Я молчу, не в силах шевельнуть даже большим пальцем левой ноги, а директор выпрямляется, и я только сейчас понимаю, насколько он в действительности высок.

— Я пришлю совой все подробности. К четырнадцатому августа тебе необходимо уволиться с текущего места работы, позже кто-нибудь из уполномоченных сотрудников придет к тебе, чтобы завершить все формальности, — он улыбается. — Добро пожаловать в Школу Чародейства и Волшебства, профессор Люпин.

Я с трудом заставляю себя встать и пожать протянутую мне руку. Тело отказывается слушаться. Верно, я снова сплю, и это очередной мираж, созданный моим разумом. Как я сюда попал? Когда я уснул? Говорят, можно определить, спишь ты или нет, попробовав вспомнить, в какой момент наступило начало сна. Пытаюсь найти провалы в собственной памяти: их слишком много. Кто я? Существую ли я, или все это — просто кошмар? Возможно, я сейчас лежу на койке в Больничном Крыле после очередного обращения, а Сириус уговаривает мадам Помфри, чтобы она разрешила парням принести мне горячего шоколада. И все хорошо. Все как раньше. Мы Мародеры, и мы часами сидим на полу собственной комнаты, сверяя наброски комнат и пытаясь создать общий план замка, комнаты и лестницы в котором вечно меняют свое положение. Наши самые большие проблемы — отказ Эванс пойти с Джеймсом на свидание, очередной громовещатель, присланный матерью Сириуса, тролль по Трансфигурации у Питера и полнолуние через две с половиной недели. Все хорошо. Я просто сплю. Возможно, я в поезде, а в поездах мне всегда снятся кошмары.

— Кстати, Ремус, — Дамблдор дружелюбно улыбается мне, полуобернувшись. — А вы случайно не знаете, как мистер Блэк мог сбежать? В конце концов, вы так хорошо знаете его…

Я думаю о башнях замка. О подземельях и переходах, о витражных окнах, о Большом Зале, о рыцарских доспехах на втором этаже. Я одеялом из воспоминаний укутываю то самое, одно, которое так упорно ищет легимент в моей голове. Я скрываю его. Не даю найти.

Что я могу сказать ему? Что Сириус Блэк — анимаг, как были и Джеймс с Питером? Что он, наверное, уже достал свою палочку, и что теперь на его пути нет преград? Что он с пятнадцати лет умел прятаться и убегать?

Я должен был бы сказать это. Должен.

— Нет, сэр.

— И ты ничего не хочешь рассказать мне, Ремус? — он наклоняет седую голову вправо.

— Нет, сэр, — упрямо повторяю я.

Я сам не знаю, зачем вру. Я не должен сочувствовать предателю и убийце, но я не могу ненавидеть его, не могу, по крайней мере пока не взгляну ему в глаза. Не пойму, почему он поступил так.

Я не знаю, знал ли я хоть когда-то по-настоящему Сириуса Блэка.

***

Я сам не знаю, почему просыпаюсь: сердце тоскливо сжимается, вероятно, после кошмара, а голова неудобно упирается в металлический выступ окна окна вагона. Поезд почему-то стоит. Голова гудит, как и всегда после пробуждения, и я плохо соображаю, только в этот момент я вдруг вижу Джеймса. Да, это Джеймс, наш Джим! Мое сердце, кажется, ускоряет свой темп сразу вдвое: значит, весь этот иллюзорный мир, годы скитаний, Хлоя и мистер Шо — это все был сон, так? Мне хочется смеяться. Меня переполняет такая радость, что хочется повалиться в кучу осенних листьев, а потом с воплем погнаться за Питером, Сириусом или Джеймсом, которые непременно бросятся врассыпную. Господи, как я скучал по этому месту, этим людям! Они никогда не поверят тому, что я расскажу им. Бродяга, наверное, очень обидится, может, перестанет даже говорить на пару часов, ну и пусть. Все равно он будет рядом.

Я не сразу понимаю, что черная тень у двери — это дементор. Вот отчего мне снились такие сны! Но я слишком рад возвращению в реальность. Рад настолько, что взмахиваю палочкой, не представляя себе ничего конкретного, и белый щит прикрывает собой и меня, и Джеймса, и каких-то двух ребят, которые сжались на сидении напротив. Вероятно, Поттер спал, как и я, и поэтому его застали врасплох. Сириуса и Питера нигде нет. Монстр отступает, и дверь купе хлопает, закрываясь. Я опускаю палочку.

— Гарри! — кудрявая девочка бросается к падающему Сохатому, и внезапно я вспоминаю.

Платформу девять и три четверти, водоворот студентов, собственный багаж, огромное количество народа. Кажется, половина школьников в этот раз — авроры под прикрытием, которые хотят уберечь детей от Сириуса Блэка. Помню, на мгновение я даже почувствовал гордость, что мой друг способен так всполошить целое Министерство. Почти сразу опомнился.

Не помню, как привел Гарри в сознание. Его друзья были тут же, и я внезапно подумал, что я сам когда-то был таким. Напуганным, юным. Не одиноким. Я был таким минуту назад, когда проснулся и увидел со спины Гарри Поттера, приняв его за совершенно другого волшебника. Когда мальчик открывает глаза, я вижу глаза другой женщины.

— Схожу к машинисту, — бормочу я, сую в чьи-то ладони плитку молочного шоколада и поспешно вылетаю за дверь. Чуть не падаю, хватаюсь за поручни и ловлю ртом воздух, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, но ничего не выходит. Шатаясь выхожу в тамбур, и в этот момент поезд трогается, медленно и плавно, но даже и этого толчка достаточно для того, чтобы я практически повалился на пол.

Я думал, встреча с Гарри зажжет во мне что-то новое. Что-то удивительное, волшебное, что-то, что зажигается, когда покупаешь новую палочку, когда впервые видишь древний замок. Когда встречаешь лучших в мире друзей. Думал, эта встреча изменит все. Думал, изменит меня. Я ведь люблю этого мальчика, всегда любил. Тогда почему мне сейчас так больно? Почему я плачу, почему волк внутри меня воет, как будто сегодня полная луна? Я ведь люблю этого мальчика, почему тогда я так страстно хочу сейчас, чтобы его здесь не было?..

Я хочу, чтобы здесь был Джеймс. Чтобы зеленые глаза Лили, а не Гарри, смотрели на меня. Чтобы Филч и Слизнорт, а не дементоры, преследовали Сириуса. Чтобы Питер улыбался застенчиво, как умел только он, толкая меня в плечо.

Чтобы они все были здесь, чтобы поезд шел в другой Хогвартс, тот, где я был старостой мальчиков и вторым по успеваемости на Гриффиндоре, а не тот, где я буду делить пустоту с одиночеством.

Я закрываю глаза, и ясно представляю, как поезд сходит с рельс, унося прочь и мою жизнь, унося туда, где я буду с теми, кого я люблю.

Где волк перестанет быть одиночкой.