему. Капитан Хартуэлл уже во Франции – сбежал туда от долгов. Леди Люсинда отправилась к нему – и теперь мы знаем, что она так до него и не добралась. Она похоронена на кладбище для бедняков, как проститутка и самоубийца.

- Так вы думаете, что её похитили, сэр?

- Это многое объясняет, не так ли? Она путешествовала одна и почти наверняка под выдуманным именем. Воспитанная, но бедная с виду и лишённая всяких связей девушка. Она ещё не выезжала в свет, а потому никто не знал её, а она не знала никого. Она легко могла попасться в ловушку к такой, как мадам Леклерк. Никто её не искал, потому что все считали, что она счастливо живёт со своим возлюбленным на континенте, а её отец был слишком взбешён, чтобы написать дочери или пытаться искать её. Капитан Хартуэлл мог и вовсе не знать, что леди Люсинда едет к нему, а если бы знал – не смог бы вернутся в Англию, чтобы искать её, не попав тут же в руки кредиторов.

Джулиан перевернул письмо и пробежал его глазами.

- Теперь все предстаёт в ином свете. «Я не думаю, что когда-нибудь смогу снова встретиться с вами, или любым из членов нашей семьи или тем, кого я когда-то любила». Она писала отцу, а под тем «кого когда-то любила» подразумевала капитана Хартуэлла. Говоря о «глупой, неблагодарной, слепой опрометчивости» она раскаивалась за то, что решила сбежать и выйти замуж против желания отца. И, конечно, «Моя гибель – не только моя вина» относится к «Смиту и Компании».

Бог знает, как она оказалась в приюте. Быть может, просто сбежала от похитителей и попросила там убежища. Представляю, как ужаснулся Роудон, когда понял кем оказалась его жертва. Он виновен в похищении – и, скорее всего, изнасиловании – леди Люсинды Брэкстон, дочери одного из самых богатых пэров Англии, который вертит половиной парламента и известен гневливым нравом. Если бы она рассказала отцу, что с ней случилось, он бы достал Роудона и его подельников даже из-под земли. Но она ничего не сказала – пока. Она была потрясена и так стыдилась, что спряталась в приюте и никому не сказала, кто она. Так Роудон получил передышку, а он достаточно умён и жесток, чтобы ей воспользоваться.

Но как он узнал, что она в приюте? Из её письма? Предположим кто-нибудь – скажем, Проныра Пег – перехватила письмо Мэри и передала Роудону. Время совпадает – леди Люсинда писала его вечером в субботу, она было в кармане у кого-то из трёх мужчин в понедельник, а леди Люсинда была убита следующей же ночью. Это значит, что мистер Роудон действовал со своей обычной эффективностью.

Думаю, мы можем избавить Эвондейла от подозрений в соучастии. Кем бы не была – или есть – его Розмари, это не та девушка, которую убили в приюте. Куда больше меня беспокоит Фиске. Если он невиновен, то это просто удивительное совпадение, что изо всех мест, которое леди Люсинда могла счесть подходящим убежищем – церкви, работные дома, благотворительные общества – она попала в тот самый приют, где работает жена Фиске, и где он сам лечит постоялиц. И это именно он прописал ей лекарство. Он был одним из тех немногих, кому она доверяла и могла сказать ему про письмо. Но Салли уверена, что он не лжёт, когда говорит, что никакого письма у него она не крала. Это всё так бессмысленно…. Если… Боже правый! Может ли быть, что..?

- Сэр?

- Брокер, что ты знаешь о игре в напёрстки? – медленно спросил Джулиан.

- В неё играют на ярмарках, сэр. Берут три чашки и горошину. Игрок пытается угадать, под какой чашкой напёрсточник спрятал горошину.

- И никогда не выигрывает, верно?

- Да, сэр. Потому что напёрсточник прячет горошину в руке и суёт её под ту чашку, на которую игрок не показывает.