В том, что это будет Ровена, Элизабет не сомневалась. Но облечь в какую-то форму найденный ею материал было сложнее, тем более что сведений о Ровене в учебниках было не так уж и много. Конечно, были еще свитки из шкатулки. Гермиона Грейнджер перевела лишь несколько из них, и то, что Элизабет там обнаружила, было очень интригующе — свитки, написанные самой Ровеной Рейвенкло, ее собственной рукой! Некоторые из них были записью денежных расходов и расчетов — похоже, средневекового Хогвартса, — некоторые письмами Ровены к неизвестным Элизабет людям. Все это будоражило ее воображение.

Несколько раз, думая обо всем этом, Элизабет приходила к мысли, что ей стоит рассказать кому-нибудь о найденных ей сокровищах. Свитки и медальон. Она хотела принести их сегодня на консультацию и показать Бинсу, и все–таки не решилась. Возможно, это перевернет мир истории магии и откроет новые грани — подробности о жизни великой волшебницы… В сознании всплывали слова Бинса о том, что человек, нашедший нечто подобное, будет удостоен премии Золотого Свитка магии. Это немного подогревало ее тщеславие. Но, разумеется, она бы никогда не смогла получить нечто подобное — все свитки были написаны рунами, которые давались Элизабет с трудом. Пару раз она сделала несколько неудачных попыток заняться ими самостоятельно, и найдя, что это невероятно сложно, твердо решила ходить на занятия по Рунам с нового семестра.

— Это никогда не кончится… — прозвучал рядом с ней сонный голос. Она повернулась. Падма Патил сидела рядом и слушала профессора, подперев подбородок рукой.

Заметив, что Элизабет смотрит на нее, она кисло улыбнулась:

— Почему вместо того, чтобы готовится к балу, мы должны сидеть здесь и слушать этот бессвязный бред?..

— Полагаю, большинство присутствующих думают точно также, — поддержала Элизабет.

— А ты уже решила, с кем ты идешь? — вдруг спросила Падма, глаза ее оживились, и сонливое выражение с лица тут же ушло. Рождественский бал, поняла Элизабет, Мерлин его задери. Сейчас только он волновал студентов Хогвартса.

Лизз помотала головой:

— Нет. — И попыталась как–то оправдаться: — Надо сначала разобраться с уроками.

Падма фыркнула.

— Да ну, вот уж чего бы я меньше всего на свете хотела… А ты слышала, с кем идет Седрик Диггори?.. Он, наверняка, все тебе рассказывает.

Элизабет слабо улыбнулась в ответ — слава Седрика была такой большой, что и ей иногда перепадали ее крохи. Все считали их закадычными друзьями, и часто интерес у незнакомых людей возрастал к ней, стоило упомянуть, что они с Седриком вместе выросли.

— Мне он, к сожалению, ничего не сообщил, — произнесла Элизабет и начала машинально чертить какой-то рисунок на пергаменте. Ее порядком утомляли все эти разговоры о том, кто с кем идет. Тем более тогда, когда у нее самой не было даже никакого намека на пару.

— Я слышала, что Гарри Поттеру нравится Чжоу, — как великую тайну сообщила Падма шепотом.

Элизабет с недоверием посмотрела в ответ. Чжоу и Гарри Поттер? Эта идея показалась ей дикой.

— А недавно, — также таинственно продолжала Падма, похоже, не собираясь останавливаться, — как мне рассказывали, один студент из дурмштранга…

Элизабет вздохнула — и угораздило же ее сесть рядом. Никогда бы не подумала, что скажет это, но она впервые в жизни хотела бы послушать мистера Бинса вместо Падмы.

Элизабет подняла руку.

— Да, мисс Томпсон? — прервал свой нудный монолог Бинс.

— Подскажите профессор, возможно ли получить разрешение на посещение Годриковой Лощины в зимние каникулы?

Элизабет давно собиралась спросить Бинса о Годриковой Лощине.

Можно сказать, именно ради этого разрешения отправиться туда, она и пришла на консультацию. Мысль о Годриковой Лощине пришла к ней после прочтения какой–то очередной книжки об основателях. Дом, где жил Годрик Гриффиндор сейчас являлся старинным музеем артефактов.

Возможно, это могло бы ответить на многие вопросы и о Ровене Рейвенкло. Элизабет должна была попасть туда.

— Годрикова Лощина? — Бинс уставился на Лиззи ничего не выражающим взглядом. — Я могу дать вам разрешение на посещение музея, но вам это совершенно ни к чему. Насколько я помню, вы взялись раскрыть загадку жизни самой Ровены Рейвенкло. Боюсь, Годриковая Лощина в этой теме будет бесполезна… Но если вы все–таки настаиваете, то можете отправиться туда — лишь затем, чтобы убедиться, что эта информация никоим образом вам бы не пригодилась… Кстати, мисс Томпсон, — бесцветно продолжил он. — Я ждал от вас сегодня больше всех вопросов по курсовой, но, похоже, вам все понятно?

— Эм-м… — Элизабет не знала, что ответить.

— Я принес вам дополнительный список литературы, к которой вы можете обратиться при необходимости.

— Спасибо, профессор, — безжизненно в тон ему поблагодарила Элизабет, подумав, что вот уж чего, а литературой у нее завалена вся полка.

— В том числе и известный труд Огюста Орфе, — продолжал зудеть Бинс, словно не слыша ее, — где публикуются статьи об артефактах, принадлежащих самой Ровене Рейвенкло — а таких, поверьте, немало. Диадема, медальон, волшебная трость и ряд других. Может, что–то заинтересует вас и натолкнет на нужную мысль.

— Медальон?! — Элизабет моментально оторвалась от пергамента с вычерченным ей неясным рисунком. — Вы сказали, медальон? Профессор?

Но Бинс уже разговаривал со следующим студентом, видимо, считая, что Элизабет все понятно.

— Как он назвал ту книгу, где написано про медальон Рейвенкло? — тут же повернулась Элизабет к Падме. Но та лишь подняла на нее усталые глаза:

— Мне кажется, я его прослушала, — лениво протянула она. — Серьезно, Лиззи? Кому это интересно?

— Мне, Падма! Мне это интересно! — вдруг взорвалась Элизабет, и начала сгребать вещи в сумку. — И ты будешь сильно удивлена, если я скажу, что мне это интереснее даже больше сплетен о том, кто с кем идет на Рождественский бал!!!

Она порывисто встала и направилась к двери, успев все–таки поймать изумленный взгляд Падмы.

*

Быстро шагая по коридору Элизабет корила саму себя. Ну кто ее дергал за язык? Зачем нужно было так резко отвечать Падме? Элизабет не узнавала саму себя. Раньше она была гораздо сдержаннее, и, наверное, раньше бы просто оставила бы свои мысли при себе, а не набрасывалась бы на Падму. По большому счету, Падма была здесь совершенно ни при чем. Просто все эти разговоры, которые она то и дело слышит вокруг, весь этот ажиотаж, все эти вопросы, с кем она идет, которые задают ей все подряд, и она даже не может внятно ответить… Она свернула в темный коридор, ведущий к северной лестнице — сумерки уже сгущались за окнами и в коридорах начинали гореть факелы.

Вот Кира, так она, вообще, идет с Лазаром… Элизабет невесело усмехнулась. Лазар. Он казался каким-то бредовым сном, который никогда не хотелось вспоминать. Она была совсем не против, чтобы Кира пошла с ним. Но почему-то сразу после этой мысли внутренний голос едко замечал в ее голове: «А тебя вообще никто не пригласил…» И в этот момент ей просто хотелась закрыть глаза и умереть.

Тяжело вздохнув, Лиззи опустилась на широкую ступеньку северной лестнице. В коридоре все равно никого не было — укрываясь от сквозняков, студенты сидели по уютным общим гостиным. Мерлин, как же она устала!.. Устала не столько от учебы, сколько от… одиночества?.. Впервые, Лиззи Томпсон призналась самой себе, что ей не хватало кого–то рядом. Это звучало непривычно. Может, все дело в том, что они с Седриком не общались целую неделю?.. А когда поговорили сегодня, что-то неуловимо изменилось… чего-то стало не хватать…

Вот только не начинай опять, хватит, хватит этого нытья! — проворчал все тот же недовольный голос внутри. И Элизабет постаралась взять себя в руки.

Она поднялась и зашагала по ступенькам, когда сзади ее окликнули.

— Лиззи! — звонкий девичий голос разнесся по тихому ночному коридору.

Элизабет обернулась. Запыхавшись, Кира поднималась по ступенькам лестницы. Волосы ее как обычно были стянуты резинкой в хвост, щеки раскраснелись от бега, и в отблеске факелов она выглядела очень хорошенькой.