Кто-то дёрнул её за юбку. Как оказалось – мальчишка-оборванец, из тех, что бегают за экипажами, надеясь подержать лошадей, чем заработать несколько пенсов.
- Ты Салли?
- А что? – с любопытством спросила она. – Кто-то послал тебя за мной?
- Передали для тебя, – он сунул грязную руку в карман. – Вот.
Он сунул ей свёрнутый лист бумаги. Салли дала беспризорнику пенни, не подумав, что гонца стоило бы сперва расспросить. Но мальчишка уже пропал в одном из узких переулков возле Темпл-Бар.
Девушка не стала за ним гнаться – ей слишком хотелось прочесть записку. Щурясь в неверном свете фонарей и шевеля губами, она прочитала вслух:
Прости меня. Ты не хотела уходить из приюта, но я должен был тебя выманить. Умоляю, ради своего же блага держись подальше и не задавай мне вопросов. Ты не можешь помочь мёртвой. Дай ей упокоиться с миром, иначе можешь упокоиться рядом с ней.
Салли скомкала записку, сгорая от досады.
«Думаешь, ты самый умный, Колючий? – подумала она. – Но игра ещё не окончена!»
Она расправила записку и прочла ещё раз. Последние слова заставили её задуматься. «Дай ей упокоиться с миром, иначе можешь упокоиться рядом с ней». Это предупреждение… или угроза?
Глава 20. Между друзьями
Доктор МакГрегор уезжал в домой, в графство Кембридж утром во вторник, и Джулиан пригласил друга на ужин в его последний вечер в городе. На людях они не обсуждали расследование. МакГрегор гневно клеймил грубость лондонских официантов, вредность и дурной вкус местной еды и осуждал одежду, манеру речи и привычки окружающих. Кестрель слушал, улыбался и порой вставлял приятное слово.
После ужина друзья устроилась у потрескивающего камина в библиотеке доктора Грили. Экономика оставила им полный горячий кофейник. МакГрегор пил кофе с добрыми английскими сливками, Джулиан же предпочитал сдабривать французскими – то есть, коньяком.
Кестрель описал доктору свой разговор с Эвондейлом, что состоялся пару вечеров назад.
- Кажется, ты был с ним слишком уж мягок, – заявил МакГрегор. – Если ты был уверен, что он лжёт или что-то скрывает, то почему не надавил?
- Я решил подождать вестей от Салли. Что бы она не узнала в приюте, это может как помочь делу против Эвондейла, так и испортить его. Кроме того, если бы я прямо назвал его лжецом, то получил бы вызов, а это никак не входило в мои планы.
- Хочешь сказать, вы бы стали стреляться из-за пустых слов?
- Нет, если бы нашёлся честный пусть избежать этого. Но обвинить джентльмена во лжи – тягчайшее из оскорблений. Если бы он потребовал удовлетворения, у меня не было бы выбора.
- Но это же абсурд! Это преступление! Я совершенно тебя не понимаю. Сейчас ты расследуешь то, что может оказаться убийством, со всей серьёзностью, которой оно заслуживает – а теперь говоришь, что готов застрелить человека, потому что он принял твои слова за оскорбление!
- Дуэль – это не убийство, что бы не писали газеты и не говорили с амвона. Когда один джентльмен оскорбляет другого, он знает, что может его ждать – ему придётся сражаться по законам чести, так же как государства сражаются по законам войны. Убить безоружного или – Боже упаси! – женщину – совершенно другое дело.
- Ладно, я понял, что ты готов защищать эти дурные представления. Ты, должно быть, усвоил их, ещё сидя за коленях отца, когда сам не понимал, что такое хорошо, и что такое плохо.
- Как ни странно, мой отец думал о дуэлях примерно так же, как вы. Впрочем, мой отец был слишком хорош, чтобы жить в этом мире, – тихо добавил он. – Он и не жил.
МакГрегор пристально посмотрел на Джулиана. Уже не в первый раз доктор гадал о том, как прошло детство и юность Кестреля. Он знал, что его отец был джентльменом, что женился на актрисе и потому лишился расположения семьи. Это было уже больше, чем знало большинство знакомых Кестреля, но всё равно очень немного. Он не рассказывал, где научился так одеваться, как стал таким замечательным музыкантом, почему прожил несколько лет во Франции и Италии или откуда у него брались деньги.
Кестрель же, как обычно, сменил тему, не дав МакГрегору возможности в неё углубиться.
- Итак, расследование в сторону Эвондейла зашло в тупик. Я следил за его домом на следующий день после нашего разговора, надеясь, что мисс МакГоуэн вернётся, но добился только подозрительных взглядов сторожей, стал жертвой грязи, летящей из-под колёс всех видов экипажей, что только можно вообразить, и получить несколько интригующих и неприличных предложений от женщин, что Брокер называет «библиотечными книгами».
- Библиотечными книгами?
- Предполагаю, потому что они не против того, чтобы ими пользовался кто угодно.
- Вам и Брокеру стоило бы стыдиться самих себя.
- Я обязательно ему это передам. Сейчас я плачу одному предприимчивому мальчишке-фонарщику, чтобы он караулил у дома по вечерам и проследил за мисс МакГоуэн, если она появится. Пока её не было. Я же собрал всю свою решимость и нанёс визит леди Гэйхарт. Пришлось должным образом восхищаться её глазами, платьем и отвратительной собачонкой, но потом мне удалось перевести разговор на Шотландию. Она сказала, что её брат Джон сейчас там охотится, и Чарльз тоже любил там бывать, но несколько лет назад у него появилась стойкая неприязнь к тем краям. Это интересно, потому что с Розмари и Меган он познакомился только в этом июле. Потом я попытался узнать что-нибудь скандальное об Эвондейле и его женщинах, но леди Гэйхарт ничего не смогла мне рассказать.
- А что насчёт той молодой женщины, с которой он помолвлен? Она может что-нибудь знать?
- Нет. Я думаю, Эвондейл говорил искренне, когда убеждал меня, что хочет держать её в неведении. Это к лучшему, потому что я не могу придумать даже самого натянутого предлога для того, чтобы с ней поговорить. Но у меня была ещё одна мысль – не шантажируют ли Эвондейла? Это бы объяснило, куда уходят его деньги и почему он так спешит достать ещё.
- Кто по-твоему может его шантажировать? Не Меган – если бы у неё был способ навредить ему, почему бы ей на использовать его, чтобы узнать, где Розмари?
- Необязательно. Она могла бояться, что стоит ей надавить на Эвондейла, как он сам навредит Розмари. С другой стороны, если он сам может давить на Меган, ему не нужно от неё откупаться. Да, вы правы – в шантаж не верится.
- Шантажисткой может быть Розмари.
Джулиан кивнул.
- Или кто-то, кто знает, что случилось с Розмари. Неважно – хватит с нас достопочтенного Чарльза. Перейдем с непочтенному мистеру Роудону.
Он пересказал, как Брокер выследил Роудона, и что узнал от Энни Прайс.
- Полжизни бы отдал, чтобы узнать, что за дела ведут «Смит и Компания» – если ведут. К счастью, делить жизнь надвое мне не придётся. Брокер и мисс Прайс договорились проникнуть в контору Роудона и осмотреть её. Я бы хотел пойти с ними, но не хочу мешать Брокеру сойтись с ней получше – а это важно, если судить по тому факту, что он так и не смог описать мне, какая она. А когда Брокер не хочет говорить о женщине, это значит только, что мой камердинер, самый бесхитростный и безгрешный из всех повес, нашёл себе очередную жертву.
- Хмф. Я бы предпочёл не слышать о таких подробностях.
- Я избавлю вас от перечисления его побед – это продлилось бы всю ночь. Конечно, это странно, учитывая, что я – хозяин, а он слуга, но дон Жуан – именно Брокер, а я – лишь его Лепорелло. В любом случае, Брокер встречается с мисс Прайс сегодня в полночь. Сегодня утром он ухитрился стащить ключ у её отца прямо перед тем как его дилижанс отошёл. Так что Брокер и мисс Прайс смогут без проблем осмотреть контору Роудона.
- Что же, я не могу ободрить его методов, хотя знаю, что сердце у этого парня на месте.
- Он делает зло во имя добра – одно из самых изысканных удовольствий жизни. Оно позволяет нарушать правила и не чувствовать никакой вины.