*

Она увидела их сразу, как только вышла из класса. Его светловолосая макушка и река ее струящихся черных волос. Седрик и Чжоу. Они стояли у высокого узкого окна в коридоре и о чем-то негромко разговаривали, не обращая внимания на спешащих мимо студентов. Похоже, Седрик находился у их кабинета давно и дожидался конца занятия под дверью. Разумеется, он ждал Чжоу, подумала Элизабет. Набрав в легкие побольше воздуха, она сделала вид, что не заметила их, и с каменным лицом зашагала дальше по коридору.

Интересно, как часто он вот так встречает Чжоу после занятий? А после ужина, наверное, провожает до башни Рейвенкло по темным коридорам?

— Лиззи! — ее мысли оборвал знакомый голос позади.

Через секунду Седрик догнал ее и зашагал рядом, подстраиваясь под быстрый шаг Элизабет.

— Лиззи, как ты? — выдохнул он. — Чжоу рассказала мне о твоем обмороке и лазарете.

Элизабет резко затормозила и уставилась на Седрика. Это был первый раз за всю неделю, когда они разговаривали друг с другом и смотрели друг другу в глаза, не отводя при встрече взгляда.

— Тебя, и правда, это волнует? — несколько враждебно поинтересовалась она в ответ, проклиная саму себя за свою резкость.

Седрик смотрел на нее в замешательстве:

— Я волновался за тебя. Что с тобой, Лизз?

Что с ней? На ум снова пришли мысли о происшествии на уроке Трансфигурации.

— Слишком долго объяснять, — произнесла Элизабет, опустив глаза. — Не уверена, что у Чемпиона Хогвартса есть на это время.

Она и сама не знала, зачем так себя ведет, и откуда эта язвительность — ведь больше всего на свете ей нужно было его участие. Впрочем, если бы Седрик не стал отвечать и ушел, она бы даже поняла его.

Но Седрик только улыбнулся в ответ.

— Лиззи, — тихо позвал он, как, бывало, звал раньше, когда в детстве она сидела, надувшись на очередную неудачную шутку Седрика. — Лиззи, хватит. Ты чем–то расстроена, но я на самом деле хочу знать, что случилось с тобой. Если ты все еще злишься на меня из–за той ссоры на вечеринке, то давай просто забудем о ней?

Элизабет подняла голову.

— Ты прав, давай просто забудем, — она постаралась улыбнуться, хотя внутреннее напряжение не ушло.

Седрик потянул подругу детства к небольшой статуе горгульи, где практически не было студентов:

— Отойдем сюда и поговорим.

Элизабет подчинилась, дав себя увести, и присела на высокий узкий подоконник рядом со статуей. Вздохнула. Потерла горячий лоб. Она все еще была под впечатлением от сегодняшнего утра. Седрик стоял рядом и внимательно наблюдал за ней. Солнце, проходящее сквозь витраж, играло причудливыми бликами в его золотистых волосах. Глядя на него вот такого — беззаботного, красивого, знакомого до мелочей, она почувствовала, как внутри растет теплое забытое чувство. Ведь она, и правда, по нему безумно скучала. И вот теперь он стоял здесь, и они как будто снова были только вдвоем без ее вечных сокурсниц или его приятелей.

— Прости меня, Сед, — тихо произнесла Элизабет. — Это те слова, которые я хочу сказать тебе всю неделю.

— Все в порядке, — пожал он плечами, — у всех бывают тяжелые дни, видимо тогда я попал под горячую руку. Я и сам наговорил тебе всякого…

Элизабет молча пододвинулась, и Седрик устроился рядом с ней на тесном подоконнике — совсем как на их тайном окне. Правда, это окно было каким–то неуютным высоким и узким.

— Чжоу рассказала, что ты потеряла сознание, — Седрик кинул на нее обеспокоенный взгляд, словно проверяя, все ли с ней в порядке. — Тебе сейчас получше? Что с тобой случилось?

— Ничего такого, из–за чего стоило бы поднимать шум, — отмахнулась Элизабет. — Сам знаешь, как это случается у нас, девчонок, увидела симпатичного дурмштранговца и хлопнулась в обморок.

Но Седрик не поддержал ее веселья, глаза его все так же внимательно изучали ее лицо:

— Лиззи, я вполне серьезно. Я так переволновался, что прождал тебя целую пару возле кабинета МакГонагалл.

— Да? — против своей воли Элизабет улыбнулась.

Выходит, Седрик ждал не Чжоу.

— Со мной, правда, все хорошо, Седрик, не волнуйся, — она убедительно посмотрела ему в глаза. И заметила, как после этой фразы он заметно расслабился. — Мадам Помфри сказала, что это просто переутомление. У меня учеба, курсовая, подготовка к С.О.В и еще Рождественский бал на носу…

— О, да, — подхватил Седрик, — вся эта суматоха по поводу бала… Представляешь, я узнал, что его открывают Чемпионы, и мне необходимо найти себе партнершу, — он обернулся к ней с искоркой веселья во взгляде: — Ты только представь меня в парадной робе, с партнершей, выхожу по центру…

Элизабет укоризненно посмотрела на Седрика:

— Ну конечно, как всегда в центре…

— Я просто путаю право и лево, так что в центре надежнее, — подмигнул Седрик. — А ты уже выбрала с кем пойдешь?

— Я… хм-м, — Лиззи отвела взгляд и начала изучать собственные руки на коленях, — да, у меня есть кое–кто на примете.

Она поспешила сменить тему.

— Мне сейчас совсем не до этого, ко всему прочему я еще хочу изучать Руны.

— Руны? Серьезно? — В глазах Седрика, как показалось Элизабет, зажегся неподдельный интерес, и это ее обрадовало.

Она улыбнулась:

— Мне нужно было перевести пару древних документов, которые я случайно нашла.

Седрик приподнял бровь, и Элизабет поспешила объяснить:

— Это рукописи, написанные рунами… Э-ээ, одной средневековой ученой… В общем…

И в замешательстве замолчала. Она и представить не могла, как много Седрик пропустил, и как много она не успела ему рассказать. Разве могла она сейчас без всей предыстории вот так запросто объявить, что владеет рукописями самой Ровены Рейвенкло?

— Это все для моей курсовой, — невнятно закончила она, — хотя не знаю, курсовая ли это все еще или нечто большее…

Она улыбнулась, видя непонимание Седрика.

— Ладно, забудь, все это неважно. Ты не поверишь, что случилось сегодня на уроке МакГонагалл. У меня были внезапные приступы гениальности. Оказывается я довольно неплохо разбираюсь в Трансфигурации.

— О нет, — застонал Седрик, обреченно привалившись к стеклу, — только не заикайся о Трансфигурации, ради Мерлина. Вот что-что, а она забирает у меня последние остатки рассудка. Мне кажется, Магонагалл уже стала избегать меня в коридорах, ибо мой вид напоминает ей о непроницаемости студенческого сознания. Вчера я полночи провел за учебниками, пытаясь запомнить хоть что–то, помню, как заснул как раз на теории Диксена…

— Данксена, — укоризненно поправила Элизабет. — Даррел Данксен! Теория о частичном изменении структуры предмета.

Седрик округлил глаза в изумлении:

— Тебе–то откуда знать? Это тема для подготовки к Ж.А.Б.А., вам до нее далеко, как горному троллю до моря.

Элизабет также удивленно смотрела на Седрика.

— Я не знаю, — прошептала она.

Волны паники и страха снова стали подступать к ней. Руки похолодели. Она хотела, было, броситься к Седрику, как кидалась к нему в детстве от ужаса, если он рассказывал страшные истории. Прижаться к нему и попросить о помощи, но вместо этого губы ее механично проговорили:

— Даррел Данксен изобрел теорию о частичном структурном изменении, и эта теория перевернула представления о трансфигурации. Это открытие произошло еще в начале восемнадцатого века, когда наука как таковая сформировалась в систему обучения. Именно Данксен дал толчок для открытий целому ряду талантливых ученых–теоретиков, — мысли и образы приходили к ней сами точно так же, как это случилось на уроке у МакГонагалл, все быстрее и быстрее, и вот уже поток хлынул в ее сознание, вымещая все остальное:

— Хотя если касаться магии ранних эпох, таких как, например, Средневековье, то можно обнаружить подобные идеи и у знаменитых волшебников того времени. Тогда все делалось упрощенно. Несложным заклинанием можно было отделить часть предмета, изменить ее и соединить обратно. Данксен усложнил этот процесс, как впрочем, и облегчил одновременно. Он изобрел заклинание Анимус, помогающее проникать в суть вещей, и даже одушевлять какую–то их часть… как говорилось в Древней Греции — аb actu ad potentiam.*