Прямо за дверью его чуть не сбила парочка товарищей по взводу. Тихо щебеча, они продефилировали мимо завязывающего шнурки Мэя к лифтам. Пилот напряг слух и среди трелей малознакомого наречия выделил слово «корм». Решив, что хуже не будет, Мэй пристроился к ним в хвост, и вместе они поднялись на пару уровней выше, в столовую станции «Э-терра».
Набрав из раздатчика в поднос какой-то незнакомой, но вкусно пахнущей еды, Мэй осмотрелся в поисках места. Таких же, как он, ранних пташек в зале бродило всего с десяток, так что мест было полно, но стремившаяся к одиночеству северная сущность требовала заныкаться так, чтобы никто не мешал. В конце концов выбор пал на утопленный в небольшой нише столик, стоявший в самом дальнем от раздатчика углу.
Присев и оперевшись спиной на скрипнувший пластик стены, Мэй слегка обеспокоенно окинул взглядом уставленное столами пространство. Слетки щебетали кто о чем, поглощали завтрак и на Мэя внимания не обращали. Успокоившись, голодный пилот третьего ранга намотал на вилку нечто, напоминавшее зеленоватую лапшу, попросил «Стелию» достать голограммы архивных записей, которые он отобрал вчера, и уткнулся в первую случайно выпавшую статью, повествующую о том, как теория Дарвина дала крен, и самок стало внезапно гораздо меньше, чем самцов, а потом они вообще вымерли. Он как раз заканчивал читать абзац об инверсии полового диморфизма и разделении человечества на альф, омег и бет в невероятном эволюционном марш-броске за выживание, когда свет ему загородила чья-то тень. Мэй поднял глаза и увидел высокого парня с подносом, который кивнул на стул напротив и спросил: «Можно?». Мэй спешно свернул голограмму, встал и подхватил поднос, освобождая место. Общаться и знакомиться не было настроения, голова была забита другим. Поэтому, кивнув незнакомцу в знак приветствия, Мэй двинулся в сторону выхода, сбросив по пути поднос с недоеденным завтраком в утилизатор.
Спустя полчаса, поднявшись почти к поверхности станции, стоя перед высокими дверями плаца, Мэй нервно сжимал кулаки и пытался успокоиться. Позабытое за ночь волнение вернулось, растеклось как яд по телу, крыло плотными волнами и разъедало изнутри. В этот раз новые сослуживцы волновали куда меньше, чем встреча с капитаном Каарху. Мэй никак не мог взять себя в руки, не знал, как подступиться, с чего начать. Не придумав ничего лучше, пилот подошел чуть ближе к дверям и осторожно вдохнул. Воздух был свежим, холодным… пах металлом, машинным маслом и моющим средством, почти как на «А-терре». Мэй сделал еще пару шажков вперед и почти уперся в дверное полотно в попытке унюхать живых существ, когда автоматическая дверь, распознав движение, отъехала в сторону, и Мэй ввалился на плац.
Кое-как сбалансировав и с трудом сохранив равновесие, он тревожно осмотрелся, не зная чего ожидать.
Пещера плаца впечатляла размахом, размером, объемом, пространством и была полностью вырублена в толще голубовато-белого льда. Простираясь на сотни метров, ближе к условному горизонту, она постепенно переходила в ангар. Потолок от пола росчерком отделяли припаркованные самолеты гео-разведки, с такого расстояния напоминающие черных хищных стрекоз.
Возле входа виднелась разметка для построения, было тихо и безлюдно, только туда-сюда сновали роботы-чистильщики, монотонно гудя и бешено вращая щетками.
Мэй поежился и подтянул ленты, потуже заматывая голову и лицо по самые глаза. Ткань подобралась и плотнее прильнула к коже пилота, генерируя тепло. Клацая шипованными подошвами по непривычно гладкой поверхности, Мэй двинулся вдоль разметки, ища свой номер.
В голове снова всплыли и пошли по кругу мысли о прочитанном и пережитом за последние несколько дней. Что-то не складывалось во всей этой картине, практика противоречила теории — если его истинная пара Каарху, откуда взялось влечение к Августу? Знает ли Каарху, что он его истинная пара? А если он, Мэй, не хочет никакую истинную пару, а хочет Августа, тогда что? Почему вообще только у него одного какая-то странная болезненная реакция на окружающих его сослуживцев? Может быть, он сошел с ума или, например, стремительно взрослеет и страдает от выброса гормонов? Что будет, если он выберет не того? Как себя чувствуют разлученные истинные пары? Кровоточат, пока не умрут или тихо доживают свои дни на периферийных астероидах?
Перед глазами возникла сцена из минувшего вечера, громада медведя тянущаяся к Августу, блики на лице.
Что они там вообще делали? О чем говорили? Как Август добился с ним встречи?
Настроение стремительно портилось. В груди защемило, накрыло мучительной странной ревностью. Вот только Мэй не понимал, кого и к кому.
— Блядь… — как-то само собой вырвалось, полушепотом, глухо, — блядь, почему я должен в этом всем разбираться, вместо того, чтобы просто, без задней мысли, служить отечеству?
Заполняющая Мэя нервозность от грядущей встречи с капитаном лихо дополнилась неуместным желанием спрятаться от всех бед в теплых объятиях ворона. Не выдержав раздрая, Мэй в сердцах злобно пнул впаянную в лед табличку с чьим-то личным номером, мимо которой проходил. Увесистый армированный ботинок, разогнанный силой тяжести Морры, царапнул по льду и выворотил кусок металла из пола с корнями. Мэй остановился, присел на корточки и подобрал тускло блестевшую полоску с выбитым номером, повертел в руках. Витавший в воздухе призрак идеи внезапно превратился во вполне осмысленный план действий. Мэй встал и тяжелой трусцой, высекая из плаца искрящиеся крошки льда, двинулся вдоль разметки, ища взглядом номер Августа, и нашел его по соседству со своим.
Закончил он аккурат к нарастающему гулу голосов за дверью, рота в полном составе вот-вот должна была выйти на плац. Чистильщик успел замести ледяную крошку и заплавить лед, стирая свидетельства нехитрых махинаций. Мэй натянул на нос поляризационные очки и отправился к своему месту в самом начале первого ряда. Постепенно подтягивающаяся, галдящая толпа пташек начала заполнять плац.
План пытающегося разобраться в себе пилота третьего ранга был прост как язык дятла — максимально дистанцироваться от Августа, чтобы тот не фонил и не сбивал его с мысли своими изящными лодыжками, чувственными пальцами, острыми клычками, эротичным рто… Мэй сглотнул и мысленно себя одернул, ощутив как учащенно забилось сердце, отдаваясь возбуждением во всем теле. Вторая часть плана включала сближение с Каарху, насколько это возможно. Сближение и уединение. Хотелось все обсудить так, чтобы никто не мешал. Хотя Мэй не был уверен, что не отключится, как в первый раз, и что Каарху вообще захочет с ним общаться. За три дня, прошедшие с его позорящего честь солдата обморока на станционном плаце, капитан не попытался с ним связаться и никак не проявил себя.
Но не попытаться Мэй не мог.
Взвод, а за ним еще один и еще один быстро заполняли плац, пока все слоты разметки не были заняты, кроме одного — в самом дальнем углу, с номером ворона. Со своего места Мэй его не видел, но каким-то двадцать пятым внутренним интуитивным чувством знал, что Августа на плаце нет. Слегка повернув голову, Мэй, насколько мог, скосил глаза, рассматривая вход… последний из слетков зашел и занял свое место, закрывшаяся дверь не подавала признаков жизни.
Прошла пара минут, за которые рота успела выровняться и затихнуть. По полу слегка потянуло ветерком, который через слои лент ощущался как мягкое касание. За припаркованными «стрекозами» раскрылись ворота ангара, и в светлом проеме нарисовались силуэты двух фигур: огромная и косматая медвежья, а слева чуть сзади — мягко переваливающася круглая Пиники, несущего на плече сумку. Переступая мягкими лапами, они бесшумно и стремительно приближались к строю.
Мэй расставил ноги чуть шире в упор, слегка наклонился вперед и сжал челюсти, готовясь к ударной волне капитанского запаха, которая накрыла его как горячий пустынный фронт. Каарху не успел добежать десяти метров до первого ряда, когда Мэй ощутил знакомый солоноватый привкус крови во рту и адреналиновый жар, пожирающий тело изнутри клетку за клеткой. Животный медвежий дух распространялся как круги по воде. Тянулся к Мэю когтистыми лапами. Окутывал плотным облаком. Забивался в каждую пору, превращал воздух в дрожащую дымку. Мэй моргнул и вдруг на секунду оказался на поле битвы, в окружении грохота орудий, стонов раненых и черного-черного дыма, поднимающегося от земли в багровое небо над пурпурными стягами. От адреналина и страха перья и волосы встали дыбом… Мэй застыл, боясь пошевелиться, вслушиваясь в вой сирен, глотая запах гари… но мимолетное наваждение подернулось рябью и исчезло, выкинув пилота обратно в реальность. Мэй сморгнул выступившие слезы и сфокусировался на золотисто-коричневом, с вкраплениями неоновых и металлических вставок. Прямо перед ним стоял капитан. Впервые так близко. Стоял и молча смотрел на него сверху вниз — невозмутимо, изучающе.
