— Спасибо, милый! — ее гримаса кажется жуткой маской на Хеллоуин, и, шаркая, миссис Дженкинс скрывается в темных недрах своих владений. Меня не оставляет чувство, что все это было сделано как раз ради обещания помочь в случае чего с медикаментами. Впрочем, я сам предложил.

Глупо выкидывать газету, и я переворачиваю ее, раскрывая на главном развороте. От бумаги пахнет химикатами. Посреди страницы красуется фотография Хогвартса, а большой заголовок, написанный вульгарным готическим шрифтом, гласит: «ЧУДОВИЩЕ ПОД ЗАМКОМ. ЗАГАДОЧНЫЕ НАПАДЕНИЯ НАКОНЕЦ-ТО РАСКРЫТЫ. ГАРРИ ПОТТЕР УБИВАЕТ ВАСИЛИСКА».

Я сижу на пороге лавки, читаю дешевую газету с заметкой, где наверняка половина вымысел, а то, что не вымысел — преувеличение, и сам не замечаю, что плачу. Слезы падают на дешевую желтоватую бумагу, и она размокает под ними, превращаясь в мякиш. Я перечитываю заметку снова и снова, и не могу понять, как вышло так, что Гарри — мой Гарри, тот, кого я катал на спине на ярмарке на Рождество в восьмидесятом — мечом Гриффиндора отрубил голову чудовищу. Впрочем, кто знает, правда ли это, возможно, все было по-другому.

Я впервые опаздываю на работу. В пять минут одиннадцатого мистер Шо, взбешенный тем, что меня еще нет, распахивает дверь и выглядывает наружу, а я сижу спиной к нему на ступенях, весь съежившийся, в слезах, и мой шеф, кажется, почти пугается моего состояния, поскольку отправляет меня домой «за счет магазина». Меня шатает, когда я иду по узким улочкам, и я сам не понимаю, как происходит, что я прохожу мимо автобусной остановки и углубляюсь в хитросплетение проулков магического Лондона. Сам не знаю, как я оказываюсь в Косом Переулке. Я на углу покупаю другую газету, уже куда более фешенебельную, на качественной белой бумаге, и тут уже гораздо больше подробностей, нежели на страницах бульварной желтой прессы. Я читаю, что все дело в школьнице, которая была под гипнозом, которую бросились спасать Гарри Поттер, Рональд Уизли (вероятно, сын Артура), а также преподаватель Защиты от Темных Искусств, Злотопуст Локонс. Длинным списком идут его регалии и победы. В газете пишут, что профессор потерял память от темного заклинания в мрачных подземельях, и что сейчас его пытаются спасти в Мунго, куда утром он был доставлен.

Локонс… Я слышал о нем. Когда-то, еще когда я работал с темными артефактами, я повстречался с одним румыном-чернокнижником, который продавал распятье из Салема. Этот тщедушный волшебник постоянно оглядывался назад, словно боялся чего-то, а потом по секрету рассказал мне, что смог победить Неупокоенный Дух, довольно противное и пугающее существо, часто возникающее после сожжения могущественных ведьм. В Салеме их было сразу три или четыре, однако одна действительно поражала своей мощью. Этот румын рассказал мне также, что один «респектабельный джентльмен» очень заинтересовался его историей и завтра они должны встретиться, чтобы этот джентльмен еще раз выслушал рассказ путешественника. Не знаю, в чем тут дело, но через два дня чернокнижник не пришел за деньгами, которые ему были положены за распятье. Я больше его никогда и не видел. Зато через год я узнал, что некий Златопуст Локонс одолел Салемского Духа, и почему-то в этот момент меня никак не отпускали воспоминания о дерганном маленьком человечке, который горячо шептал мне свою историю в грязном магазинчике, заваленном артефактами. Значит, тот самый Локонс, да?

В Косом переулке снуют туда-сюда волшебники, и я сам не знаю, почему заворачиваю в магазинчик Олливандера. Вероятно, потому что больше мне идти здесь некуда. Когда я вхожу, у меня звенит в ушах, так в лавке тихо. Только часы на стене тикают: тик-так, тик-так. Откуда-то из глубины магазина слышится шум, и я внезапно ощущаю себя совсем мальчишкой, который пришел за палочкой в самый удивительный магазин и с замиранием сердца ждет, когда же добрый волшебник вручит ее ему. За двадцать лет это место совсем не поменялось, даже запах тут все тот же: дерева, полироли и книжной пыли. После моей аптеки эти запахи кажутся мне лучшими в мире. Мне вспоминается, что последний раз я тут был на Пасху шестого курса: Питер тогда взорвал свой котел и его палочка треснула. Пришлось ремонтировать.

Оливандер появляется как всегда неожиданно, внезапно, словно из-под земли, и всматривается своими светлыми глазами прямо в душу.

— Ищите палочку, сэр? — вкрадчиво спрашивает он, а глазами цепко разглядывает меня, словно ищет что-то.

— Н-нет, — голос не слушается меня. — У меня уже есть. Просто я…

— Дайте взглянуть, — требует он, и я послушно достаю палочку из кармана.

— Вряд ли вы вспомните меня, — смущенно говорю я, передавая мою верную спутницу своему создателю. — Это было очень давно, больше двадцати лет назад.

— Я помню все палочки, которые продал, юноша, — высокомерно заявляет старик, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Мне тридцать три. Давно меня никто не звал юношей. Оливандер же внимательно осматривает свое творение, крутя его в длинных пальцах. — Кипарис и волос единорога, десять с четвертью дюймов. Гибкая… — он поднимает на меня взгляд. — Вы были так обрадованы, что едете в школу, все спрашивали у отца, не шутка ли это и в курсе ли Дамблдор. А потом разнесли мне половину магазина, ища свою палочку. Верно? Зато потом, когда нашли, вы самолично при помощи магии починили мне мой комод, и, клянусь Мерлином, это было действительно здорово сделано!

— Да, все так и было! — я не могу сдержать вскрик удивления. И правда. Я до самого отъезда в школу докучал родителям, не веря, что все, что происходит со мной, реальность. Это было удивительно. — Право, мистер Оливандер…

— Бросьте, — он смеется, и в глазах его бесенята. — А ведь мы, кажется, встречались и позже, да?

— Дважды, — подтверждаю я. — В семьдесят седьмом и семьдесят девятом.

— Точно, — он цокает языком, — облава в семьдесят девятом, когда Пожиратели напали на мой магазин, а профессор Дамблдор послал всех, кого мог, мне на помощь. А в семьдесят седьмом?.. — он вопросительно смотрит на меня.

— Тис, перо феникса, тринадцать с половиной дюймов. Трещина рукоятки из-за взрыва, заклинания возвращались назад, стоило владельцу попробовать произнести их.

— Мистер Петтигрю, как же, — старик улыбается, словно вспоминает что-то очень и очень хорошее. — Да, помню, какой-то умник привязал к рукояти картонную защиту и наложил на нее Заклятие Отражения, чтобы чары летели в нужном направлении. Конечно, это значительно понижало точность, но как оригинально! Великолепная идея. Уж не ваша ли, мистер Люпин? — он прищурившись смотрит на меня, и в его глазах веселье. Я удивлен, что он помнит еще и мою фамилию.

— Сириуса Блэка, — качаю головой я. — А реализация Джеймса Поттера.

— Исключительно талантливые юноши, — восклицает мастер, потрясая правой рукой. — Право, я за свой век повидал многих чародеев, и многие из них обладали удивительными способностями, но такого чистого таланта… Ваш выпуск был уникален, мистер Люпин. Вы, ваши друзья, мистер Снейп. Это действительно поражает. Такое увидишь хорошо, если один раз за четверть века. А какие палочки!.. — я вежливо прерываю его.

— Мистер Оливандер, а какая палочка у сына Джеймса? — если честно, мне страшно услышать ответ. Сам не знаю, почему.

— У юного Гарри? — маг улыбается еще шире. — Одна из самых могущественных, какие я когда-либо продавал. Остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов. Признаться… — он на секунду заминается, словно не знает, как сказать то, что хочет. — Признаться, неожиданная палочка для такого волшебника, как он.

— Почему? — я ничего не смыслю в этом, но все равно спрашиваю. Олливандер поджимает губы.

— Видите ли, палочки чувствуют родство. Даже не родство, а сходство. Если мальчик хоть чуть-чуть походит на родителей — а Гарри Поттер вылитая копия отца, уж поверьте мне — то должно быть и что-то общее у палочек. Здесь же… Красное дерево, одиннадцать дюймов у отца, про палочку матери даже говорить не приходится. Полное различие. Такое бывает исключительно редко. Пожалуй, я припоминаю такое только у одного человека, кроме мальчика.