– Пришельцы с востока могут дойти и сюда, – заметил я. – На Русь идёт волна за волной, растопчут их, дойдут до атлантовых столпов.
Рыба посмотрела на меня.
– Неужто такое возможно?
– Магометане уже заместили собой весь восток, нет больше ни прежней Финикии, ни Кеми, весь север Африки и Испания… Они наступают отовсюду.
– Поэтому потомки тех, кем кормили тигров и львов в римских цирках и пошли уже в который Крестовый поход, чтобы остановить их, – сказал Дамэ.
– Слишком много крови, – покачал головой Агори. – Раньше никто не заставлял насильно верить в своих Богов.
– А теперь ещё Арий нашёл какое-то несусветное нарушение законов предвечных.
– Пора золотыми буквами написать уже свод законов и казнить непокорных, – зло сказал я. – Днесь это в моде.
Больше всего меня злило то, что Арик выдумал повод собрать всех с одной целью – заставить меня встретиться с собой. Я закрыл и завалил камнями ту часть души, где всегда обитал мой брат, а он занимал всё моё сердце и всю мою душу с самого детства надёжно и полно, но то, что с ним стало, злоба и глупость, с которыми он поступил с Аяей, охладили меня к нему навсегда. Ну… или очень надолго.
Аяя… Я могу ему простить всё, я даже её ему уступил, но он всё испортил. Всё испортил и всё убил. Аяю я ему простить не могу, и не могу простить сотен и сотен лет, что я лишён её, и той жизни, которую я мог бы вести с ней. И всё из-за него. К тому, же из-за него Аяя, возможно, в лапах Князя Тьмы, если вообще жива. Если жива…
– Жива, не сомневайтесь! – уверенно и нагло заявил Арик, выступая перед нами.
Да, мы собрались здесь, на нашем острове и в нашем доме, со слишком маленьким горницами, на мой вкус, узкими коридорчиками и с удушающе низкими потолками. Ни я, ни Агори ещё не успели заново жениться, во-первых: мы недавно приехали, а во-вторых: здесь, на этом острове, не такой большой выбор невест, как хотелось бы, потому мы пока и жили здесь все вчетвером под одной крышей.
И вот сюда со всех концов света приехали предвечные, и мы вдесятером собрались в большом зале, который отапливался громадным камином, и хотя зал назывался большим, он просто был самым просторным помещением в нашем тесном доме. Все вместе мы не собирались больше тысячи лет, с тех пор, как в долине Арика все вместе, включая Аяю, заключили вечный мир. Но теперь Арик говорил то, чего не мог произносить мой брат, если бы он оставался в своём уме.
Он говорил долго с предисловием о том, что мы не напрасно заключили договор, чтобы помогать друг другу, потому что в мире людей таким, как мы время от времени нужна защита и помощь, потому и договорились не отступать от правил.
– Любое нарушение нашего закона ставит нас всех под удар, потому что нарушает равновесие, которого мы достигли. Но одна из нас всё же нарушила наш закон. Я долго молчал, потому что винил себя в её проступке. Аяя покинула наш круг и не сказала никому, где она.
– Это если она жива! – сказала Басыр, качнув головой, за ней качнулись и замысловатые украсы. – Столько лет ни следа, ни слуху. Такие как она не могут скрываться долго.
– Она может, – промолвил я, и тут же получил от Басыр взгляд, похожий на выстрел из лука, полный, если не ненависти и презрения, то большого недовольства.
– Верно, – подтвердил Дамэ, усмехнувшись. – Но так спрятаться, чтобы её не могли отыскать даже её приближённые, те, кто вездесущ, не может даже Аяя. Так что я боюсь предположить, не забрала ли её к себе Повелительница Той стороны.
– Нет. Аяя жива, – сказал Арик. И повторил, обведя нас всех взглядом: – Жива, не сомневайтесь!
И по его победоносному виду и сверкающим глазам я понял, что он придумал способ отыскать Аяю. Но я не хотел мириться с тем, что он снова обходит меня. Нет, я верну Аяю и сделаю её счастливой, какой она была со мной. Со мной, не с ним, пьяницей, ревнивцем и безумцем, запиравшим её от мира, словно в темницу, в свою любовь. Никогда не забуду его слов: «Я насиловал её все двести лет», только за это я убил бы его. И не раз, а двести раз по триста шестьдесят пять… И теперь он придумал, как найти её! Он придумал, а я – нет. Вот почему он всегда получал её, он всегда мог заполучить её, всегда был хитрее меня.
– Но вначале мы должны придумать наказание, которому подвергнем провинившуюся, – продолжил Арик.
«Наказать провинившуюся»… неужели я слышу эти слова, и их произносит Арик?! Арик, который сгорел, только чтобы снова увидеть её. Он даже не называет её по имени. Что это значит? Будто я сплю и вижу безумный больной сон. Зал, где все мы сидели, кто в креслах, кто на скамьях, высокие светильники и камин отлично освещали помещение, и от них тут было слишком жарко, хотя вообще зима была холодной и ветреной, почти каждый день шёл дождь со снегом, наледью оставаясь на всех поверхностях, из-за этого повозки на улицах городка скользили, пешеходы тоже оскальзывались, и мне, приходилось лечить переломы каждый день. Мы действовали, как и всегда прежде: Рыба изображала лекаршу, применяя всё известное ей мастерство, а я, появляясь тайно, исцелял страждущих. Так мы снова очень хорошо зарабатывали, потому и купили самый дорогой и самый большой и красивый здесь дом.
И вот в лучшем зале нашего дома, все слушали, как Арик, расхаживающий здесь как король перед нами, поцокивая каблуками своих наглых красных сапог говорит что-то настолько чудовищное, что-то вообще не укладывающееся в моей голове. Может, это вообще не он говорит сейчас с нами, а какой-нибудь демон, обратившийся в него? Да нет, я чувствую моего брата, и тело его, его бьющееся сердце, взволнованное сейчас, хоть он и напялил на себя заносчивую и напыщенную мину, его тело выдаёт его волнение. А душа его и вовсе стонет и корчится, пряча боль и слёзы, которые рвутся наружу, и он едва сдерживает их. Для того и маска и все эти слова. Он здесь, он заставил собраться всех, чтобы увидеть меня, хотя и не хочет смотреть в мои глаза, но едва я отворачиваюсь, он взглядывает на меня, украдкой. Для этого, а не для того, чтобы и вправду придумать, как наказать нарушительницу закона предвечных.
Но Мировасор подал голос, воспользовавшись возможностью:
– Наказание… Что ж, Арий, ты сам это сказал. За то, что кто-то вспомнит, что некоторые из нас не природные предвечные ты предлагал казнить без милости. Так этот поступок куда менее опасный, чем то, что сделала наша прекрасная Аяя. Спрятаться так, что никто не может найти её тысячу с лишком лет – это создаёт опасную лазейку для всех других преступников. Что если кто-то из нас совершит что-то, к примеру, убьёт другого предвечного, или что-то ещё, и спрячется по её примеру от остальных? Так что – нет, наказание за такое преступление должно быть суровым.
Я набрал в грудь воздуха, намереваясь возразить, но меня опередил Орсег.
– Давайте вначале вернём Аяю, и пусть она предстанет перед нами и объяснится, тогда и станем решать, какому наказанию её подвергнуть. Возможно, у неё есть причина так тщательно скрываться. Возможно, Арий, что сейчас так уверенно говорит с нами о наказании, так обидел её, что она спряталась не только от него, но и от всего подлунного мира. Так что пока неведомо, кого надо будет подвергнуть наказанию, женщину, сбежавшую от деспотичного беззаконного любовника или его, что довёл её до необходимости скрываться.
Ай да Орсег, ну конечно, кому ещё так же болезненно интересна судьба Аяи и её местонахождение. Арик собрался возразить, Мировасор тоже, но всех опередила Вералга, поднявшись с высокого стула, страшно неудобного, но зато возвышавшего её над всеми нами.
– Давайте отложим обсуждение Аяи, которую никто не видел уже тысячу лет, и почему-то некоторые до сих пор никак не могут позабыть, хотя она, по-моему, именно этого и добивается своим исчезновением, – сказала она, сверкнув на нас холодными тёмно-серыми глазами. – Отложим до её возвращения и обсуждение этого и решение. Что решать, пока человека нет рядом? У нас есть кое-что более насущное.
– Насущное? – спросил Арик, нахмурившись и, очевидно, сердясь, что она отобрала у него право слова.