Но первым был Путеводный.

Рохелин проснулась от настойчивого стука, что спросонья показался ей громоподобным. Сердце взял холод; неужели Невий каким-то образом отыскал ее даже теперь, когда она покинула дом Анны и заночевала в гостинице, назвавшись чужим именем?

— Хель! — донесся голос, которого она никак не ожидала услышать. Рохелин соскочила с постели и, не волнуясь о том, что одета в ночное, отперла дверь.

— Черт возьми, Хель! — Хейзан моментально заключил ее в объятия и рассмеялся от избытка нервов; Рохелин почудилось, будто запахло солью.

— Не кричи, — шикнула она. — Сам же меня и выдашь.

Комнатка удручала с первого же взгляда — не просто маленькая, а будто сжавшаяся вдвое. Стойкий запах луковиц выдавал в ней бывшую кладовую, как и тяжелая дубовая дверь, которые ставят обычно, чтобы защитить добро от воров, но никак не постояльцев — от постояльцев с более длинным мечом.

— Собирайся, мы уезжаем — сейчас же, — приказал Хейзан; тон его не терпел возражений. Сняв походное платье с очелья кровати, Рохелин попросила:

— Выйди, пожалуйста. Мне нужно переодеться.

— Я не буду подсматривать, — слукавил Хейзан.

— Будешь.

Когда он стоял в темном коридоре, потолок которого спускался резкой дугой и едва не царапал макушку, и давил сладострастные мысли, из-за угла появился карлик со свечой — хозяин гостиницы. Внутри Хейзана зародилось подозрение, но карлик прошел мимо; вот уж кому не мешают низкие потолки, подумал Хейзан. Вдруг мага хлопнули по спине, а как только он обернулся — и наклонился — сунули в лицо огарок.

— Извините, — сказал хозяин, отводя свечу, — я должен был убедиться. Это вас разыскивают по всему городу?

— Даже если и меня… — прошипел Хейзан, потянувшись к Гиланте.

— Я не собираюсь вас выдавать, — замотал головой карлик. — Но они вломились ко мне по наводке какого-то слишком ушастого гостя. Я оставил их мариноваться в таверне, но скоро они поймут, что я их надул, и заявятся. Вам нужно наверх, в бордель — затеряетесь среди посетителей.

— Среди ищеек нет невысокого человека с темными волосами? — спросил Хейзан.

— Нет.

— Значит, они не знают меня в лицо, — прикоснулся Хейзан к подбородку. — Есть одна проблема: со мной женщина.

— Какая же это проблема? — усмехнулся хозяин. — Загримируем под одну из наших девочек, и дело с концом.

Хейзан помялся, не зная, как изложить Рохелин безумную, но единственную идею, но странница восприняла ее на удивление спокойно. Проститутки охотно поделились как открытой одеждой, так и косметикой — явно не первый случай, когда им приходится укрывать беглянок от правосудия. Услышав, как по лестнице поднимаются чьи-то тяжелые сапоги, Хейзан щипком магии наложил на лицо слабенькую — не его профиль, — но достаточную в полумраке иллюзию. Глаза немедленно обожгло, точно солью, но Хейзан лишь стиснул зубы — терпи.

Когда стражники решительно подвели его к лампаде, огонь доверительно высветил светло-голубые глаза. Не обратив внимания на то, что их обладатель подозрительно часто моргает, блюстители закона двинулись к следующей двери. Один из них ущипнул Рохелин за задницу:

— Как тебя зовут?

— …Хельга.

Стражник хохотнул:

— Уже вторая Хельга за месяц! И почему все шлюхи так любят примерить на себя двуединские имена?

— Я оттуда родом, — холодно произнесла Рохелин. — Хельга — мое настоящее имя.

— О! Извините, стало быть, — отвесил стражник насмешливый поклон и нагнал сослуживцев. Хейзан облегченно сбросил иллюзию и потер горящие веки.

— Поганцы, — прошептала Рохелин.

Ежась от холода, Хейзан сидел на росистой траве и смотрел на золотистые утренние облака. Рохелин подремывала у него на коленях; Хейзан бы охотно предался естественному порыву, но Рохелин четко дала понять, что после игры в проститутку у нее нет настроения на романтику. Однако сделать привал было необходимо — лошадь бежала все медленнее, и Хейзан боялся попросту загнать ее. Он прикинул, что на дорогу до Чезме уйдет примерно три дня пути по объездному тракту — дольше, чем напрямик, но возвращаться к обозу было бы самоубийством не только из-за кражи лошади — тут он еще мог объясниться, — но и потому как за обещанное вознаграждение удавился бы даже Скециус.

В размеренно плывущих мыслях неожиданно возник черный провал, окантованнный пламенем — и перевернулся, так что теперь чернота окружала огонь, словно темное море — полыхающую сушу.

Ха’генон…

— Хель, — осторожно тронул девушку Хейзан. Та приоткрыла один болотно-зеленый глаз.

— М-м?

— Может ли не-сновидец увидеть во сне нечто, что было бы частью привычного мира?

Рохелин открыла второй глаз и недоуменно взглянула на Хейзана:

— Ты о чем?

— Мне кажется, — медленно произнес Хейзан, — хоть это и чушь полная, что я увидел во сне подсказку к тому, как разгадать проклятие. Она заключается в совершенно незнакомом мне названии: Ха’генон. Да, именно так, с паузой.

— Ты мог слышать его когда-то давно. Но забыть, — пожала плечами Рохелин, ни на секунду не поверив в реальность слов Хейзана. — Ты просто хочешь думать, что это подсказка.

— Вполне возможно, — вздохнул Хейзан, накрутив на палец прядь ее смоляных волос. — Но не помешало бы проверить в архивах.

— За этим мы и едем в Чезме.

Когда за их спинами поднялся со скрежетом откидной мост, Хейзан наконец утер пот со лба — в цитадели законы Таллоу не действовали. Вольный город Чезме издревле враждовал с окружавшей его лесистой страной; несмотря на то, что перемирие длилось уже сотни лет, с тех пор как маги, яростно оборонявшие библиотеки, отбросили таллийскую армию с терминальными друг для друга последствиями, коренные жители Чезме и Таллоу терпеть друг друга не могли. И у тех, и у других была слишком хорошая память.

За одним исключением: никто не вспоминал о том, что городской глава, объявивший о независимости Чезме, был князем Таллоу.

Хейзан договорился с Рохелин, что он отправится в Южную библиотеку, а она — в Северную, где оба будут искать информацию о Ха’геноне и проклятиях, как-либо касавшихся гилантийцев. Всюду, где ступала Рохелин, переплетались, как дикий виноград, стили и национальные чудеса Просторов. Струился аромат марпской выпечки, продавались якобы целебные вытяжки из растений-эндемиков болотистого острова Тейт, висели в рядок над прилавками амулеты против сглаза, которые предприимчивые кэанцы втюхивали легковерным. Чередовались приземистые южные постройки и строгие северные дома с черепичными крышами — воистину, как говорил поэт, Север и Юг не сойдутся никогда; один раз Рохелин даже увидела шатер кочевника из Безымянных пустошей.

Но ее подвела хаотичная планировка улиц Чезме — если этот сгусток дождевых червей вообще можно назвать планировкой. Серебряный шпиль моргал под солнцем совсем близко, отбрасывая длинную, как суровая игла, тень на крыши зданий — складов, пустующих типографий и лишенных окон келий переписчиков. Натолкнувшись на очередной тупик, Рохелин вздохнула и хотела было вернуться, когда из-за угла появилась тень — человек в плаще. Увидев Рохелин, он бросился к ней и — та даже пикнуть не успела — повалил девушку на спину. Омерзительный запах застлал ей ноздри.

— Помогите! — завопила Рохелин. — Насилуют!

Она на удивление легко отпихнула человека ногой и выдернула из сапожка кинжал; однако насильник с утробным, неживым рыком выбил тот из ее подрагивающей руки одним ударом. Рохелин попыталась отползти, но мужчина схватил ее за плечо; хрустнула ткань, рвущаяся под его нестрижеными ногтями. В ответ Рохелин сорвала с него капюшон — и обмерла.

Лица не было. Была лишь черная гнилая голова, в глазницах которой белели опарыши; нос провалился, наполовину истлевшая челюсть щерилась, а на темени проглядывали кусочки желтого, словно от времени, черепа.

Рохелин заорала во весь голос и каким-то чудом, которое объяснялось лишь нахлынувшей паникой, вывернулась из хватки мертвеца. Взгляд упал ему за спину, и Рохелин увидела человека — шагах в пяти.