Драко кинул последний взгляд в газету и снял очки.

— Мы живем на одной планете, то, что касается их, касается и меня. Глобальное потепление, потеря наших природных ресурсов, изобретение айфона… все это актуально и для нас, разве нет?

Гермиона не смогла сдержать улыбку.

— Ты даже знаешь, что такое айфон? Или просто щегольнул для пущего эффекта?

Драко ответил ей обиженным взглядом.

— Я не только знаю, у меня даже есть акции Apple, — порывшись в кармане, он достал черно-серебристое устройство, небрежно вручая ей. — И я верю в их продукт.

Удивленно ахнув, Гермиона взяла маггловский телефон. Это казалось чем-то иррациональным брать сотовый телефон у Драко Малфоя. Но это точно был он, сидящий с ней за одним столом, спокойно читающий о последних новостях и событиях, как будто принадлежал к этому миру с самого начала.

— Но у тебя никого нет в списке контактов, — с ухмылкой отметила Гермиона, увлеченно рассматривая устройство.

Драко пожал плечами, и осуждающе на нее взглянул.

— Боюсь, что ни один из моих знакомых не так дальновиден, как я. Блейз, например, вообще боится его и отказывается включать.

Гермиона неудержимо расхохоталась и прикрыла рукой рот, поскольку ее веселье привлекло внимание других посетителей.

— Но думаю, что ты могла бы дать мне свой номер, — Драко склонил голову, опуская газету на стол, и без спроса сделал глоток из ее кружки. — Тьфу… он ужасен.

Отодвинув напиток от Малфоя, который, несмотря на колкое замечание, уже примеривался, как бы урвать еще глоток, Гермиона покачала головой.

— Боюсь, что у меня нет телефона.

Теперь была его очередь рассмеяться.

— Ты хочешь сказать, что у тебя, Гермионы Грейнджер, магглорожденной девчонки, нет мобильного?

— У меня был телефон, — Гермиона помрачнела. — До смерти родителей. А после стал не нужен. У меня не осталось ни родственников, ни друзей среди магглов, которым можно было бы звонить.

Драко аккуратно забрал у Гермионы айфон и положил его в карман.

— Соболезную. Прости, что затронул эту тему, — он погладил ее по руке. Гермиона освободила кисть и небрежно махнула ею.

— Да ладно, дело прошлое, — она улыбнулась. — Но тебе-то точно телефон не нужен.

— Не нужен, — подтвердил Драко. — Но мне нравится быть первым. Корпорация Малфой будет первой, кто приобщит волшебный мир к радостям телекоммуникаций в следующем месяце. Когда эти красавцы станут последним писком моды, я смогу с гордостью сказать, что я был законодателем моды.

Гермиона недоверчиво покачала головой.

— Неужели ты думаешь, что волшебный мир так просто примет хоть что-то новое? Это старое упрямое стадо, зацикленное на традициях и правилах.

Драко покачал головой с притворным разочарованием. Он нежно взял ее за руку и наклонился вперед, как будто собирался поделиться очень важной тайной.

— Они полюбят его.

— Уверен? — Гермиона ответила улыбкой, любезно подыгрывая.

— О, да. Хочешь узнать почему, дорогая?

— Почему?

Его голос опустился до приглушенного шепота, и Драко поманил ее пальцем, чтобы она наклонилась ближе, а он мог шепнуть ей на ухо.

— Потому что я скажу им полюбить его.

О, это уже забавно. Гермиона снова расхохоталась и покачала головой.

— Да ну, неужели?

Драко насмешливо, и в то же время серьезно кивнул головой.

— Да. Мама часто так подшучивала над чистокровными светскими дамами: она могла заявить, что определенный стиль, цвет или аксессуар были последним писком моды, и уже на следующей неделе каждая женщина носила мантию того же кроя или покупала сумочку, которая соответствовала точному описанию. Слова любого волшебника из рода Малфой имеют вес, разве ты не знала?

Его лицо буквально светилось, и он продолжил свой рассказ.

— Я никогда не забуду мой восьмой день рождения: на том приеме Каррэбель Паркинсон при всех гостях заявила, что наряд моей матери давно вышел из моды, чем ужасно ее расстроила. В отместку моя мама распространила слух, что оранжевый тем летом был последним писком моды среди волшебников Парижа.

Гермиона завороженно наблюдала, как удовлетворенно дрогнули уголки губ Драко, пока он предавался воспоминаниям.

— В следующий раз, когда Каррэбель посетила нас, она была одета в зверски оранжевую мантию. Мать почти рассмеялась ей в лицо, когда ее увидела. К счастью, у Панси своя голова на плечах.

Гермиона покачала головой: ее удивило, что Нарцисса Малфой, которую она привыкла считать холодной и беспринципной леди, так походит на реальную женщину.

— Звучит так, будто у твоей матери было блестящее чувство юмора.

Улыбка Драко стала мягкой и любящей.

— Так и было. А еще она обладала удивительным светом и неистребимой верой в людей, — улыбка исчезла. — Отцу никогда не удавалось выбить всё это из нее, хотя, в конце концов, он добился своего.

Услышав о смерти Нарциссы Малфой, Гермиона перестала улыбаться, и поняла, что настала ее очередь приободрить Драко. Он, казалось, погрузился в свои собственные мысли, наполненные виной и самообвинением.

— Уверена, ты был тем, кто помогал ей держаться.

Взгляд Драко вернулся к ней.

— Возможно. Ее вера в меня была непоколебимой. Даже тогда, когда отец вбивал в мою голову идеи превосходства чистокровности, что привело меня на темный путь, — он сердито покачал головой. — Мерлин, он был ублюдком.

Гермиона закусила губу, подчиняясь порыву, она положила руку на его плечо.

Его глаза вспыхнули наполненные внезапным порывом. Он накрыл ее руку своей, и быстро-быстро заговорил.

— Гермиона, я никогда не буду поступать так же. Я не Люциус. Я ни за что не трону тебя или наших детей.

Она убрала свою руку и часто заморгала, чтобы не дать пролиться набежавшим слезам.

— Я знаю, Драко, — она неловко откашлялась, будучи не в состоянии смотреть на него.

— Кажется, я поспешил с настолько серьезными заявлениями, — Гермиона услышала, как он тихо пробормотал себе под нос эту фразу, прежде чем натянул на лицо улыбку. Драко встал сам, помог встать Гермионе, а потом кинул на стол несколько маггловских купюр. Когда они шли к дверям, Гермиона оглянулась и увидела, с каким недоумением официант взял оставленные деньги.

— Драко… ты что, сотню фунтов на чай оставил?

Он ответил легкой улыбкой и, не говоря более ни слова, повел ее к пустому парку. Там он усадил ее на скамейку и присел рядом, прижимая к себе, а она — щурилась, глядя на заходящее солнце.

Они, по-прежнему молча, глядели на небо Лондона, меняющее свой цвет от ярко-оранжевого до красного, потом от фиолетового до успокаивающего темно-синего цвета. Гермиона восхищалась сумерками, наблюдая переход от дня к ночи. Она не стремилась заполнить тишину, мягко окутывающую их, и была рада, что Малфой поступал так же. Было так уютно сидеть с кем-то, кто может тоже оценить медленную смену одного обычного дня другим.

Когда, наконец, зажглись уличные фонари, озарив пару холодным искусственным белым светом, Драко заговорил спокойно, рассеянно, словно не был до конца уверен, что сказать или почему он это говорил.

— Здесь совсем не видно звезд. Как магглы это выдерживают?

— Не у всех есть особняки в Уилтшире.

Улыбка Драко стала ребяческой и самодовольной. Привычный Малфой вернулся.

— Да… бедняги. Они вынуждены спать в лачугах, чтобы увидеть звезды.

Гермиона закатила глаза.

— Я так понимаю, ты имеешь в виду палатки.

— Ну да. Ты понятия не имеешь, сколько этих магглов пытались нарушить наши границы и обосноваться со своими палатками на наших землях.

— Ах, бедный Малфой, — иронично произнесла Гермиона.

— Что есть, то есть, — невинно ответил Драко, и плотнее притянул ее к себе. — Простолюдины. Не представляю, как так можно жить.

Гермиона неверяще взглянула на него. В каком веке живет этот человек? Кто вообще сейчас использует в своей речи слово «простолюдин», ну кроме настоящего сноба? Как будто прочитав ее мысли, Драко повернулся к ней и назидательно произнес: