— Ты не мог изучить весь замок, — задумчиво произнес Хейзан.

— Не мог, — миролюбиво согласился Эолас. — Однако он с завидным упрямством водит меня по кругу.

Рохелин толкнула Хейзана плечом:

— А я тебе сказала. Мы в том зале уже были.

— Как человек, который провел здесь целую ночь, могу сказать, что смысла в дальнейшем изучении Ха’генона нет. Хозяин Иррсаота покинул его некоторое время назад.

— Хозяйка, — поправил Хейзан. Поймав вопросительный взгляд Эоласа, он объяснил: — Местные жители рассказали нам о королеве Обездоленных, которая скрывается именно что в Ха’геноне.

— Где-то поблизости есть деревня, — сказала Рохелин. — Я помню карту.

Но Ха’генон не собирался просто так отпускать нарушителей своего покоя. Хейзан и Рохелин едва не переругались, споря, куда им следует повернуть, а потом — выйдя на ту же треклятую лестницу. Эолас лишь тяжко вздыхал про себя, уже научившись повиноваться Ха’генону во всех его мистических проявлениях.

В конце концов они выбрались из северного крыла и свернули на запад, поневоле рискуя пересечь невидимую границу и очутиться там, откуда вышли несколько дней назад. Над Скорбящим сгущался осенний мрак — черные тучи медленно откусывали по кусочку розового неба.

После блужданий длиной в час или два их встретила деревня, чертовски похожая на ту, куда привел их Кивий, но в действительности — лишь бледное ее подобие. Меркнущий свет посылал прощальный привет слабым, призрачным лучом, прорывающимся из-под сени туч. Наступала ночь.

В отличие от деревни Кивия, эта была окружена крутой насыпью, точно рвом, и Хейзан пожалел, что не умеет ходить по воздуху. Кое-как перебирая руками в попытке удержать равновесие и цепляясь за колючие стебли, торчащие из земли — так, что исколол себе все пальцы, — Хейзан спрыгнул в мягкие заросли внизу. Рохелин попыталась повторить его прыжок, но немного не долетела и покатилась по склону, ругаясь и царапая почву. Хейзан тут же подскочил к девушке и осмотрел растрепанную голову — никаких ран, по счастью.

— Я подожду вас здесь, — сообщил Эолас. Его едва было видно на фоне темного ночнеющего леса.

— Трусишь? — ехидно поинтересовался Хейзан.

Далекий гром оттенил спокойный голос Эоласа:

— Правильно рассчитываю свои силы.

Хейзан махнул рукой и двинулся по утоптанной земле в сторону домов. Рохелин последовала за ним, старательно вычищая грязь из-под ногтей.

Их встретила гнетущая пустота; запустение Ха’генона не шло с ней ни в какое сравнение. Из замка люди ушли давным-давно, а здешние обитатели исчезли как будто бы накануне.

Хейзан толкнул одну из дверей, и оттуда вырвался омерзительный запах гниения. Намотав плащ на лицо, Хейзан вошел внутрь и осмотрелся. Скромная обстановка, обычная для представителей угасающего народа: неуклюже сбитая мебель, кособокие ставни на единственном окне, никакого намека на книги или даже лубковые картинки. Одеяло на кровати было изорвано, словно кто-то разодрал его руками в приступе беспамятства.

Распахивая двери, Хейзан окидывал комнаты быстрым взглядом; Рохелин взялась за дома напротив. Все говорило о том, что жители деревни превратились в Обездоленных и теперь бродят по здешним лесам — или Просторам, куда перенесла их заботливая владычица. Сколько же таких разрозненных селений опустело под ее злой волей?

Чернота окутывала Скорбящий все непрогляднее.Чистый звездный свет заволокло, и Хейзану пришлось запалить на руке пламя, чтобы разглядеть хоть что-либо, но если пойдет дождь, они с Рохелин лишатся и этого. Однако осмотреть следовало каждое божье здание — вдруг проклятая императрица прячется именно там?

Если она не покинула Скорбящий вопреки уверениям старейшины.

Остался последний дом — маленькая убогая землянка, приютившаяся за огородом, который уже начали отвоевывать сорняки. Сверкнула молния, и ее мертвенно-бледный свет отразился на бревенчатых стенах. Рохелин нервно сглотнула, но Хейзан ощущал лишь желание поскорее завершить безнадежное дело и вернуться в Ха’генон, пока не грянул ливень.

Дверь болталась на одной петле, противно вскрипывая, точно плача. Затем Хейзан понял, что плач настоящий и доносится из дальнего угла землянки. Пахло мочой и плесневелым хлебом. Хейзан пустил огонь в свободное плавание и направил его туда, где выводил пронзительные рулады неизвестный человек — женщина, судя по голосу. Рохелин нервно схватила мага за локоть, избегая смотреть в угол. Снаружи громыхнуло.

Пламя высветило скрюченную женщину с грязными, когда-то светлыми волосами, босую и в каком-то подобии ночной рубашки, порванной на спине. Виднеющиеся позвонки выдавали ее жутковатую худобу. Женщина не замечала ничего, кроме собственного горя и невидимого предмета, который накрывала грудью. Иррсаот?

— Миледи? — тихо позвал Хейзан.

Женщина повернула голову, и Хейзан невольно отшатнулся. Слезы проделали зримые дорожки на ее щеках, разъев кожу до кости; скорбящая сама почти превратилась в Обездоленного. Должно быть, это ужасно больно, мелькнуло в голове; но не больнее, чем то, что терзало плакальщицу изнутри.

— Меня зовут Хейзан, — с усилием произнес маг. — Кто вы, миледи?

Женщина разжала губы, обнажив остатки зубов, выпавших от истощения.

— Когда-то, — прохрипела она, — меня звали Рун. Но теперь я Фрида.

Хейзан не понял, что она имеет в виду — должно быть, совсем безумна. Рун… кажется, это означает “соль”.

— Вы из Меена, верно? Я жил там долгое время, — он выдавил улыбку, надеясь дружелюбием отвлечь внимание Рун от Иррсаота — лишь чтобы выхватить его и броситься наутек.

Рун не ответила, глядя сквозь него стеклянным взглядом. Лишь тогда Хейзан осознал, что она ничего не видит.

— Хель, — шепнул он еле слышно. — Отвлеки ее как-нибудь. Я заберу Иррсаот.

Рохелин сдавленно кивнула и подняла с пола обломок доски. Швырнула в сторону — гнилье развалилось надвое, и один из кусков задел спину Рун. Она резко обернулась, и Хейзан магией выдернул Иррсаот из рук его хозяйки.

Когда Рун поняла, что произошло, она взвыла — так, что сердца обоих похитителей Иррсаота обратились в ледяные глыбы. Рун перевернулась на живот и поползла; ударилась головой о стену и вновь зашлась рыданиями.

— Верните! — ревела она. — Верните!!!

Хейзан не сразу осознал, что за холод лег ему в свободную руку.

— Сделай это, — всхлипнула Рохелин. Хейзан передал Иррсаот ей и, сделав шаг к беснующейся Рун, занес кинжал над ее затылком.

Рукоять выскользнула у него из пальцев, когда Рун забилась в агонии. Впервые за свою жизнь Хейзан испугался того, что убил человека — невзирая на то, что она жаждала избавления всем сердцем.

— Идем, — выдохнул он.

Как только Хейзан выбежал наружу, ему за шиворот стукнулась капля, но он даже не обратил внимания. Лишь когда зашипело пламя, которое он увел за собой, Хейзан понял, что вернуться в Ха’генон они не успеют.

Да и не нужно.

Из-под козырька одного из домов отделилась тень; Эолас. Спустился-таки, не выдержав ожидания. Так ли уж долго они здесь пробыли?

Шторм сгущался над лесом безграничной и упрямой пеленой. Дождь полил, и огонек затух, так что теперь искателей Иррсаота и сам артефакт в ладонях Хейзана освещали лишь вспышки молний — почти непрерывные. Но прежде, чем кто-либо из магов начертил защитную фигуру и покинул Скорбящий навеки, случилось необъяснимое.

Хейзан смотрел не отрываясь на Иррсаот; восьмиугольник в центре средоточия, чьи края переливались изящными волнами, блеснул белым пламенем. Гроза отступила на второй план и одновременно пронзила Хейзана, точно кинжал — голову Рун, повергая мага в неожиданный стазис. Время поклонилось и исчезло.

И тогда Она заговорила.

В переводе на людской язык Ее не-слова, воплощенные в вековечных образах, звучали так:

Ты обязан его уничтожить.

Иррсаот сильнее даже тех, кто проложил пути за пределами пределов, и ни одна беспечная душа не должна боле прикоснуться к нему, а тем паче — сосредоточить энергию в его недра, простирающиеся фрактальной последовательностью глубже, нежели способно проникнуть Время.