Хейзан видел, как песок, столь напоминающий густую патоку, наталкивается на прозрачное стекло, а из ямы под ним тянутся чернильные щупальца.

Нас оно не заберет, даже если Просторы будут разрушены до сияющего основания…

Многие тысячи солнц.

…потому что гибель нынешней итерации предначертана иными источниками власти. Однако Я забочусь о вас, чего нельзя сказать о Моих сестрах.

Кто ты? — спросил Хейзан, заранее зная ответ.

Ринелд был прав…

Ты не нуждаешься ни в каком объяснении, Хейзан. У тебя сердце волка, но душа твоя куда более сложносочиненна, чем у любого зверя, даже самого мудрого, даже — легендарного.

Хищник бежит по снежному лесу — и по собственной воле прыгает на стрелу, пущенную из ниоткуда. Драконье пламя охватывает Ха’генон — Хейзан не мог представить, что когда-то замок выглядел так величественно.

Ты примешь меня, потому что иного исхода нет. Я не могу обещать, что это не убьет тебя, однако человеческая жизнь ничтожна в сравнении с тем, что способен сотворить Иррсаот в руках глупца — в руках любого смертного.

Как ты и сказал, Они заставят тебя сделать абсолютно все, что прикажут.

В следующее мгновение Хейзана оглушил свет — и ослепил гром. Внутренний огонь взметнулся до самых звезд, пробивая тучи, воздух и вакуум лучом безлунной ночи, волной бескрайнего океана и искрой далекой, слабой, но все же — надежды.

И небо рухнуло.

Реальность вскипела, а деревья сгорали дотла без прикосновения пламени, обращаясь в глухую просинь вечной пустоты, подвешиваясь в ней, как темноголовая висельница. Хейзан слышал вопль каждого из кусочков, на которые распадалось Сущее, тысячи тысяч клочков, внезапно обретших голос, который доселе был лишь ровным шумом лесного полога.

А громче всех кричал Иррсаот.

Рохелин, треплемая ветром, судорожно потянулась к магу, которого окружал морок запредельного. Эолас же схватил ее за локоть и безо всякого защитного тетраэдра, рискуя сгинуть в тисках четвертого измерения и ее туда же отправить, призвал Гиланту — и та откликнулась быстрее, чем когда-либо, перебросив Эоласа и Рохелин через границу кошмарного сна в Эстеррас.

========== Аутро ==========

Скорбящий не отступился от скорби. В энарской сказке мир возвратился к прежнему состоянию, как только безутешная женщина погибла, но Лайентаррен не пережил того, что у его императрицы отняли Иррсаот.

Рохелин обнаружила, что стоит в той же самой позе, только не на земле, а на дощатом полу, и руки ее тянутся к пыльным книжным шкафам. Резко обернувшись, она увидела только Эоласа, который выглядел зверски изможденным, словно перемещение выпило из него все силы. Впрочем, снаружи он всегда казался усталым — не то из-за синяков под глазами, не то сам по себе, сутулый и хмурый.

Неверие пронзило ее раскаленным мечом демона из преисподней. Она видела, как молния бьет в Иррсаот, как фантомные белые полосы вьются по рукам Хейзана, отскакивая от локтей; как гром расчетверяет небо по сторонам света, и оно рушится, лишившись оси, тверди и чего угодно еще, что вменяли ему религиозные трактаты…

А Эолас стоял здесь, точно прирос, и не собирался ничего предпринять.

— Эолас! Он же там остался! — крикнула Рохелин и встряхнула двуединца за плечи; тот немедленно отпрянул, словно от грязного бродяги с ужасным дыханием, и прошипел:

— Руки.

— Эолас… — умоляюще выдохнула Рохелин, взгляд которой подернулся солоноватой дымкой.

Не раз и не два она теряла дорогих людей, начиная от матери, когда ей было всего пятнадцать, и заканчивая многочисленными попутчиками — магами и не-магами, женщинами и мужчинами; победителями, что в конце концов проигрывали, и преступниками, обернувшимися жертвами, — поэтому думала, что уже научилась горевать умеренно. Но сейчас ее распирало изнутри, как горящее здание, чьи стены должны были вот-вот обвалиться под лижущим их безумным огнем.

Внутренним огнем.

Человек, которому она открыла столь многое…

Рохелин взвыла и ударила кулаками по столу, так что дрогнула стопка рукописей; костяшки пронзило болью, но боль эта не шла ни в какое сравнение с тем, что вздымалось, точно девятый вал, в глубинных слоях ее души. Рохелин замерла в его тени — и волна нахлынула кипящим маслом, сметая все на своем пути, превращая зеленые земли в выжженную пустыню.

Она плакала навзрыд, наклонившись над треклятым столом, и слезы ее размывали застарелые пятна от чернил. Эолас смотрел на безутешную девушку молча, попеременно вспоминая то момент, когда он плакал в последний раз — ему было двадцать, и он разрыдался от бессилия перед собственной выдуманной бездарностью, — то, уже эпитафически, Хейзана. Их долгие разговоры о философах, затрагивавшие самые различные аспекты их трактатов и жизней, от низменных до возвышенных; прогулки через лес, когда каждый думал о своем, не нарушая священной тишины; даже кража фамильной реликвии, за которую Хейзан опрометчиво взялся от безденежья — и попросил Эоласа о помощи. Лишь постоять на страже, заверил он, однако засада разбила их планы в пух и прах, и магам пришлось улепетывать от погони на другой конец города.

Впервые за долгое время Эоласу захотелось поднять бокал вина; мешала только боязнь забыться и опьянеть. Ему как гилантийцу позволяла это та же трещина в сознании, что отзывалась время от времени “днями украденного солнца”.

Рохелин все еще всхлипывала, но основной порыв уже стих, и муки ее ненадолго улеглись перед вторым приступом. Тогда и напомнил о себе разум.

— Что вообще произошло? — просипела она.

Эолас успел поразмыслить и над этим.

— Аракспленаус.

— Что?.. — моргнула Рохелин.

— С языка людей снега это означает “волеизъявление”. Так они назвали появление четвертого идола, сиречь меня, в системе их верований. В случае Хейзана это было… — Эолас смолк, ощущая легкий трепет перед тем, что собирался сказать: — …волеизъявление Великой Сущности. Аракспленаус Гиланты.

— Но вы же понимаете, что он… — Рохелин судорожно сглотнула, — …что он погиб?

Эолас мысленно выругался тому, насколько медленно до нее доходит, и напускно вздохнул:

— Понимаю.

— А я — нет.

В следующий миг Рохелин снова взорвалась рыданиями. Эолас, которого плачущие люди, в особенности — женщины, немилосердно выводили из себя, холодно произнес:

— Не хочу показаться бестактным, миледи, однако прошу вас взять себя в руки. Иначе мне придется выпроводить вас из своей скромной каморки.

Рохелин отняла ладони от лица и подняла на Эоласа красные распухшие глаза; писатель вновь подивился тому, насколько уродливо проявляют себя человеческие чувства.

— Ты мразь, — прошипела она и оттолкнула Эоласа плечом.

Хлопнула дверью Рохелин так, что обвалился ряд книг на одной из полок.

Селиста, молодая исследовательница Кэаны из Энара, вышла в яблоневый сад при академии, чтобы привести в порядок взъерошенные мысли. Сегодня она едва не сорвалась на особенно дерзкого ученика, который никак не желал уразуметь, что возраст преподавателя никак не связан с его знаниями. Старичье, которое втайне бесилось, зная, что Селиста превосходит его своим умом, тоже действовало на нервы — сразу двое старших коллег незаслуженно придрались к ее учебным методам.

Незаметно для себя Селиста очутилась в дальней части сада. Росла там в основном дичка, а руки садовников никогда не прикасались к местной высокой траве и густым зарослям. Погруженная в размышления, Селиста так и витала в облаках, пока не споткнулась, как ей показалось, о корягу. Откуда здесь коряги, пролетело в голове — воды поблизости нет…

Селиста опустила взгляд и едва не вскрикнула. Под кустом лежал ничком человек — темноволосый юноша немногим старше ее. Присмотревшись, Селиста ужаснулась — плащ его промок от крови, и кровью же было заляпано все лицо, причем создавалось впечатление, что натекла она прямо из закрытых глаз. С огромным трудом пересилив страх — вдруг она натолкнулась на мертвеца? — Селиста дрожащей рукой нащупала пульс незнакомца… слабо, но стучит. Живой!