Но она тоже не ворон считала. Должно быть, свежий вечерний воздух, смешанный с тонким ароматом богатства — квартал находился по другую сторону реки от Серого, буквально у подножия имперского замка, — действовал благотворно на умы, нуждавшиеся в помощи.
— Шутишь? — отозвался Хейзан, в чьих глазах зажглись выразительные огоньки. — Да это же потрясающий план. Не думал, что скажу это, но, похоже, твоя практичность послужит нам больше, чем мой язык.
— Не думала, что услышу это, — слабо улыбнулась Рохелин.
Хейзан улыбнулся в ответ и не очень ясно, по-дружески или как-то иначе, коснулся ладонью ее щеки. Рохелин уверенно отвела его руку, избавляясь от любой двусмысленности.
— Спокойной ночи.
Но сон к ней совершенно не шел. Сердце билось чаще обычного, когда перед глазами мелькали сцены минувшего дня — все эти гротескные персонажи, помышляющие, будто блюдут сохранность короны, ее собственный голос, куда едва ли просочилась внутренняя злость, задумка, от мыслей о которой она невольно переворачивалась на другой бок и сжималась, как кошка. Выше стояло только сомнение, а стоит ли игра свеч — отравленное, будто Муравьедами, сомнение. Глубоко в корнях сознания подвывало заключенное на время в темнице чувство — но, по иронии, только Время и подпитывало его, сиречь ее страдания. Рохелин не было больно, зато было так тягостно и безрадостно, что хотелось присоединиться к этому чувству в его вое.
В конце концов, повторяя себе, что завтра важный день и ей необходимо выспаться, Рохелин заснула редким для нее сном, лишенным сновидений.
— Немая, значит? — уперла руки в бока Филиппа, главная горничная, окинув прищуром промокшую девку с грустным взглядом из-под налипших черных волос. — Ничего, главное, что ручки целы. Пойдешь на кухню посуду мыть. Договорились?
Девушка лихорадочно закивала.
— Пошлю младших за господинским пледом, отогреем тебя, приведем в порядок.
Филиппа с легкостью распоряжалась не только хозяйством, но и всей обстановкой в доме, зная, что господин Альдом слишком ленив — то есть, занят, — чтобы следить за собственным особняком. На это у него были десятки муравьишек, что шастали по дому неслышно и, главное, неподконтрольно — а Рохелин, которая расплела косичку, поплясала под дождем и сказалась безгласой, зная, что в лицо обыкновенную северянку не запомнят, только это и было нужно.
Пока Филиппа вела ее сквозь широкие холодные коридоры и разглагольствовала, Рохелин тщательно впитывала окружающую обстановку. Лишь однажды им встретилась другая служанка; они с Рохелин бегло переглянулись, и последней показалось, что где-то она ее уже видела.
Отогрев Рохелин на кухне, полной пара и суеты — готовился хозяйский ужин, — Филиппа решила, что новенькая достаточно хороша собой, чтобы показать ее господину, и вместо мытья посуды поручила ей выносить кушанья. Рохелин проглядела ее намек и мысленно ликовала, что дело продвигается семимильными шагами.
Первое блюдо, ароматный куриный суп, она внесла в гостиную не менее ароматную — над камином курились ароматические свечи, доставленные прямиком из Хупьи. В двух креслах, отделенных друг от друга покрытым узорчатой скатертью столом, сидели Альдом и незнакомый Рохелин мужчина с расчесанными надвое длинными волосами, облаченный в богатое красное одеяние — в то время как Альдом был одет в кропотливо вышитую, но явно домашнюю рубаху, из-под которой проглядывал живот.
— Какая милая, — произнес Альдом, когда Рохелин наклонилась поставить супницы на стол. — Как тебя зовут, красавица?
Рохелин показала пальцем на горло, вместе с тем опустошив голову от всех посторонних мыслей — Альдом вряд ли будет читать их и колдовать в целом, но его гость — вне сомнения, один из светляков, — выглядел опасным.
— Немая — представь себе, Крайво, а? Тогда будешь просто Птичкой. Птичка, услужи господину, поднеси-ка ему во-он то полотенце… Крайво, тебе не жарко?
— Нисколько, — отозвался длинноволосый. Рохелин не назвала бы этого мужчину красивым, но в целостности его облика было что-то притягательное. Так же, как в противоположной тому негармоничности лица Хейзана.
Альдом утер пот с лица, бросил полотенце на каминную решетку и продолжил былой разговор:
— Уверен, что они замышляют именно это?
— Альдом, это настолько неудивительно, что здесь и уверенность ни к чему, — полуабстрактно ответил Крайво. — Мне даже жаль его немного, этого гилантийца. Все хотят его убить.
Рохелин насторожилась было, но ответ Альдома дал понять, что речь идет не о Хейзане:
— Хотят да хотят, но не могут. Невий целую выволочку мне устроил. От своих ноги протянешь, не то что от веринцев.
— Когда-нибудь они подошлют Имрея, и от нас останутся только лужи крови, — усмехнулся Крайво.
— Ну что ты пугаешь, Фийян! — возмутился Альдом. — Аппетит мне испортишь. Тем более, это только предположения…
— Несмотря на то, что я всю жизнь занимаюсь предположениями, Альдом, уж это я знаю наверняка. Кэана помогла мне получить доступ к кое-каким архивам — знаешь, пока ты пытаешься прищучить Фивнэ, другие пробуют куда более изящные методы, — и там все кристально ясно. Так иронично — служат короне, а взяли под свое крыло беглого серийного убийцу.
Рохелин быстро прикрыла рот рукой, чтобы не ахнуть; к счастью, увлеченные беседой светляки ничего не заметили.
Альдом затряс головой:
— Бррр. Между делом… Птичка, — ласково обратился он к слившейся со стеной Рохелин, — как там поживает другая птичка, жареная?
Рохелин едва удержалась от того, чтобы преодолеть путь до-кухни-и-обратно бегом — подслушиваемый разговор не стоял без дела, пока она носилась с пустыми супницами. Но когда ей и горшку с индейкой оставался лишь один поворот до гостиной, дорогу ей неожиданно, будто тень, преградила другая служанка — та, которую она встретила до этого. Глаза у девушки блестели холодно и зло.
— Ты чья будешь? — прошипела она, вдавив Рохелин вместе с горшком в стену. — Смоковника?
Рохелин дрожащей рукой указала на горло; девушка перехватила эту руку и чиркнула ею.
— Якобы немые соглядатаи — прошлый век. — Шум дождя наполовину скрывал ее голос. — Что будет, если я тебя раскрою? Госпоже Альэру такие, как ты, не нужны.
Рохелин оказалась между двух огней. Кричать — значит выдать себя Альдому и его людям прямо на вражеской территории, а молчать — возможно, замолкнуть навсегда, ибо намерения таинственной девушки были предельно серьезны.
И тут Рохелин вспомнила. Служанка-тень, сновавшая между веринцев на собрании…
— Меня зовут Рохелин, — прошептала она. — Помнишь меня?
В угрюмых глазах шпионки мелькнула тень узнавания.
— Допустим.
Госпожа Альэру, стройная, красивая женщина, обладательница роскошных форм и не менее роскошных янтарных волос — так и не сказать, что именно ее знающие называют Паучихой, ибо это слово вызывало в разуме кого-то не менее полного, чем Альдом, — задумчиво перебирала тонкими пальцами.
— Послушайте, Дальвехир, мне казалось, что наш договор касательно слежки совершенно прозрачен. Вы не мешаете моим паучкам, а я не мешаю вам.
— Мне повторить, Альэру? — раздраженно отозвался Дальвехир, бросив уничижительный взгляд на Хейзана с Рохелин; последняя никак не могла найти себе места и теребила руками косичку. — Эти двое предприняли свои действия без моего ведома.
— И тем не менее, Далли, это твои люди, — вздохнула Альэру, поднимаясь из-за стола. — У меня нет на это времени. Изволь проследить, что они получат достойное наказание.
Когда дверь красного дерева закрылась, Шырп коротко выразил свое мнение:
— Шлюха.
— У тебя все шлюхи, — хмыкнул Хейзан.
— Хейзан, — Дальвехир произнес только имя, но отчетливо указал провинившемуся магу на его место. Хейзан, доселе избегавший смотреть на Имрея, наконец бросил взгляд на старика — тот разочарованно, словно дед во внуке, покачал головой, так, что затряслись длинные усы. Хейзана поневоле передернуло.
