«Это точно она! – подумала Салли. – Леди, которая ни с кем о себе не говорит».
- Это ужасно печально, да ведь? – сказала Флоренс. – Она напилась этого яда среди ночи, когда была одна. Если бы не сидела в Чёрной дыре, её бы кто-нибудь да остановил.
- Что за Чёрная дыра?
- Такая маленькая комнатушка, со шкаф размером. Мы зовём её Чёрной дырой, потому что там ни окон, ни очага, а потому всегда темно и холодно. Туда сажают за непокорность. Мистер Харкурт посадил бедняжку Мэри туда сразу же, потому что она не хотела исповедаться в своих грехах или рассказать, откуда она или хотя бы назвать своё имя. Сказала, что она Мэри – а когда её спросили про фамилию, она сказала «Магдалина». Она была храброй, так что мистер Харкурт невзлюбил её с первого дня. Он заставлял её спать одной в Чёрной дыре – а обычно мы спим по четверо или пятеро в комнате. Днём она ела за отдельным столиком и носила на шее табличку «Нераскаявшаяся». Не знаю, почему он вообще держал её тут – он кучу девочек выставил вон за куда меньшее. Наверное, тут всё как Пег говорит – он думает, что её семья – богачи и отблагодарят его, – Флоренс задумчиво покачала головой. – Только вот это не всё. Он хочет её сломать.
- Вот ублюдок! – бросила Салли. – Так и собак не воспитывают, чего уж говорить о падшей девочке из шикарной семьи!
Флоренс печально кивнула.
- Она чувствовала это, Мэри-то. Очень тихой всегда была. Странно, что…
- Что? – подбодрила Салли.
- В последние пару дней она выглядела лучше – до этого вечно была совсем разбитой. А тут даже улыбнулась несколько раз так, будто у неё секрет какой-то есть. О, мистеру Харкурту это не понравилось! Но может это просто лекарство сработало. Она говорила, что это от сердца – «Укрепляющий эликсир Саммерсона», так его называла. И ведь не подумаешь, что она могла наложить на себя руки просто из-за переживаний, а?
Дверь, связывающая два дома внезапно распахнулась, и в коридоре появился Харкурт, за которым спешила Маргарет.
- Я буду у себя в кабинете, – бросил он, не останавливаясь и не оглядываясь, чтобы проверить, слушают ли его. – Когда миссис Фиске вернётся, передай ей, что я никого не принимаю – если только кто-то из попечителей не приедет раньше. И помни – ни слова ни одному газетчику ни о чём, пока я не дам разрешения.
- Да, мистер Харкурт, – вдохновлённо ответила ирландка.
Внезапно Харкурт остановился и посмотрел в сторону лестницы в подвал. Должно быть, у него было очень острое зрение или просто помог свет.
- Что ты там делаешь, Флоренс?
- Если угодно, сэр, я пошла сменить передник. На него пролили кашу.
- Так смени его и возвращайся к завтраку. Кто это с тобой?
Салли пришлось подняться и представить перед бледно-голубыми глазами Харкурта. Этот взгляд вызывал дрожь. Мужчины часто глазели на неё так, будто видели сквозь одежду, но Харкурт будто бы видел сквозь кожу.
- Кто ты? – спросил он. – Что тебе нужно?
На мгновение Салли запнулась, не в состоянии вымолвить ни слова. На выручку пришла Флоренс.
- Она пришла к нам постоялицей, сэр.
- Значит говорить с ней – не твоё дело. Ты забываешь, что вам запрещено говорить с посторонними.
- Да, сэр. Но тут некому было показать ей всё, и…
- Не оправдывайся. Я не буду обращать внимания, учитывая сегодняшнее… событие.
«Событие? – подумала Салли. – Это так здесь говорят, когда какая-нибудь бедная девочка ноги протягивает прямо в твоём доме?» – Но она придержала язык, понимая, что Флоренс грозят неприятности, если Харкурт узнает, что они говорили о Мэри. Ясно одно – этим людям она не скажет ни звука про письмо. Харкурт – бесчувственный сухарь; она ему не верила. А местные постоялицы полностью в его власти.
Харкурт повернулся к Маргарет.
- Пока нет миссис Фиске, я полагаюсь на тебя. Проследи, чтобы постоялицы занимались обычной работой. Попечители прибудут через несколько часов, и я хочу, чтобы они видели, что обычный распорядок дня не нарушился. Что, конечно, не значит, что мы не огорчены произошедшим и не скорбим.
- Это разбило мне сердце, мистер Харкурт! – Маргарет прижала руки к груди. – Уверена, если ли Мэри только слушала вас и покаялась… Это урок всем нам, горчайший урок! Воздаяние за грехи – смерть!
- Я рад, что её пример чему-то тебя научил. Надеюсь, ты сможешь разъяснить это и остальным.
- Ни дня не проходит, чтобы я не пыталась принести моим грешным сестрам частицу света, которой вы поделились со мной.
- Я ценю это, Маргарет. Будь уверена, твои усилия не пропадут втуне, – он начал подниматься по лестницу, махнув рукой в сторону Салли. – Отошли эту женщину.
- Да, мистер Харкурт.
Ирландка глядела ему вслед, пока он не скрылся. Затем она повернулась к Салли и улыбнулась, отчего её лицо совершенно преобразилось. Большие глаза поднялись на собеседниц, подбородок и щеки заострились, и она стала похожа на лису.
- Ну, ты же слышала, что Сам сказал. Уходи. Возвращайся потом, если будет охота снова появиться здесь после того как познакомилась с этим ослом.
- Чтоб мне лопнуть! – изумилась Салли. – Ну ты и актриса!
Маргарет самодовольно покачала головой.
- Я знаю пару уловок. Зря что ли меня зовут Проныра Пег? Я не доживу до того дня, когда не смогу обдурить такого тупоголового пустомелю как наш преподобный. Твоё счастье, Флорри Эймс, – она повернулась к Флоренс. – Где бы была ты и остальные, если бы я не увивалась вокруг Самого, не лила эту чепуху ему в уши и не строила из себя величайшую кающуюся грешницу с тех времён, как Мария Магдалина поцеловала крест?
- Это правда, – признала Флорри. – Мистер Харкурт ни к кому так не прислушивается, как к Пег, и она может ходить здесь где вздумается, даже в его кабинет. Если нам что-то нужно – поесть или лишняя свеча или что угодно – Пег может это достать.
- Думаю, ты за это заставляешь их раскошелиться, – сказала Салли, обращаясь к Пег.
- А почему нет? – ирландка даже не возмутилась. – Не просто же так мне рисковать? Разве я похожа на благотворительницу? Когда я оказываю услуги, я жду таких же взамен. А теперь уходи. Сам не обрадуется, когда увидит, что ты ещё здесь.
Салли вышла из дома 9. Её было что рассказать мистеру Кестрелю и Брокеру. Увы, рассказ её будет заключаться в том, что она нашла того, кто писал письмо – нашла слишком поздно.
- И Пег выставила меня вон, и я вернулась, – закончила Салли, – вот и всё. – Он рухнула на диван. – А теперь вы можете дать мне что-нибудь промочить горло – я много говорила.
- Принеси Салли выпить, – распорядился стоявший у окна Джулиан, не оборачиваясь.
- Да, сэр, – Брокер налил сестре эля.
Кестрель невидящим взглядом смотрел на улицу. Стук экипажей и цокот копыт отдавался в его ушах, но не мог заглушить голова в голове – его собственного голоса, что повторял сказанное Салли вчера: «Бога ради, потерпите хотя бы до завтра. Один день ничего не изменит».
Он резко обернулся.
- Будет дознание. Брокер, узнай, где и когда.
- Прямо сейчас, сэр?
Джулиан поднял бровь. Брокер поспешил за шляпой и выбежал из дома.
Салли пристально посмотрела на Джулиана.
- Что не так? Вы разочарованы, что мы не можем расспросить Мэри о письме?
- Немного.
- Это бы не помогло, я думаю.
- Не помогло.
Он подошёл к столу, где стыл нетронутый завтрак.
- Хотите кофе?
- Чтобы я пила такую гадость? – она сморщила нос и сделала ещё глоток эля.
Кестрель собирался налить кофе себе, но Салли подскочила к нему и занялась этим сама. Потом девушка посмотрела на него, чуть склонив голову.
- Брок когда-нибудь рассказывал, почему его стали называть Брокером?
Джулиан с удивлением поднял голову.
- Это ещё детское прозвище. Наш папка был каменщиком, но всё время пил и работать приходил, едва стоя на ногах. Его выгнали, и честной работы ему было больше не найти. Тогда он спознался со взломщиками, и они научили его своему делу, его и Джорджа, нашего старшего брата.