Джулиан верил, что газетчики умеют чуять интересные новости. Когда коронер начал копаться в бумагах и обратился к присяжным к речью, достойной римского папы, Кестрель послал Брокера узнать у репортёров, кто этот человек на костылях. Тот быстро перекинулся с ними парой слов и вернулся.
- Это мистер Сэмюель Дигби, сэр. Очень суровый малый, он ведь клюв. Живёт в Хайгейте.
Джулиан слышал об этом человеке. Ушедший на покой торговец шерстью, богач, ныне известный как проницательный и суровый, но справедливый судья. Ещё за ним шла слава филантропа, пусть и очень избирательного. Джулиан гадал, что привело его сюда из Хайгейта с его-то подагрической ногой, от которой при каждом движении на лице Дигби появлялась гримаса боли. Он один из покровителей Харкурта? Если так, он явно старался держаться наособицу от остальных.
Последовала короткая задержка – приходской констебль повёл присяжных в другое помещение, чтобы взглянуть на тело. Они вернулись довольно мрачные, и коронер вызвал первого свидетеля. Это оказалась Маргарет Малдун, она же Проныра Пег. Женщина ждала в соседней комнате – должно быть, исполняя установленное Харкуртом правило не говорить с посторонними. Пег описала, как нашла Мэри остывшей примерно в семь часов утра, с пустой склянкой лауданума на прикроватном столике. Коронеру её ирландская склонность к драматизму показалась излишней, и он как можно быстрее закончил опрашивать её.
Свидетельство Флорри Эймс оказалось ещё короче. Она пересказала, как заглянула к Мэри и попыталась разбудить её, заметила бутылочку из-под лауданума на столике, но подумала, что это лекарство, которое принимала покойнавя. Газетчикам пришлось сделать замечание за то, что они подмигивали ей. Флорри улыбнулась им в ответ, когда её и Пег отпустили.
Следующим выступал очень важный и надменный доктор – известный член Королевской коллегии врачей, что осматривал покойную. Он ясно дал понять, что если бы не глубокое уважение к мистеру Харкурту, он бы и не подумал связывать своё имя и знания с таким отвратительным делом. Коронер перед ним благоговел и расспрашивал с большим почтением. О да, богатые и могущественные покровители могут очень помочь.
Итак, покойная была женщиной от шестнадцати до двадцати лет, сообщил Великий доктор. Она была довольно худой, но здоровой. Он осматривал тело примерно в десять утра, то есть примерно через три часа после смерти.
Джулиан сразу обратил на это внимание. Почему на то, чтобы вызвать врача ушло три часа? Что они делали всё это время?
Насколько понимал Великий доктор, с того мига, как было найдено тело, в комнате Мэри ничего не двигали. Она лежала на кровати в грубой шерстяной ночной сорочке, закутанная одеялом до плеч. На теле не было ни ран, ни признаков приступа или резкого обострения какой-то болезни. Если судить по степени rigor mortis и трупным пятнам, девушка уже была мертва от шести до двенадцати часов. Также доктор дал краткое описание комнаты – помещение площадью в десять квадратных футов, без окна или камина. Всю мебель составляли маленькая кровать и деревянный сундук да столик с умывальником – чистым и пустым. Около умывальника стоял полупустой кувшин с водой и почти пустая склянка.
Великий доктор вынул последнюю из своей медицинской сумки и поднял повыше. Она была шести дюймов в высоту из прозрачного стекла и наклейкой на пробке. На дне виднелись следы рубиново-красной жидкости. Коронер тщательно рассмотрел склянку, затем передал её присяжным.
- Как видите, джентльмены, – заметил он, – на бутылочке явно написано «Лауданум». Покойная не могла его ни с чем перепутать. Я уверен, что большинство из вас время от времени принимает это средство; тем не менее, доктор, не могли бы вы кратко объяснить присяжным, что оно собой представляет?
- Лауданум – это настойка опия на спирту. Его прописывают, чтобы облегчить боль – зубную, ревматическую и иные. Обычная доза составляет двадцать пять капель, – пояснил Великий доктор.
Затем он рассказал, что на столике Мэри рядом со склянкой стоял стакан. В нем есть следы лауданума, воды и вещества, что он считает «Укрепляющим эликсиром Саммерсона» – сердечным лекарством, что принимала девушка.
- Что именно это за лекарство? – спросил коронер.
Великий доктор объяснил, что «Эликсир» представляет собой смесь сахарного сиропа, трав и некоторого количества спирта, что должны придать сил слабому пациенту. Это очень известное средство, заверил Доктор, и оно продаётся по всему Лондону. У него приметая этикетка – солнце, посылающие исцеляющие лучи. Конечно, он не знал, почему его принимала Мэри, ведь он никогда не лечил её. Ему говорили, что она не страдала ни от какой болезни, но была подавлена и слаба – должно быть, то было источающее воздействие жизни, что она вела до того, как попасть в приют.
Здесь коронер предупредил присяжных, что у них нет никаких свидетельств о прошлой жизни Мэри, так что они не могут делать заключений об этом. Великий доктор подавил зевок и посмотрел на часы.
Коронер спросил, что свидетель может сказать о причине смерти. Великий доктор откашлялся.
- На мой взгляд, смерть наступила от нарушения дыхания, вызванного намеренным приёмом большой дозы лауданума.
- Как вы можете быть уверены в том, что приём был намеренным?
- По просьбе мистера Харкурта я выпарил немного лаундаума, оставшегося в склянке, чтобы узнать, насколько велика в нём концентрация опия. У многих аптекарей свои рецепты, и количество опия может сильно различаться. Этот лауданум не был сильным. Здоровая женщина такого возраста как Мэри, должна была принять огромную дозу, чтобы исходом стала смерть. Ни одна молодая женщина, даже самого небольшого ума, не сможет выпить столько лауданума случайно.
- Заядлые курильщики опия часто принимают опрометчиво большие дозы. – предположил коронер.
- Но эта молодая женщина не была заядлой курильщицей. Те, кто принимают опий постоянно, а потом прекращают, испытывают серьёзные последствия – озноб, боль, рвота. Меня заверили, что за Мэри, как и за всеми постоялицами приюта, внимательно следили, а комнату часто осматривали. Нет никаких свидетельств тому, что она тайно принимала опий. Я заключаю, что она не была к нему привычна, и намерено приняла большую дозу, чтобы покончить с собой.
Коронер поблагодарил Великого доктора за пояснения. Газетчики принялись яростно строчить в блокнотах. Присяжные обменялись мрачными взглядами.
Следующей была миссис Фиске. Она очень чопорно сидела на месте свидетельницы. Она миссис Мэтью Фиске, а её христианское имя – Эллен. Она состоит в Обществе возвращения и служит там одной из трёх сестёр-хозяек, что отвечают за приют. Две другие – это миссис Джессоп (она указана на полную краснолицую женщину, что сидела рядом с Харкуртом) и мисс Неттлтон (ей оказалась худенькая, дрожащая женщина по другую сторону от преподобного).
Миссис Фиске объяснила, что три сестры-хозяйки дежурят в приюте по очереди. Миссис Джессоп – по понедельникам и четвергам, мисс Неттлтон – по средам и субботам, а миссис Фиске – по вторникам и пятницам. В воскресенья они выходят по очереди. Сестра-хозяйка должна заботиться о том, чтобы приют работал как должно – встречать торговцев, отвечать на вопросы об Обществе, следить за запасами еды, угля, свечей и тому подобного. Кроме того, дежурная сестра должна приглядывать за постоялицами, чтобы те выполняли свою работу и молились. Он серьёзных нарушениях дисциплины они сообщают мистеру Харкурту. Он бывает в приюте каждый день, иногда не по разу и всегда отправляет там богослужения по воскресеньям. Вчера, как и положено, миссис Фиске сменила миссис Джессоп с утра и оставалась в приюте весь день. Вечером постоялицы поужинали как обычно, а в полдевятого поднялись в молельню, чтобы почитать Библию до десяти.
- Была ли покойная на ужине и вечерних молитвах? – спросил коронер.
- Да.
- Вы уверены?
- Я бы могла освободить её от них, если она была больна. Но это не так, – возмутилась миссис Фиске.