Вопрос был, скорее, риторический - казалось, моего спутника вот-вот стошнит. От всей души понадеявшись, что этого не случится, я пихнула в плечо водителя, так некстати включившего на всю катушку завывания радио:

- Выруби, а.

- Как скажешь, - пожал он плечами и сделал “Маму Любу” на пару тонов тише. Я только скрипнула зубами. По моему скромному мнению, у неподготовленного человека от этой песни мог случиться культурный шок, но Павла в последнюю очередь занимало, что доносится из динамиков: бледный до невозможности, он сидел неподвижно, прижав ко рту тыльную сторону ладони, и иногда бросал дикие взгляды на проносящиеся за окном здания. Вид у него был настолько потерянный, что мне на секунду стало жаль беднягу, хотя кого мне стоило жалеть в этой ситуации, так это себя. Сейчас мы приедем домой, и… что дальше? Как мне общаться с новоиспеченным постояльцем? И вообще, не спятил ли он за то время, что был привидением? Хотя, если верить остаткам моих школьных знаний, его крыша уехала еще раньше. Зайти бы сейчас в интернет, но телефон, несмотря на то, что я зарядила его на полную перед тем, как выйти из дома, сел и на прикосновения не отзывался - я понадеялась, что он не сломался после всех потрясений, что обрушились в замке на него, да и меня заодно.

Перелетели полусонный Невский; машину тряхнуло, когда одно из колес угодило в неглубокую выбоину, и Павел изо всех сил вцепился одной рукой в дверь, другой - в сиденье. Наверное, мне надо было попросить водителя немного сбавить, но я даже не подумала об этом в тот момент, слишком уж хотелось домой. Пронеслись мы по Садовой - мимо выхолощенного, выбеленного Гостиного, мимо ощерившегося полутемными, обшарпанными арками Апраксина двора. Выехали на Сенную, спящую в предрассветном тумане.

- Здесь направо сворачивай, - скомандовала я водителю, чуть не пропустив нужный поворот. Никогда, пожалуй, я не была так рада тому, что скоро окажусь дома.

- Где тормозить? - осведомился водила, доехав почти до самого конца улицы.

- В арку езжай.

Обычно я не заставляю тех, кто меня подвозит, заезжать во двор моего дома, ибо выехать оттуда - геморрой тот еще, но сейчас мне было на это немного наплевать. У двери парадного машина замерла, и я, сунув водителю в протянутую ладонь сложенную купюру, обернулась к своему притихшему спутнику:

- Приехали.

Не без моей помощи Павел выбрался из тачки, бормоча себе под нос что-то про дьявольщину. “Привыкай”, - невесело подумала я, открывая дверь парадного. - “В нашем жестоком мире такой дьявольщины - хоть жопой жуй”. И это он еще в метро не ездил…

- Где мы? - спросил он, едва увидев мой родной, загаженный “колодец”. Я вытащила магнитный ключ и приложила его к железному кругляшу домофона - открыть, как всегда, удалось не с первого раза, но после третьей попытки дверь подалась.

- У меня дома. Заходите.

Пусть подозрительно косясь на меня, но в парадное Павел все-таки зашел и тут же закашлялся от царившего внутри запаха дешевых сигарет, жареной рыбы и, если обоняние не подвело меня, чьей-то блевотины. Добро пожаловать в культурную столицу России, Ваше Величество.

Презрительно обогнув темневшую на полу лужу непонятного происхождения, Павел принялся нашаривать лестницу. Лампочки в парадном давно выкрутили, и лишь благодаря занявшемуся рассвету можно было углядеть очертания ступенек. Я, привычная уже, поднялась по ним без проблем и нажала кнопку вызова лифта.

- Вы здесь живете? - осведомился Павел, оказываясь рядом со мной. - Что это за заведение?

- Это, Ваше Величество, обычный жилой дом, - в тон ему ответила я, слушая мерное гудение спускающейся к нам кабины. - Зайдите в любой по соседству, и увидите то же самое.

Тут же открылись двери лифта, и я с облегчением заметила, что хотя бы сегодня никому не пришла в голову мысль его загадить. Я шагнула в кабину первая, но Павел следом идти не спешил - только сосредоточенно принюхивался и морщился, чтобы в конце концов спросить:

- Что это?

Ощущая себя мамашей, ведущей на поводу трехлетнего ребенка, и предчувствуя, что в ближайшее время мне придется отвечать на тысячу подобных вопросов, я вздохнула:

- Лифт. Ну, знаете, такая штука, он нас наверх поднимет…

- Знаю, - оборвал меня Павел. - Я предпочел бы лестницу.

“Прелестно, - подумала я обреченно, - начинается”. Разбираться в причинах внезапно возникшей у моего спутника лифтофобии я не имела ни сил, ни желания, и поэтому просто постаралась сделать свой тон максимально убедительным:

- Зачем подниматься по лестнице, если есть лифт? Всего несколько секунд, и мы на нужном этаже.

- Я не доверяю таким устройствам, - отбрил Павел, оставаясь стоять на месте. Я подавила искушение выругаться в полный голос.

- Я живу в этом доме всю свою жизнь. И этот лифт ни разу не застревал.

Стоило, конечно, уступить моему спутнику и подняться на нужный этаж пешком, но я была измучена, устала просто смертельно и чувствовала, что подъем не осилю. Рухну где-нибудь на третьем этаже навзничь, и поминай как звали… А этого допустить было нельзя, поэтому я продолжала стоять на своем:

- Ничего не случится. Обещаю.

Не знаю, что подумал обо мне Павел в этот момент, но в лифт он все-таки зашел, и я с облегчением, что удалось обойтись без скандала, нажала кнопку с цифрой 5. Но радужным мечтам моим, как мы сейчас зайдем домой, я упаду на диван, служащий мне постелью, и просплю по крайней мере сутки, не суждено было сбыться. Где-то между третьим и четвертым этажом над нашими головами раздался дикий скрежет, от которого у меня тут же зазвенело в ушах, кабина тяжело сотряслась и замерла, и, не успела я охнуть, погасла и без того мутная, наполовину залепленная жвачкой лампочка.

Несколько секунд стояла тишина. Я боялась даже вздохнуть, ощущая, что сейчас над моей головой разверзнутся небеса, и оттуда на меня посыпятся молнии. Но ничего подобного не произошло - Павел ограничился нервным полусмешком и, судя по гулкому металлическому звуку, легко ударился затылком о стенку кабины.

- Извините, - пробормотала я, пытаясь нашарить в кармане зажигалку. Успокаивало осознание того, что я не одна - окажись я в одиночестве в кромешной тьме, весь дом спустя секунду оглох бы от моего визга.

- Я говорил вам, - заявил Павел из темноты, - мне лучше не иметь дела с этими устройствами.

- А что? - я наконец смогла зажечь огонек и, мгновенно найдя кнопку вызова диспетчера, надавила на нее. Зажигалку я на всякий случай убрала тут же - не хватало только сжечь весь кислород и умереть от удушья. Где-то я читала, что это не самая легкая смерть, и проверять это заявление на собственном опыте мне не хотелось.

- Это, сударыня, не первый подъемник, который до меня ни разу не ломался, - вздохнул Павел. Я надавила на кнопку еще раз. Конечно же, никакого ответа. Кто пойдет вызволять застрявших в половину шестого утра?

- А какой был первый? - спросила я для поддержания разговора. Все лучше, чем сидеть во мраке и молчать.

- Вам приходилось бывать в Нижнем парке Петергофа? - осведомился Павел, судя по звуку, постукивая кончиками пальцев по стене. Мне оставалось только удивляться тому, как он, после всего, что выпало на его долю этим утром, сохранял способность говорить совершенно непринужденно, почти что светски, будто мы на приеме у английской королевы, а не застряли в этом чертовом, душном, грязном лифте.

- Конечно, приходилось, - ответила я. - Еще в школе, да и вообще…

- Сохранился ли там павильон Эрмитаж?

- Э-э-э… - последний раз я была в Петергофе почти год назад, на открытии фонтанов, и была тогда больше занята поисками места, где можно уединиться с Андреем, нежели разглядыванием достопримечательностей, так что мне было затруднительно ответить на вопрос. - А как он выглядит?

Павел на секунду задумался.

- Размерами он невелик, - сказал он задумчиво. - В нем всего два этажа, он предназначен для обедов и ужинов в узком кругу приближенных, и там…

- А! - воскликнула я, поняв, о чем он говорит. - Там еще такой стол на веревочках? Который, типа, поднимают с первого этажа на второй, чтобы не бегать по лестнице?