Мэй дернулся в сторону, чуть назад, и осторожно сделал глубокий вдох, пробуя воздух на вкус. Выдохнул облачко пара в окружающий холод пещеры. Повторил еще и еще раз. Кислород. Свежий, морозный, чистый кислород сладкими струями поступал в легкие без проблем и препятствий, наполняя Мэя радостным, распирающим чувством и заставляя лыбиться по-идиотски под плотной обмоткой утеплителя.

Капитан, словно вторя ему, наклонился к самому уху, втянул воздух и шумно фыркнул. Мэй, пьянея от животного капитанского запаха, завороженно уставился на густую гриву в сантиметре от собственной скулы и отстраненно подумал о том, какой же все-таки капитан красивый и сильный зверь. «Преисполненный величия» — всплыла в голове вычитанная в архиве фраза. Именно. Преисполненный величия и достоинства. Рука сама потянулась к велюровым ушам Каарху, соскользнула в шерсть на шее, пропустила между пальцев длинные каштановые пряди. Капитан боднул его в ладошку, зажмурил глаза, прижал уши и затих, не обращая внимания на ждущую в молчаливом недоумении роту. Мэй вспомнил свой первый день на станции и невольно сравнил — с Августом он вяз в животной, плохо контролируемой похоти. Но стоя вот так, на виду у всех, с Каарху он утопал в невинном восторге, обожании и любви, и больше ни на секунду не сомневался, что медведь — его истинная пара.

Из феромонного транса его выдернули грубо и неожиданно, схватив за запястье. Пиника, частично прикрыв от косых взглядов сослуживцев, встопорщил усы и зашипел: «Ты что творишь?!». Мэй попытался вырвать руку, но хватка у мягкого и круглого с виду северного тюленя была железной. Каарху фыркнул еще раз, тряхнул головой, выпрямился и громко скомандовал:

— Рота, равняйсь!

Развернулся к центру плаца.

Мэй опустошенно посмотрел ему вслед, не в силах оторвать взгляд от широкого разворота капитанских плечей.

Тюлень отпустил его запястье и последовал за Каарху. Рота подтянулась и задрала носы, вытягиваясь в струнку, стараясь выглядеть как можно прямее и выше.

— Смирно! Приветствую вас на планетной станции «Э-терре», имя искина — кора «Стелия», — глубокий рычащий тембр капитана перекатами поднимался под своды пещеры и обрушивался на Мэя мурашками по всему телу. — Меня зовут капитан Каарху Ваарра, и сегодня, в первый день обучения, я буду вашим инструктором!

По роте прошел неясный гул и перешептывания.

— Отставить птичий базар! — повисло напряженное молчание. — Все будет в порядке, доверяйте своему командованию! Пиника, раздавай.

Тюлень снял с плеча объемную сумку и достал из нее прозрачную коробку, до краев наполненную мелким белым драже. Открыл крышку, подошел к Мэю, стоявшему в построении самым первым, и выжидательно глянул на него влажными карими глазами. Мэй осторожно взял одну и зажал в кулаке, ожидая дальнейших распоряжений, а Пиника двинулся вдоль строя, в сторону двери, раздавая слеткам допинг.

— Морра — суровая планета! — продолжил Каарху. — Планета, которая может убить вас холодом, голодом, осадками и еще тысяча и одним неизвестным вам способом. Единственная возможность выжить на этой планете в полевых условиях — это быть сильным! Быть выносливым! Быть готовым! Вы готовы?!

— Так точно! — в полсотни глоток грянула рота.

— Нет! — рявкнул в ответ капитан, и спокойнее добавил. — Нет, вы не готовы. Вы недостаточно выносливы, недостаточно быстры, у вас слишком слабое зрение, слишком медленные реакции. Ваша физическая форма не подходит для «Стрекоз» имперского флота, в вас слишком много всего лишнего и слишком мало всего нужного.

Пиника закончил раздавать драже и встал у входа, сложив замотанные лентами руки на груди.

— Это, — Каарху поднял в воздух руку с почти незаметной, зажатой между двух пальцев горошиной таблетки, — адаптоген. Катализатор внешней мутации. То, что позволит вашему организму выхватить из атмосферы планеты крохи информации об окружении и подогнать свое ДНК под них. Проще говоря — это ваш путь в мир химер!

По роте прошла волна возбужденного чириканья и щебета.

Катализаторы, так же как и супрессоры, существовали давно. Но если супрессоры использовались повсеместно на любой мало-мальски обжитой планете, то катализаторы все еще были диковинкой из самых удаленных и не приспособленных к жизни «захолустий». Катализатор подгонял природную мутацию: давал возможность отрастить полноценные животные рефлексы и лапы до совершеннолетия. Но что именно он подкинет в котел мутаций, всегда было лотереей. Мэй сжал свою дозу покрепче в кулаке, лихорадочно соображая, как удобнее совместить выдавшийся шанс и планы по уединению с капитаном.

— …под язык и строимся на пробежку! — вырвал Мэя из раздумий капитанский рык. Рота шевельнулась, глотая лекарство. Мэй стянул ленты с нижней челюсти и засунул таблетку в рот, поморщившись от шипения и покалывания растворяющегося в слюне вещества. Подействовало снадобье почти моментально, кожа под тугой обмоткой лент слегка зазудела, хребет продрало ознобом, рот наполнился горечью. Мэй с трудом сглотнул, пытаясь думать о том, что это все на благо, что надо немного потерпеть.

Над плацем раздался свист на построение, и рота зашевелилась, выстраиваясь по три в ряд, готовясь совершить длинный марш-бросок по замерзшей пустыне. Не нуждающийся в обуви капитан развернулся и мягко, тягуче тронулся в сторону выхода из ангара, задавая темп. Мэй едва успел пристроиться в начало своей колонны, которая, дружно топнув левой, сдвинулась с места, едва поспевая за Каарху. Мэй, громыхая подкованной обувью, поднажал, ускоряясь. Повинуясь единому с ротой порыву, стараясь не отставать от капитана.

Они промаршировали мимо входа как раз тогда, когда в дверь ввалился Август. К нему кинулся Пиника, изрыгая на ходу тихие неразборчивые проклятия. Мэй вскользь заметил, что руки ворона были криво обмотаны утеплителем, из-под которого беспорядочно торчали длинные птичьи перья.

Они добежали до «Стрекоз», черных как уголь, блестящих хромом сложенных крыльев и дулами военного обвеса. Вблизи они казались гигантскими и очень опасными. Впрочем, очень опасными они не казались, а были.

Они выбежали из ангара в морозное утро Морры. Несмотря на очки, яркий свет, отраженный белизной льда тысячи раз, полоснул по чувствительным глазам Мэя.

Они пронеслись мимо длинного здания медблока, когда у Мэя наконец-то окончательно созрел план действий.

Он оглянулся на бегу, осматривая роту, длинным шлейфом растянувшуюся за несущимся во главе капитаном. Чуть отклонился от курса, чтобы не растоптали, и сбавил темп, стремясь оказаться в конце. Когда его миновала большая часть сослуживцев и до конца растянувшейся колонны оставалось не более шести рядов, Мэй притормозил и на бегу стянул с правой ноги ботинок, сорвал ленты и шагнул голой ступней на морозный ледяной наст, зашипев от моментально продравшей ногу боли.

Под стеклами очков выступили слезы.

Мэй ухнул, прыгая на одной ноге, дотянулся и сорвал ботинок и ленты со второй. Пальцы тут же заломило, скрутило морозом. Мэй, боясь передумать, скрипнул зубами и припустил, стараясь не отстать от пробегающего мимо предпоследнего ряда бойцов.

Шаги он считал про себя.

Примерно на двухсотом, когда начало накрывать паникой и показалось, что все закончится обморожением и увечьями, начал действовать адаптоген.

Мэй как будто вбежал в вязкий, липкий студень, весь состоящий из роя термитов и пчел. От пятки вверх к колену и выше все зазудело, зачесалось, схватило острой судорогой. Кольнуло тысячью игл. Как сухое дерево хрустнули сминаемые моментальной мутацией кости. Острая, ершистая боль нарастала вместе со звуком — от самых маленьких хрящиков в пальцах, которые перерождение сожрало первыми, до коленных чашечек, затрещавших как скорлупа монтрэйского ореха. Упорствуя, по инерции Мэй пробежал еще с десяток шагов на подгибающихся, живущих своей жизнью ногах. На одиннадцатом волна изменений добралась до бедер, скрутив их жгутом жара и боли. Мэй сбавил темп, еле переставляя ноги. Оказался в конце колонны, споткнулся, упал, больно ударившись локтями. Прямо перед носом мелькнули подбитые железом ботинки последнего ряда бойцов.