- Добрый вечер, – Джулиан вошёл, передавая женщине свой шёлковый цилиндр, вечерний плащ и трость чёрного дерева. Пока она убирала их на вешалку, Кестрель быстро осмотрелся. Холл был обшит деревянными панелями, раскрашенными так, чтобы походить на красное дерево. На верхние этажи вела лестница. В дальнем конце холла виднелась запертая задняя дверь.

Француженка проводила Джулиана в маленькую парадную гостиную, убранную изящно, но безлико. Могучий спутник следовал за ними по пятам.

- Вы припозднились, месье, – сказала женщина. – Мы с Бартом начали беспокоиться.

- Я бы занят. Где же… мой заказ?

- Наверху, месье. Мы подождём, пока мы не закончите. Надеюсь, вы принесли деньги?

- Да, мадам, но вы же не ожидаете, что я заплачу за то, чего ещё не видел?

- Вы заплатите потом, – проговорил гигант. – Я прослежу за этим.

Джулиан смерил громилу взглядом через монокль.

- Мой дорогой друг, это на вас жилет или у вас сыпь?

Глаза великана сузились до щёлочек.

- Я уже не возражаю против того, чтобы поправить вам портрет^[64], – пророкотал он.

«И ты явно сможешь сделать это, даже с рукой, привязанной к спине, – печально подумал Джулиан. – Если дело дойдёт до драки, шансов у меня, как у кота без когтей».

Француженка поспешно вмешалась.

- Не желаете ли выпить, месье – быть может, коньяку? Или хотите сразу пойти наверх?

- Я думаю, мне стоит пойти наверх.

- Осталась одна небольшая формальность. Некоторые из наших клиентов имели при себе оружие, и вы должны понимать, что это неприемлемо. Боюсь, я должна попросить вас позволить Барту обыскать вас.

Джулиан поднял бровь в той манере, что заставляла трепетать самых отъявленных денди. Но понимая, что ему не позволят подняться без обыска, он замер, поднеся к носу платок и сохраняя страдальческое выражение на лице, пока гигант обыскивал его.

- Tres bien^[65], спасибо, месье. Вот ключ. Задняя комната на втором этаже.

- Я надеюсь, вы понимаете, что я не хочу, чтобы меня беспокоили. Я могу на это рассчитывать?

- О, конечно, месье! Мы гордимся своей сдержанностью. Нет нужды вас тревожить. Мы вас не пропустим. Выход есть только один – через парадную дверь, – улыбнувшись, она села на диван, с которого можно было видеть весь холл. Она явно собиралась проследить, чтобы он не смог покинуть дом незамеченным. Там француженка взяла пяльцы и принялась спокойно вышивать. Гигант же присел у огня с коробочкой игральных костей.

Джулиан оставил их и, взяв со столика зажжённую свечу, отправился наверх по лестнице. У задней комнаты на втором этаже оказалась толстая дубовая дверь. Кестрель повернул ключ в замке и вошёл. Внутри царила почти полная темнота, которую нарушало лишь красноватое свечение угля в камине. Он поднял свечу и осмотрелся.

К противоположной стене прижималась маленькая девочка, не старше двенадцати лет, взиравшая на незнакомца с неподдельным ужасом. На ней было нарядное платье из белого муслина с розовыми лентами и кружевные панталоны. Личико обрамляли белые локоны. На мгновение Кестрель лишился дара речи, но секунду спустя, пришёл в себя.

- Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я к тебе даже не прикоснусь.

Её большие испуганные глаза неотрывно глядели на него. Она дрожала.

- Что бы они тебе не сказали, – уверенно продолжил Кестрель, – это неправда. Я не причиню тебе вреда. Я собираюсь помочь тебе. Смотри, я закрою дверь, чтобы нас никто не побеспокоил, а потом подойду чуть ближе, чтобы мы могли поговорить очень тихо. Я буду двигаться очень медленно и не стану подходить слишком близко.

Он по широкой дуге обошёл кровать и сел на стул у стены.

- Здравствуй. Меня зовут Джулиан Кестрель. Как твоё имя?

- Эмили, – прошептала она, – Эмили Уикхем.

- Откуда ты, Эмили?

- Из У-уилтшира.

- Как ты оказалась так далеко от дома?

Она икнула. Кестрель вытащил платок и положил на стол между ними. Девочка прижала его к лицу и заплакала. Джулиан вынудил себя сидеть и не подходить ближе. Он не должен рисковать доверием, что начал завоёвывать. Кестрелю подумать, что не стоило отказываться от коньяка, что предлагала француженка – несколько капель могли бы успокоить и согреть Эмили. Но он не рискнул оставить девочку и сходить за коньяком. Кроме того, он не был уверен, что удержится от того, чтобы хватить бутылкой француженке по голове.

Наконец, всхлипы Эмили прекратились. Она осторожно протянула платок Джулиану, будто предлагала лакомство собаке, что может оказаться кусачей.

- Оставь пока себе, – посоветовал он, – он может ещё понадобиться. Если тебе стало лучше, ты расскажешь мне немного о себе?

- Д-да, сэр.

- Сколько тебе лет?

- Одиннадцать, сэр.

Джулиан вспомнил как Роудон говорил, что «чашка» прибыла одиннадцать дней назад. Должно быть, это часть кода. «Позолоченная» могло относиться к цвету волос, «фарфоровая» – к белой коже. Противопоставляемые характеристики «новая» и «с трещиной» тоже были довольно ясны.

Он продолжил задавать вопросы, и постепенно девочка разговорилась. Она родилась в маленькой деревне рядом с Солсбери. Отец был фермером-арендатором, а мать – прачкой. Кроме Эмили в семье ещё шесть детей. Однажды в деревне появилась мадам Леклерк с ещё двумя девочками – ровесницами Эмили. Она назвалась лондонской модисткой и сказала, что ищет себе подмастерьев. Мадам Леклерк восхитилась аккуратным шитьём Эмили и убедила родителей, что у их дочери есть вкус и талант, что редко встретишь у столь юной девочки. Если бы они позволили её поехать в Лондон и научиться портновскому делу, она могла бы хорошо зарабатывать и даже посылать деньги домой. Мадам Леклерк обещала, что даёт подмастерьям приличную одежду и крышу над головой и будет за ними присматривать. Город – опасное место для детей, сказала тогда мадам, если они остаются без пригляда.

Родители Эмили решили, что это удачная возможность. Мадам даже заплатила им небольшой аванс в счёт её будущего жалованья – в благодарность за то, что они оказались готовы отпустить дочь так быстро. Так Эмили попрощалась с родными и поехала в Лондон. Мадам была очень добра к трём девушкам, что ехали с ней. В гостинице, где они остановились, она заказала хороший ужин и попросила каждую подписать одну бумагу, которую назвала договором о поступлении в подмастерья. Девочки плохо знали грамоту, но мадам заверила, что в бумаге всё в порядке, не хватает лишь подписи.

В Лондоне они остановились в каких-то меблированных комнатах. Эмили могла сказать только, что это было где-то по ту сторону реки. Там жили почти только девочки и женщины, но Эмили видела лишь некоторых. Её и тех двух девочек, что прибыли вместе с ней, заперли в убогой, пустой комнате. Вся доброта мадам Леклерк пропала. Она сказала, что пока из них не будут делать модисток. У них есть другая работа. Каждую из них представят джентльмену, и каждая должна делать всё, что он скажет, иначе мадам сурово накажет их. Она будет бить их до синевы и не давать еды. Они должны будут подчиняться её приказам, потому что подписали договор о поступлении в подмастерья, и если они будут вести себя скверно или попытаются сбежать, их ждёт тюрьма.

- Это ложь, – сказал Джулиан. – Никакой договор не может заставить делать такую «работу».

- Вы уверены?

- Совершенно уверен.

- Мы этого не знали. Мадам сказала, что нас пошлют в исправительный дом, где будут пороть на глазах у всех. Мы очень испугались.

- Конечно.

Через день или два после пришёл какой-то мужчина, посмотрел на девочек и сказал, что они подойдут. Он был очень тощим, с каштановыми волосами и носил пенсне в золотой оправе.

- Потом меня посадили в отдельную комнату. Мадам однажды пришла и… осмотрела меня… совсем… совсем…

- Я понимаю.

- Потом она ушла. Ничего не происходило несколько дней. Только сегодня мадам снова пришла, разбудила меня и велела вымыться и одеть это платье. А потом она и очень высокий мужчина с бакенбардами посадили меня в экипаж и привезли сюда. Она с-сказала, что ко мне придёт джентльмен, которому я… я должна доставить удовольствие. И ещё раз сказала мне, что со мной будет, если он останется недовольным, – её голос задрожал от страха. – А вы..?