========== Признание ==========
Вечерний сеанс связи с Капитолием подходит к концу. Обещают прислать людей из Дистрикта 12; «Уж они-то знают, как правильно копать», — замечает Борис. Валерий сидит здесь же, в номере гостиницы, озаренном светом экрана устройства связи, и все то время, что продолжается разговор, молчит.
Экран гаснет, но только на секунду — изображение на нем меняется на обычную телевизионную передачу. Там, как всегда, передают легкомысленную вечернюю чушь; услышав мелодию, всегда сопровождавшую анонс церемонии Жатвы, Борис слегка морщится и тянется убавить громкость. Торжественная, бодрая музыка ещё никогда не казалась ему такой фальшивой — как будто каждая нота в ней буквально кричит: «все не то, чем кажется».
«Не пропустите! — звучит с экрана, прежде чем Борис выворачивает звук до нуля. — Прямой эфир ровно через неделю в полдень!».
Борис ловит взгляд Валерия — напряжённый, странно застывший.
— Я думал, Жатву в этом году перенесут, — произносит Валерий хрипло и нервозно. — Или… отменят.
Борис не сдерживает усмешки.
— Отменят? Я бы на это не рассчитывал. В этом году Игры должны быть зрелищными как никогда… распорядителям точно добавили головной боли!
Валерий молчит с совершенно нечитаемым выражением на лице. Кажется, сейчас он взволнован больше, чем несколькими минутами раньше, когда на его глазах принимались решения, вполне возможно определившие судьбу всего Панема.
— Я слышал… — начинает он нерешительно, оглядывает Бориса, будто что-то прикидывая, — что должность главного распорядителя предлагали вам.
Откуда ему знать, интересно? Впрочем, неважно; Панем всегда жил слухами — это неизбежно, когда все существующие официальные источники информации ограничены и строго контролируются Капитолием.
— Да, — соглашается Борис равнодушно, — предлагали.
— И вы отказались.
Разговор приобретает какой-то странный оборот, от которого, вдобавок ко всему, отчётливо несет опасностью. Желая покончить со всеми дальнейшими расспросами разом, Борис отвечает разозленно и резко, будто рубит сплеча:
— Да. Потому что решил, что могу приносить стране намного больше пользы в других областях государственной деятельности. Что вас удивляет?
— Ничего, — отвечает Валерий и торопится уткнуться в свои бумаги. Но от Бориса не укрывается проступившее на его лице удовлетворенное выражение — будто он получил именно тот ответ, которого ждал. От этого Борис раздражается ещё больше — у него стойкое чувство, словно его облапошили, а он сам этого не заметил.
— Будете делать ставки? — спрашивает он, кивая на онемевший экран. — Наверняка ставите на своих? Из пятого?
Валерий отвечает не сразу — и снова как будто леденеет.
— Я не делаю ставки, — его голос ровный до безжизненности, — я не смотрю Игры. Никогда.
Интересное заявление. И тоже — опасное.
— Вот как? — спрашивает Борис, качая головой. — Почему же?
Валерий поднимает на него глаза — неподвижные, просто отражающие свет, все равно что стекла его очков. Стекло за стеклом — двойной слой брони, за которым не различить, есть ли ещё что-нибудь. Сейчас как будто нет — только пустота, выработанный источник, давным-давно засыпанный землёй.
— С меня было достаточно участия.
Борис давится воздухом. Спокойное признание звучит в его ушах эхом, будто в комнате только что прогремел выстрел.
— Победитель? — Борис не желает показывать свою растерянность, но она все равно лезет в его голос, черт бы ее побрал. — Я не знал.
— Я редко стремлюсь рассказать об этом, — откликается Валерий и вновь опускает голову в бумаги. По его мнению, разговор определенно закончен, но мнение Бориса немного иное — он смотрит и смотрит на своего собеседника, пытаясь сопоставить в голове то, что уже знал о нем, и то, что услышал от него только что. «Победитель» — это слово, хочешь-не хочешь, заставит взглянуть на человека другими глазами, но Борису, сколько он ни вглядывается, упорно кажется, что над ним подшутили или вовсе слух его обманул. Вся эта радиация, которой пронизан воздух — кто знает, может, она начала уже влиять ему на мозги…
— Как вы выиграли? — решается спросить он.
Можно было, конечно, и не спрашивать. Можно было запросить запись тех Игр из Капитолия во время следующего сеанса связи и тем самым удовлетворить свое любопытство — понять, как грузный, неуклюжий, тихий человек, который будто за всю жизнь не поднимал ничего тяжелее книги или чашки с кофе, сумел выйти победителем из схватки с двумя десятками противников, из которых по крайней мере треть были хорошо тренированными убийцами. Можно было, конечно же, сделать так — но Борису отчего-то хотелось получить ответ обязательно от самого Валерия. В конце концов, о некоторых вещах не расскажет ни одна запись…
— О чем вы спрашиваете?
Он смотрит на Бориса, сжав губы, и медленно бледнеет.
— Вы не похожи на человека, который способен убить кого-то, — замечает Борис. — Что вы сделали на арене? Как вы выжили?
Валерий ещё недолго сидит неподвижно, но Борис видит, как что-то в его лице, дрогнув, оттаивает. Может, Валерий ни с кем до этого обычно не говорил, для него нормально было запереть воспоминания где-то глубоко в себе, отстраниться от них, сделать вид, что они никак его не касаются — но последние дни в мире вокруг них с Борисом, да и в них самих осталось слишком мало нормального.
— Прогуляемся?
Они выходят на улицу. Вечерний воздух свеж, но все ещё проносятся в нем, когда дует ветер, горькие нотки дыма и пепла.
— Я произвел на вас впечатление совершенно точное, — замечает Валерий, поднося ко рту сигарету. — Я действительно никого не убил. Имею в виду — сам.
Тут только Борис начинает вспоминать. Кажется, он смотрел этот сезон — но это было так давно, больше тридцати лет назад, неудивительно, что детали стерлись из его памяти, как и имя победителя.
— На арене не было других источников воды, кроме небольшой горной реки, — продолжает Валерий задумчиво, будто в картинах, которые он восстановил сейчас в своей памяти, ему открывается что-то новое, чего он никак не ожидал. — По берегу рыскали профи, и я знал, что если я попадусь им — шансов у меня нет. Мне пришло в голову подняться выше, к источнику реки… это оказалось озеро, отрезанное от долины плотиной из скал и камней.
— Теперь я вспомнил, — говорит ему Борис. — Вы снесли плотину?
— Да. Мне пришлось вернуться к Рогу Изобилия и, когда наступила ночь, выкопать одну из бомб, которые сдерживают трибутов до начала Игр. Нужно было снова привести ее в действие, но это оказалось не так сложно, ведь вся арена пронизана источниками электричества. Мне удалось сделать так, чтобы она сработала отложенно, а у меня было время уйти подальше… я даже присмотрел себе подходящее убежище, но проход к нему в последний момент оказался перекрыт распорядителями.
Он делает две размеренные, глубокие затяжки, прежде чем продолжать.
— Я сам едва не оказался жертвой собственного плана. Мне пришлось бежать в долину и встретить там случившийся потоп. По правде говоря, это я помню плохо. Пытался спасаться на деревьях, но воды было слишком много, и она все прибывала… меня потащило на дно, воздуха не было, я успел подумать, что захлебнусь, а потом открыл глаза и услышал: «Поприветствуем победителя!». Я и не сразу понял, что победитель — я.
В голове у Бориса вспыхивает мысль «Надо пересмотреть тот сезон», но тут же гаснет, и Борис отбрасывает ее от себя почти с отвращением, будто мысль эта — оскорбительна и для него, и для Валерия.
— Сколько вам было? — спрашивает он.
— Пятнадцать, — в голосе Валерия — жалкая пародия на гордость. — Кажется, за мной до сих пор числится рекорд среди победителей. Рекорд по тому, скольких я убил — но при этом не собственными руками. Его до сих пор никто не побил.
Сигарета в его руках догорает. Вокруг — темнота, прерываемая редкими полосами фонарного света; на горизонте уже не полыхает и не мечется алое зарево, но Валерий безошибочно смотрит в ту сторону, и Борис смотрит вместе с ним.
