- Но это не объясняет, почему она зашла так далеко, что убила одну из девушек.

- Не объясняет. Но я думаю, она питала особую ненависть к Мэри, потому что та была молодой, красивой и благовоспитанной. И, конечно, за то, что Харкурт оказывал ей внимание. Он ведь так хотел нарушить её молчание и узнать, кто она.

- Вы же не предполагаете, что между Харкуртом и миссис Фиске что-то было?

- Хотите сказать – любовная интрижка? Боже упаси, нет. Если бы вы видели её, вы бы не спрашивали. Но она всё равно могла ревновать. Женщине не обязательно иметь какие-то права на мужчину, чтобы ревновать. Если лекарство Мэри содержало яд, скорее всего, его подсыпала именно миссис Фиске. Но есть и иная возможность.

- Я мог бы догадаться, что так и есть.

- Я пропущу мимо ушей этот совершенно не ободряющий укол. Миссис Фиске упомянула, что Мэри была единственной, кто принимал это лекарство. По-настоящему дерзкий убийца мог бы отравить всю бутылку эликсира, а сестра-хозяйка – дать девушке яд, сама того не зная.

- Но убийца ведь не мог точно знать, что больше никто лекарства не принимает.

- Не мог. Именно поэтому он должен был быть дерзким и хладнокровным. Что ж, мистер Харкурт подходит под это описание.

- Харкурт? Но зачем ему убивать Мэри?

Джулиан сделал несчастное лицо.

- Честно говоря, я и представить не могу. Кажется, у него были все причины заботиться о том, чтобы она оставалась живой. Флорри говорила, что он надеется вернуть Мэри в её семью, и этим снискать благодарность. Также он мог рассудить, что спасение и исправление хорошо воспитанной молодой женщины придаст блеска его имени. И всё же, его действия были чертовски странными. Зачем ждать три часа, перед тем как звать доктора на осмотр тела? Зачем так спешить с дознанием?

- Это ожидаемо. Смерть постоялицы в таких обстоятельствах говорит не в пользу приюта.

- Да, это правда. Но почему бы не сделать всё честно и доказать, что в её смерти не было ничего подозрительного? Он наводит на плетень такую густую тень, что это вызывает только больше подозрений. И ещё один любопытный факт – приход Харкурта находится в Норфолке. Вы, должно быть, знаете, насколько распространён опий в Болотном графстве. Семьи выращивают маки в садах и делают настойки.

- И ты думаешь, что Харкурт – варщик опия-самоучка? Даже если так, это не объясняет, зачем ему убивать Мэри.

- Нет. Я боюсь, у меня масса гипотез, но очень мало фактов, что подкрепили бы их.

- Послушай, неужели ты собираешься метаться из-за этого дела как в лихорадке, влезть туда с головой и нажить себе неприятностей?

- Примерно в этом и состоит мой план.

- О, я уже знаю, что лучше не пытаться тебя удержать, когда ты закусил удила. Но я должен сказать – если ты хочешь докопаться до правды из любопытства, страсти к истине или чувства справедливости – это замечательно. Но не делай этого только из-за чувства вины. Что бы с ней не случилось, ты тут не при чем. Ты сделал всё, что можно было от тебя ожидать, чёрт побери, куда больше, чем сделало бы большинство.

- Но если бы я так не беспокоился о том, чтобы сохранить всё в тайне… Если бы я ничего не скрывал и показал миссис Фиске письмо, вместо того, чтобы строить из себя умника и посылать Салли…

- Тогда ты мог бы сделать всё хуже. Что было – то прошло, и не нам гадать, можно ли было это изменить. Это глупо, это пустая трата времени, так что хватить об этом.

Джулиан улыбнулся и тихо сказал.

- Друг мой, спасибо за это нравоучение. Вы доказали мне, что не все укрепляющие эликсиры бывают в бутылках.

- Хмф… Так что ты будешь делать теперь?

- Я нанесу визит Сэмюелю Дигби. Он судья, он выказывал интерес к этому делу, и он чуть меньше остальных считает Харкурта ангелом небесным. Если он окажется расположен поговорить, я покажу ему письмо Мэри и спрошу, что он думает.

Джулиан поднялся и собрался уходить, но вдруг замер и провел рукой вновь полок с книгами.

- Есть у вас под рукой Библия?

- Библия?

- Да. Я вспомнил кое-что, что хочу вам рассказать.

МакГрегор нашёл Библию и протянул гостю. Джулиан прошелестел страницами.

- Если помните, Мэри писала, что если адресат ей не ответит, она будет забыта как «покойница, как разбитый сосуд из Псалмов»? Я нашёл нужный псалом – вот он, тридцатый. Послушайте: «От всех врагов моих я сделался поношением даже у соседей моих и страшилищем для знакомых моих; видящие меня на улице бегут от меня. Я забыт в сердцах, как мёртвый; я – как сосуд разбитый. Ибо слышу злоречие многих; отовсюду ужас, когда они сговариваются против меня, умышляют исторгнуть душу мою»^[28].

МакГрегор вздрогнул.

- Но… но это ничего не доказывает.

- Верно. Но у меня от этого всякий раз кровь стынет в жилах.

Глава 9. Капиталовложение мистера Дигби

Сэмюель Дигби жил в величественном доме из красного кирпича на Хайгейт-Хилл. На парадной двери висел внушительный бронзовый молоток в виде головы улыбающегося довольного льва. Джулиан постучал и вручил старому сутулому слуге визитку. Тот ушёл, вернулся и сообщил, что мистер Дигби готов принять гостя.

Слуга привёл Джулиана в уютную заднюю гостиную с вишнёвого цвета ковром и добротной старой мебелью красного дерева. Дигби устроился в мягком кресте у камина, уложив больную ногу на оттоманку. Стол перед ним был завален книгами, газетами и лекарствами. Напротив сидела румяная пожилая дама – рядом с ней стоял рабочий столик, а руки у неё были сложены на коленях в ожидании.

- Боже мой, – у Дигби сверкнули глаза, – это же мистер Джулиан Кестрель, первый модник Лондона. Мистер Кестрель, это честь принимать вас под нашей крышей. Я слышал, вам достаточно один раз побывать у кого-то в доме, чтобы этот дом стал местом паломничества всего света. Я буду очень разочарован, если герцоги и герцогини не начнут вскоре колотить в наши ворота. Простите, что не встаю.

- Конечно, – Джулиан повернулся к даме и склонился над её рукой. – Здравствуйте, миссис Дигби.

- Как замечательно познакомиться с вами, мистер Кестрель. Боже, вы так похожи на ту гравюру из канцелярской лавки… о, Господи, простите, не стоило этого говорить.

- Вы о карикатуре мистера Крукшанка?^[29] – улыбнулся Джулиан. – Она хороша, не правда ли? Я поставил её в рамку и повесил на стену.

- Она к вам совершенно несправедлива, – в её голосе слышалась теплота и облегчение о того, что гость не обиделся.

- Спасибо, миссис Дигби. Вы очень добры, – он повернулся к судье и обменялся с ним рукопожатием. – Добрый день, сэр.

- Конечно, добрый. Я хочу познакомиться с вами уже несколько месяцев.

- Я польщён, – на самом деле, Джулиан был скорее удивлён.

Дигби кивнул.

- Я заинтересовался вами с тех пор как услышал о том, как вы раскрыли беллегардское убийство. Отличная работа. Вчера я увидел вас на дознании и подумал: «Он снова напал на след. Он думает, что здесь что-то нечисто и знает, что я тоже так думаю». В общем, ждал, что вы придёте, мистер Кестрель. Садитесь.

- Спасибо, сэр, – ответил Джулиан, ещё больше удивлённый, а теперь ещё и впечатлённый.

- Возьмите моё кресло, – предложила миссис Дигби. –Нет-нет, я не могу остаться. Я никогда не вмешиваюсь, когда Сэм говорит о делах.

Она взяла корзинку с рукоделием и вышла. Джулиан открыл ей дверь, потом закрыл и сел. Дигби предложил гостю отличной мадеры, от которой тот не стал отказываться.

- А теперь, – проговорил старик, – что же заставило вас в чем-то подозревать такого замечательного человека как мистер Харкурт?

- Быть может, то же то, что привело вас на дознание – хотя, должно быть, это было непростым испытанием. – Он взглянул за перемотанную ногу судьи.

- Быть может. Но мы сейчас говорим не обо мне. Будьте честны, и я отплачу тем же. Что беспокоит вас в смерти этой молодой женщины?

Джулиан рассказал. Пока что он не упомянул письмо Мэри, но сослался на отсутствие предсмертной записки, загадку того, где жертва взяла лауданум, тот факт, что она приняла лекарство прямо перед самоубийством, а также отметил усилия Харкурта побыстрее всё замять. Кестрель указал, что Мэри была единственной, кто спала в одиночестве, что Харкурт был одержим ею, и что миссис Фиске едва скрывала неприязнь к девушке даже на дознании.