— Грубее… сильнее…
— Скажи, что не вернешься к ним… — прохрипел он ей на ухо. — Скажи, что никогда не вернешься.
— Я… Драко…
Ее внутренние стенки трепетали и сжимались вокруг его члена, сердце с мучительной скоростью колотилось о ребра, когда первые волны оргазма начали подбираться ближе, заставляя каждую мышцу дрожать, а кровь пузыриться.
— Скажи это, — он почти перешёл на парселтанг, удерживая копну каштановых волос в своём кулаке, так что Грейнджер чувствовала, как его губы касаются ее уха. — Там… для тебя ничего нет… никого…
— А что у меня есть здесь? — задыхаясь, выдавила она, впиваясь пальцами в края скамьи.
Драко приподнялся на локтях и погрузился в неё так глубоко, как только мог, кончая с хриплым стоном. Его оргазм стал катализатором ее собственного, и Гермиона с силой толкнулась навстречу его пульсирующему члену, вбирая в себя каждый каплю семени, в то время как весь мир вокруг словно побелел, а по венам текли тепло, энергия и электричество.
Драко освободил ей руки и рухнул на ее спину, большими пальцами потирая нежную кожу на хрупких запястьях.
— Я, Гермиона, — выдохнул он, убирая прилипшие ко лбу пряди кудрявых волос и пытаясь отдышаться. — Я думал, что это очевидно. У тебя всегда буду я.
========== Глава 5: Последняя награда ==========
Гермиона не знала, как добралась до кровати и как долго спала. Последние несколько минут на той клятой скамейке она была словно в другой вселенной, сила оргазма и эмоциональное освобождение, которое Малфой силком вытащил из нее, погрузили ее в головокружительную эйфорию, оставляя лавировать где-то на грани между сном и бодрствованием. Грейнджер вспомнила, как Драко поднимал ее с колен, гладя по волосам. А затем в памяти всплыли его последние слова.
У тебя всегда буду я.
Он спал, крепко обхватив ее руками, их ноги были переплетены под прохладной хлопковой простыней. Гермиона прижалась ближе, уткнувшись макушкой в его подбородок, прислушиваясь к медленному, устойчивому сердцебиению.
Разве ты не ненавидишь, что дома тебя никто не ждёт? Не устала от отсутствия места, где можешь пустить корни?
Кто есть у него? Он сам говорил, что продал своих собственных родителей, большинство его друзей либо мертвы, либо сидят в тюрьме, а сброд, который украл у него детство, теперь полон решимости прикончить его. Разве он не устал?
С каждым вздохом ее тело отдавалось болью, тупое, пульсирующее напоминание о ремне и хлысте, оставивших следы на коже. Поначалу все это было исключительно сексуальным: боль нарастала и утихала, как фейерверк, его пальцы и язык успокаивали ее, а слова лились изо рта, словно растопленная карамель, вызывая влажность между ног.
Эти слова.
Слова превратили их игру в нечто иное. Вопросы, отказ принять ее слабые, заученные ответы, которые всегда были достаточно хороши для всех остальных, некий допрос — все это позволило ей освободиться. Это дало ей что-то вроде оправдания, что ее слёзы — это последствия нескольких больных ударов о плоть. Но именно его слова, проникшие в самую глубину ее разума и раскрывшие всю болезненную правду, довели ее до слез. Спасение Гарри, участие в войне, отняли у нее все, но этого всегда было мало. Эти люди, которые едва ли знали ее настоящую, не видели в ней ничего, кроме некоего символа, тотема. Они требовали все больше и больше. А просить что-нибудь взамен, просить передышки, помощи, в конце концов, было бы воспринято, как слабость… все равно, что подвести их всех. Хотеть чего-то для самой себя было эгоистично и абсолютно не подходило к святому образу, который они собственноручно создали для нее. Орден хотел решать все за неё, как будто Гермиона была совсем ребенком, а они имеют право указывать куда ей идти, с кем бороться, кого любить.
Любить.
У тебя всегда буду я.
Драко кряхтел и ёрзал, пальцами щекоча ее спину и уткнувшись носом в порядком растрепанные волосы.
— Котенок все ещё спит? — спросил он, даже не потрудившись открыть глаза.
— Мое дисциплинарное слушание окончено? — деланно удивилась Гермиона, целуя небольшую косточку его ключицы.
Он улыбнулся и потянулся, изумительный стон сорвался с его губ, вены на шее вздулись, позволяя разглядеть хитросплетение под бледной кожей.
— Думаю, на сегодня с тебя достаточно, милая.
Гермиона отстранилась от него и села у изголовья кровати.
— Те вещи, о которых ты меня спрашивал, о том, что я устала гнаться, что у меня никого нет… нет места, где я могу пустить корни…
— В конце концов, мы не такие уж разные, ты и я, — сказал Драко, приподняв голову, чтобы посмотреть, как в этой кудрявой голове крутятся шестеренки, их движение можно легко отследить по выражению на ее лице. — Разве нет? Я признаю, дорогая, что большая часть причин, по которым я прошу тебя остаться со мной и не возвращаться к ним — эгоистичны, — он провёл кончиками пальцев по ее предплечью. — Когда ты оставила меня одного на Гавайях, я не мог перестать думать о вещах, которые хотел показать тебе, рассказать, вещах, которыми хотел заняться вместе с тобой… Вещах, которые хотел сделать с тобой, — добавил он с дьявольской ухмылкой. — Я был в ужасе от мысли, что ты не найдёшь меня… или, хуже того, даже не станешь искать.
— Я боялась, что не найду тебя, — сказала Гермиона. — Но я не могу просто… сбежать от всего мира, Драко.
— Почему нет? Это же не навсегда. Нам нет и тридцати, Грейнджер, а мы уже десять лет сражаемся на войне! Неправильно просить об этом кого-либо, даже самую яркую ведьму своего возраста. Знаешь, что говорили мне, чтобы заманить? Чтобы польстить и произвести впечатление? Они говорили, что я одаренный Темный Маг, обладающий огромной силой. Мне было всего пятнадцать! Это ненормально!
Они оба замолчали, придавленные к кровати этим знанием, опущенным на их грудные клетки. Это было неправильно. Но фанатизм и ненависть тоже были неправильными. И все же Гермиона знала, что человечество борется с этим целую вечность. В ту минуту, когда Волдеморт будет побежден, какой-нибудь идиот поднимется, чтобы занять его место и разжечь новую войну. Это был жизненный цикл. Они никогда не избавятся от этого.
— Гермиона, я не знаю, увидим мы когда-нибудь Гарри или Темного Лорда снова или нет. Возможно, их уже давно нет в живых, — начал Драко, притягивая ее, чтобы уложить на свою грудь. Было что-то в том, чтобы чувствовать мягкость ее кожи на своей, запах волос, пота, возбуждения, смешанного с его собственным, это было похоже на исцеляющий бальзам. — Может, если они когда-нибудь вернутся… тогда сможешь вернуться и ты… и даже я. Но сейчас я просто хочу жить своей жизнью.
— Со мной? — уточнила Гермиона, тихим, неуверенным голосом.
— Да, с тобой, — ответил он, нежно целуя ее в губы и поглаживая щеку большим пальцем. — Я имел в виду именно то, что сказал. Я всегда буду рядом, если ты этого захочешь. Позволь мне показать тебе, каково это — просто быть живым… Жить с человеком, каждое утро просыпаться с ним и доверять ему свою жизнь.
Гермиона перекатила его на спину и оседлала его бедра, потеревшись промежностью о быстро затвердевший член.
— Вы доверяете мне свою жизнь, мистер М.? — спросила она, невинно округлив глаза.
— Именно, мисс Грейнджер, как бы ужасно это ни звучало.
Гермиона метнула взгляд на столик у кровати, на котором стояли две горящие свечи.
— Я обещаю хорошо о тебе позаботиться, — промурлыкала она, поднимая его руки над головой и шепча ему на ухо: — Инкарцеро.
— Просто знай, милая ведьма, — прохрипел он, — ты будешь наказана за эту выходку.
— Я на это рассчитываю, сэр, — Грейнджер наклонилась вперед и поцеловала его в губы, медленно скользя по языку своим, растягивая ленивый поцелуй, пока тянулась вниз, чтобы направить его член внутрь себя. Драко закрыл глаза и застонал от этого восхитительного ощущения тесноты.
— Черт, ты все еще мокрая, котенок.
Он попытался заставить ее двигаться, но она не пошевелилась, упираясь руками в его грудь.
