Пожар в зале Таллоу и Темного Нино… Что за название — вне сомнения, шпилька в сторону ненавистного государства, демонстрация, что оно несостоятельно само по себе — нужно прибавить второе.
Пожар…
Рохелин вытерла сухие глаза, рывком отвернулась от грамот и бросилась на поиски попечителя зала Таллоу и Темного Нино.
Выходя из зала Меена, Хейзан столкнулся с запыхавшейся Рохелин.
— Так и знала, что ты там, — выдохнула она. — Нужно срочно отыскать Эоласа.
— Меня не нужно искать, — раздался негромкий голос, и писатель появился из тени, сжимая подмышкой “Маленькие беды…” Все трое встали в небольшой круг, оглядевшись, точно заговорщики против действующей власти.
— Я поговорила с… — начала было Рохелин, но Эолас сдержанным кашлем не дал ей договорить:
— Если не ошибаюсь, ты должна была отыскать упоминания необычных осадков.
— Я не люблю, когда меня прерывают, — прошипела Рохелин. Эолас в открытую усмехнулся:
— Твоя миледи не стесняется обнажать оскал, Хейзан.
— Я поговорила с тем, кто видел поджигателя, — продолжила Рохелин, не дожидаясь Хейзанова ответа — только перепалки ей не хватало для полного счастья. После верной гибели любые словесные потасовки казались ей до боли жалкими. — Огонь высветил темное лицо под капюшоном.
Хейзан вскинул бровь:
— Наш мертвец?
— Обездоленный, — снова кашлянул Эолас — и открыл книгу на заложенной странице. — Изучайте, миледи, — вручил он “Маленькие беды…” Рохелин. — Хейзан, ты что-нибудь обнаружил?
— Ха’генон — это заброшенный замок, расположенный в субреальности Скорбящий, — сообщил Хейзан. — Когда-то там скончался хозяин Иррсаота, легендарного кэанского артефакта. Вот выдержки.
— Использование артефактов часто вызывает побочные эффекты, однако не вселенского масштаба, — призадумался Эолас, пробежав взглядом записи Хейзана. — Обычно артефакт оказывает влияние лишь на владельца.
— Хочешь сказать, этот мертвец — бывший кэанец?
Игнорируя вопрос, Эолас сложил пальцы подушечками друг к другу.
— Нам необходимо больше информации по Скорбящему и Иррсаоту. Хейзан, ты отправишься в Южную библиотеку в зал Тейта и Цепи. Рохелин…
— Ты не дочитал, — улыбнулась Рохелин, подняв на Эоласа торжествующий взгляд. — “…они, казалось, подчинялись какой-то внешней силе, и головы их стали хранилищем чужого разума, искаженного жаждой разрушения. Что же могло повлиять на несчастных? В числе прочего можно назвать високосный год…” так… “…темные маги, которые в это время отыскали артефакт Иррсаот и использовали его как основу для своих экспериментов”.
Хейзан едва ли не взвыл:
— Черт возьми, темные маги, использующие артефакт…
— Разве ты не привык за многие годы к тому, как простолюдины относятся к знанию? — спокойно возразил Эолас. — Спасибо, миледи, — поблагодарил он Рохелин и захлопнул книгу в ее руках.
— Нужны карты, — сказала Рохелин.
— Зал Географии находится в Южной библиотеке, — отозвался Хейзан. — Похоже, придется еще разочек прогуляться. Эолас, у тебя сестра — кертиарианка. Ты собьешь заклинание, если мы добудем имя истинное Скорбящего?
Эолас зевнул, сдержанно прикрыв рот ладонью.
— К сожалению, не могу обещать.
Хейзан подбоченился; посмотреть на Эоласа сверху вниз ему не удалось — писатель был лишь немногим ниже, и то за счет сутулости, — оттого глаза его сверкнули только ярче.
— Эолас, — сказал он мрачно, — мы почти разгадали эту тайну. Не бросай ее на полпути.
Рохелин ожидала, что Эолас разразится длинной безэмоциональной тирадой или по меньшей мере развернется на каблуках и уйдет, однако он молча кивнул. Воистину, Хейзан находил должный подход ко всем, кого ни знал.
Колдун все-таки.
========== Соло, часть 1 ==========
От условного центра, куда выбрасывало путников заклинание — древнего городища, который никогда не станет предметом раскопок, ибо Скорбящий пребывал в таком же забытьи, как и многие сотни других субреальностей, — до Ха’генона вело две дороги через лес. Одна, более короткая, пролегала якобы через логово мантикор; другая обходила опасность, но прибавляла к расстоянию несколько лиг. Субреальности — не Просторы, поэтому волей-неволей начинаешь воспринимать легенды о чудовищах как реальность — кто знает, какие твари могут водиться в этих осколках мира?
Однако Эолас отнесся к словам исследователя, как и всегда, скептически. К тому же, их с Рохелин взаимно не прельщало совместное путешествие сквозь пустоту и тишину, где им будет совершенно некуда деться друг от друга. Несмотря на то, что Эолас спас ее от Обездоленного, Рохелин не испытывала особенной благодарности, глядя на это скользкое, как у змеи, лицо — хоть и понимала, почему Хейзан с ним сдружился. Двум гилантийцам было что обсудить, а в особенности — посетовать на людей.
Первый день Эоласова путешествия прошел спокойно. Из диких животных ему встретилась лишь тощая лиса, что бросилась под ноги и какое-то время следовала за ним, прыгая и клянча еду. Здесь, где не было людей, кроме редких селений, жители которых даже не знали всеобщего языка, звери ничего не боялись. Лиса лишь проявила любопытство к неожиданному гостю, но вскоре отстала — принюхалась и метнулась назад в кусты, держа нос по ветру.
Сидя вечером возле костра, над которым кипел котелок, Эолас наблюдал за тем, как превращается в золу хворост, и размышлял. Самое время было внести правки в рассказ об Идущем — прошло достаточно времени, чтобы Эолас увидел, какие моменты надо поменять, но не слишком много, так что он еще чувствовал задумку нутром, — но бумага и чернила остались в Чезме. Эолас пообещал себе, что, когда все закончится, Хейзану от него достанется; как будто тот понимает, сколько нюансов необходимо учесть при написании текста и как важно должным образом распределить время.
Он встал ранним утром холодного сентября — времена года в Скорбящем сдвигались на полтора месяца вперед. Члены Ореола долгие годы бились, пытаясь выяснить закономерность и как-либо классифицировать субреальности по временному признаку, но им так и не удавалось. Похоже, Время, извечный властелин случайности, не изменяло себе и здесь.
К полудню Эолас спустился в овраг, обозначенный на картах исследователя как “Осторожно: испарения”. Подробностей тот не приводил, лишь упомянув, что Скорбящий таит в себе много загадок, и скорбно заметив, насколько напрасно эта субреальность остается за пределами внимания Ореола.
Туман вихрился над речкой, заволакивая собой камыши и тростник. Тихо было как в склепе — ни дуновения ветерка, ничего. Эолас шел осторожно, но все равно время от времени прихлюпывал сапогами, попадая в заболоченные ямки. Он надеялся, что дорога не приведет его в трясину, но с каждым шагом уверенность в себе шаталась сильнее и сильнее, словно чересчур высокая башенка из деревянных кубиков. Сравнение, пришедшее на ум, заставило вспомнить о детях, и Эолас не сдержал гримасы отвращения — а затем неожиданно провалился в воспоминания.
…ему пятнадцать, и в наказание за первую пьяную выходку его заставили сидеть с детьми, которых привели аристократы на очередной светский вечер в доме его родителей. Пока “взрослые” обсуждают охоту, деликатный вырез чьего-нибудь платья и последние сплетни о чужих бастардах, Элиас вынужден наблюдать за целой оравой спиногрызов, которые выводят его из себя глупыми вопросами, требуют поиграть и ревут почем зря.
Элиасу не меньше часа зверски хотелось облегчиться, но он боялся оставить детей наедине друг с другом — того и гляди передерутся или разобьют шкафной сервиз. Он думал запереть их в кладовой, но дружный плач привлек бы внимание родителей, которые не погладили бы юношу по головке за подобное отношение к их отпрыскам. Одна девочка уже прибежала к матери, плача, что уронила на платье шоколадное пирожное; отец пригвоздил Элиаса к стене таким взглядом, что кровь стыла в жилах. Пришлось втайне убрать пятно с помощью магии, о чем родители наверняка догадаются, но оставлять девочку рыдать? Непозволительно.