Это странным образом успокоило: никто не засмеялся, не ткнул в его сторону пальцем. Мэй неспешным шагом прошелся вдоль разметки пола, и, найдя свой номер, уселся на пластик по-турецки, скрестив ноги. Ждать оставалось недолго. Мэй воспользовался оставшимся временем для того чтобы попытаться расслабиться и унять бьющий его мандраж — прибегнул к древней практике, которая передавалась в семействе Декарт из поколения в поколение. Он закрыл глаза, расслабил плечи и привычно представил себе, что находится на солнечной поляне в окружении леса. В подробностях вообразив себе пение птиц и стрекот насекомых, Мэй глубоко вдохнул.

Позже, вспоминая этот момент, он опишет его как дофаминовый шок и катарсис от переизбытка счастья. Если бы Мэй из настоящего, сидя на холодном полу космической станции, услышал это, то непременно плюнул бы Мэю из будущего в лицо. Потому что никакого счастья он не испытал, хотя шок присутствовал в полной мере, в основном от того, что воздух, который еще пять секунд назад насыщал легкие кислородом, стал густым и тягучим как кисель из тапиоки. Обжигающе горячий, пахнущий свирепым зверем, железом и кровью, он сконцентрировался вокруг, отказываясь заполнять альвеолы в груди летчика. Мэй попытался вдохнуть раз, другой… захрипел, уперся в пол перед собой обеими руками. Расправил плечи, стараясь дать побольше свободы грудной клетке, открыл рот и, изо всех сил втянув воздух в третий раз, наконец-то вдохнул.

— Эй.. ты в порядке?

Кто-то тряс его за плечо — открыв слезящиеся глаза, Мэй увидел расплывающееся лицо одного из пилотов, прибывших к месту встречи чуть ранее. Склонившись к Мэю, он с смотрел с тревогой, по-птичьи склонив голову к плечу. Живые, черные как смоль глаза и такого же цвета могавк на выбритой по бокам голове выдавали в нем врановых.

— В.. в пор.. да.. — прохрипел Мэй, кашлянул и, вытянув шею, осторожно попытался заглянуть за плечо склонившегося к нему соратника. Когда ему это почти удалось, над головами сослуживцев раздалось зычное:

— Занять места!

Ворон отпрянул от Мэя и быстро ретировался в район своей разметки. Мэй, кряхтя и морщась, вдыхая окружающую его магму мелкими глотками, медленно поднялся на ноги и наконец-то взглянул на источник своих проблем.

Источник стоял сразу за покрытым матовым хитином капитаном, в котором Мэй опознал знаменитого Астора Девлера. В источнике было под два метра роста, которые венчала лобастая башка с острыми собачьими ушами. Густая золотисто-коричневая шерсть струилась по бархатной морде, собиралась в гриву на шее и плечах невиданного зверя, спускалась под пояс грубых рабочих штанов. Бугрящиеся под шкурой контуры мышц дублировались экзо-вставками, идущие от них провода и трубки оплетали кости, связки и сухожилия, подсвечивая кожу и шерсть изнутри и снаружи неоном. Все это выглядело настолько гротескно, что Мэй забыл как дышать, тем самым невольно решив часть своих проблем, и вспомнил о том, что кислород ему вообще-то нужен, только когда заметил внимательные, умные, глядящие в упор на Мэя янтарные глаза.

«Медведь… это же химера медведя», — подумал Мэй и заставил себя отвести взгляд, судорожно пытаясь представить, какая невероятная цепочка событий вкупе с генетической лотереей смогла привести к такому исключительно выдающемуся результату. Считалось, что ген крупных животных практически утерян, из оставшихся выживали единицы, выживших берегли как зеницу ока, а не отправляли заниматься строевой подготовкой на удаленные колонии…

— Взвод, равняйсь! Смирно!

Новички скрежетнули шипованными подошвами и вытянулись — руки по швам, каждый в своей ячейке. Астор просеменил вдоль шеренги, быстро перебирая восемью членистыми ногами, осматривая поступивший ему в командование состав. Добравшись до дальнего края, он развернулся, сложил педипальпы на покрытой хитином груди и расщеперив хелицеры гаркнул:

— Доброе утро, цыпочки!

Мэй вздрогнул. Слава о великом военачальнике, полевом ученом, покорителе планет с силой тяжести более 4g капитане Девлере гремела даже в самых отдаленных туманностях и галактиках. Но почему-то никто нигде никогда не описывал громкость капитанского голоса, который, разрезая пространство и время маленького орбитально-станционного плаца, жвалами впивался в измученный гипоксией мозг пилота третьего ранга. Мэй жмурился и часто моргал, пытаясь одновременно сдержать слезы, сосредоточиться на информации и игнорировать все неудобства, свалившиеся на его аккуратную голову.

— Приветствую вас на орбитальной станции «А-терра», имя искина — кора «Стелия», — не сбавляя оборотов гаркнул арахнид. — Вас, желторотых птенцов, прислали к нам в Авиационно-Разведческий Легион с единственной целью — вырастить из вас АРЛов… достойных быть щитом, надеждой и опорой человечества в известных и, особенно, неизвестных галактиках, — Астор остановился и обвел шеренгу новобранцев сверкающим взглядом восьми глаз. — Забудьте маму и папу, братьев и сестер, дедушек и бабушек… на ближайшие пять лет — эта станция ваша семья, а я — ваш строгий, но справедливый отец. Это ясно?!

— Так точно! — клекотнул взвод в полтора десятка глоток, и кто-то в дальнем конце шеренги добавил к стандартному ответу утвердительную трель.

— Запомните, соколики, — продолжал меж тем Астор, вновь двинувшись вдоль ряда новобранцев, — только от вас и вашего поведения зависит сплоченность наших войск! А это значит, что между вами и мной не должно быть секретов, а должно быть что?! Правильно! А-а-абсолютное доверие и следование уставу! Навсегда вбейте в свои куриные головы, что все, что не касается действий, описанных в регламентах, должно быть согласовано со мной! Ясно?!

— Так точно! — повторно клекотнула шеренга, но в этот раз Астор угрожающе приподнял педипальпы и щелкнул хелицерами, на корню обрубив артистические порывы затесавшегося во взвод соловья.

— И если я ваш царь и бог на станции, то на Морре, вы будете упражняться под ответственностью и командованием капитана Каарху, прошу…

Каарху, все это время стоявший неподвижно, сделал гигантский, абсолютно бесшумный шаг вперед, к взводу. Миниатюрные пилоты, подавленные ростом и аурой планетного капитана, слегка присели, и Мэй на каком-то необъяснимо интуитивном уровне ощутил, что не только у него одного возник порыв развести в стороны несуществующие крылья и встопорщить перья, придавая себе объем. Новая волна запаха, исходящего от капитана, стоявшего теперь совсем близко, накрыла Мэя с головой. По спине, под тесно прилегающим костюмом пилота, поползли капли горячего пота, на висках выступила испарина, язык прилип к небу. Мэй, сжав кулаки, держался из последних сил, тяжело дыша, раздувая ноздри. И, в попытке вернуть себе хоть какое-то самообладание, закрыл глаза, в отчаянии цепляясь за образ летней опушки и зеленого леса. В какой-то момент, ему начало казаться, что он почти справляется, но тут Каарху открыл пасть и сказал:

— Приветствую вас, новички…

Низкий, бархатный голос капитана как заряд электричества продернул все существо Мэя, от загривка вниз, по позвоночнику, вдоль спины, и свернулся тугим комком где-то в районе копчика. Что-то ухнуло в груди. Мэй понял, что больше не вынесет, что в теле его не осталось ни одной клетки, которая справлялась бы с присутствием капитана… закатив глаза, Мэй рухнул на плац бессознательной грудой, погрузив рассудок в прохладную тьму.

***

Очнувшись, Мэй некоторое время пялился в белый потолок. Дышалось легко, не кидало ни в жар ни в холод, и в целом самочувствие было на высоте птичьего полета. Поэтому, когда что-то шевельнулось на периферии зрения, первым желанием Мэя было закрыть глаза и притвориться спящим. Но незваный гость заметил, что Мэй проснулся, и подобрался поближе, оказавшись в поле зрения.

— Проснулся? Ты ужин пропустил, его тебе сюда принесли, — гость оказался знакомым по плацу вороном. — Я кор Август, но ты можешь звать меня просто Августом, — представился он и протянул руку.

Мэй подтянулся в кровати, чтобы принять сидячее положение, и ухватился за протянутую конечность, слегка пожал ее в честь приветствия. Ладонь у Августа была узкая и теплая, чуть шершавая. Мэй невольно отметил, что пальцы на руке его нового знакомого заканчивались длинными матово-черными когтями. Август проследил его взгляд и широко улыбнулся.