– Дак, Эрбин, неужто тебе неясна причина?

– Ты об Арит? Подумаешь, один раз не повезло, случалось такое и со мной, это вовсе не значит, что все женщины лгуньи, способные только на предательство.

– Нет, есть ещё идеальные, прекрасные и чистые, способные любить. Стоит узнать одну, и станешь искать такую, но все оборачиваются миражом и утекают меж пальцев, как фигурки из высохшего песка… Такая и тебя отравила, так? – улыбнулась Рыба.

– Я себя отравленным не считаю.

– Так и Дамэ не считает… – засмеялась она.

И вот сейчас она улыбнулась мне, ободряюще.

– Я тоже долго не могла привыкнуть, приободрись, Эрбин, неужели ты мало видел в своей жизни? И самому ведь убивать доводилось.

– Я не убивал ради забавы. Никогда… – сдавленно поговорил я.

Рыба пожала плечами и сказала:

– Времена меняются, Эрбин, полагаю, мы с тобой доживём до времён, когда люди будут и детей производить забавы ради…

– Надеюсь, до этого не дойдёт.

Рыба наклонилась к моему плечу и произнесла очень тихо, чтобы не слышал никто из тех, кто сидел рядом.

– Дак я думала, Эрбин, что я такого никогда не увижу, чтобы мужчин и женщин бросали диким зверям и взирали с наслаждением, как животные пожрут их. Но… Дамэ отомстит за погибших.

Мне не хотелось смотреть даже на это. Я не считал, что несчастных тигров, красивейших животных, стоит убивать за то, что их заставили сделать в силу голода и их природы. Но да, Дамэ вышел в чернёном панцире, украшенном изображениями змей, сплетающих хвосты и соприкасающихся языками. Он мгновенно убил четырёх тигров, так быстро, что бедняги, вероятно, не успели даже понять, что умирают. Он быстро и ловко перескакивал от одного угла арены к другому, и звери падал один за другим.

После этой победы объявили перерыв, во время которого на арену выбежали танцовщицы и уборщики. Всё это продолжалось довольно долго и жара и усталость от происходящего заставили меня уйти, и отправиться на носилках в дом Дамэ. А там пришлось долго лежать на постели, чтобы перестала ныть спина.

– Господин утомился, вам надо отправиться в термы, – улыбнулся немолодой раб, от глаз побежали добрые морщинки.

Я знал, что это такое, успел побывать и в Константинополе и в других городах империи, но здешние термы были великолепны. О, право, здесь можно было жить остаться. Правда, соскучишься, должно быть, от безделья, впрочем, я привык бездельничать.

Я вышел отсюда к носилкам уже на рассвете, расслабленный и почти счастливый, я умею быть счастливым от таких мелочей, как сытость и отдохновение тела. Я отправился к дому все на тех же удобных носилках, намереваясь выспаться, а после подумать, как мне ещё получить радость от жизни.

Но не тут-то было. Дамэ, действительно подставился под меч нового претендента, и тот ударил его в левую половину живота. Рыба с плачем бросилась ко мне, едва я переступил порог их дома, и мне пришлось поспешить за ней в покои Дамэ, который корчился от боли на ложе, уже изрядно испачканном кровью. Я подошёл к нему и взял его за руку, тоже испачканную в крови, потому что он прижимал ладони к ране, хотя её и перевязали, кровь сочилась и сквозь повязки…

Что ж, вот и проверим, Дамэ, человек ты али нет, подумал я не без волнения…

Среди предвечных возникло некоторое смятение и замешательство из-за того, что Аяя бесследно пропала. Нельзя сказать, что все очень переживали, кроме близких ей. Но обеспокоены были все без исключения. Такое исчезновение могло быть ничем не примечательным желанием просто уединиться. Хотя это и против правил и законов, установленных две сотни с лишним лет назад, потому что уединяться никто не запрещал, все жили там, где хотели, но договаривались не прятаться. Получается, она спряталась не по своей воле. А вот это уже пугало, потому что могло угрожать остальным так же. Самое страшное во всём этом – неопределённость, все знали, что Аяя жива, но, где она никто не знал. Кроме меня.

Да-да, я знал. Я быстро понял, где она, ведь в моём владении без преувеличения вся наша планета, потому что вода здесь повсюду, исключая, быть может, только пустыни. Я осмотрел все уголки Земли, и вскоре понял, что не нахожу одного острова, одного из моих любимых, где некогда мы провели с Аяей недолгое время в беседах, прогулках и купании. Так куда же несчастный остров запропастился? Я знаю точно, где он был, но я не мог найти его там. Я множество раз пытался туда попасть, но всякий раз промахивался, словно кто-то или что-то отводило мне глаза, и вместо того, чтобы выйти на берег, я оказывался снова посреди океана. Что это? Только одно: кто-то спрятал, словно бы украл мой остров. Но кто мог это сделать?

Я рассказал об этом Мировасору, когда по заведённой традиции, посетил их.

– И что это значит? – спросил Агори, как всегда, куда более любознательный, чем Мир.

– Думаю, это значит, что Аяя именно на этом острове.

– Всё это очень странно, – сказал Мировасор, подходя к окну, не забранному ни стёклами, ни ставнями.

Здесь, в вечно тёплых и всегда зелёных краях, не было необходимости тщательно закрываться. Здесь не бывало даже сильных ветров. Благодатный край. Но не настолько, как мой остров. А здесь было много людей с довольно странным обычаями, странными развлечениями, странной религией, неотъемлемой частью которой стал Мировасор, который благоденствовал, наслаждаясь достигнутым величием. Арит же довольствовалась своей ролью при нём, тоже получившая то, о чём мечтала всегда. А вот Агори начал скучать с некоторых пор.

– Странно… это не странно, я бы сказал, это как-то даже страшновато, – сказал он. – Как может остров пропасть так, что даже сам Повелитель морей не может его отыскать?

– Я добавлю, – сказал я. – Этот остров был некогда безлюдным, едва ли не безжизненным куском суши, я привёз туда людей, которые стали теперь целым небольшим народцем, счастливо живущем там, на этом острове я выстроил и дворец…

– И стал их Богом? – засмеялся Мировасор, понимающе кивая.

– Мне незачем становиться божком для пары тысяч человек, когда я Морской Бог всей Земли, – ответил я не без вызова.

– Ладно-ладно, – поднял руки Мировасор.

Там, за окном, люди увидели Мировасора в проёме и взялись восклицать, какой-то девиз или…

– Что они кричат? – спросил я.

– Они кричат: «Крылатый Змей», – ответил Агори. – Мировас у них тут змей о крыльях.

– Почему? – я впервые спросил об этом, хотя давно думал, что за странное имя у Мира здесь. И вот я, наконец, задал этот вопрос.

Мир лишь пожал плечами.

– Кто знает…

Агори покачал головой, вскользь взглянув на него:

– «Кто знает»… – повторил он. И сказал: – Ясно, почему: мы ведь спустились с Неба в их понимании. И не где-то тайно, а прямо посреди толпы. Именно так Мировасор и попросил сделать Вералгу.

Ну, конечно, в этом Мир весь. Впрочем, я вознамерился уже убраться через здешнюю мутную реку, кишащую жуткими животными и возбудителями лихорадки. Мне не нравилось у них здесь. Не нравилось всё: и красивые стройные бронзовокожие люди, и то, какими глазами они смотрели на меня, чёрными, без бликов, и настороженными. Казалось, дай им знак, и они вмиг схватят меня и так же, не проявляя чувств, ни ненависти, ни жалости, вырежут мне сердце, как делают со своими врагами и пленниками. При том их цари приносят жертву и от себя во имя Бога. Когда я узнал, какую, я изумился.

– Почему так, Мир? Что за странная жертва?

– Кровь царя стоит дороже золота, – сказал Мир.

– Но зачем они прокалывают себе чресла?

Тогда Мировасор расхохотался и ответил:

– Это была месть первому из них. Он, видишь ли, положил глаз на Арит и даже пытался выкупить её у меня, вообрази! Какой-то местный царёк, получивший власть благодаря мне, тому, что я, как Крылатый Змей, поддержал его, обнаглел настолько, что вслух произнёс желание получить мою наложницу. Пусть не предвечную, хотя мы теперь договорились и их ныне считать предвечными, но посметь предложить такое мне! Мне, своему Богу! Вот за эти слова, даже намерения, за всё это я и наказал его и всех его потомков вот таким ритуалом. Это надолго отбивает аппетит до женского пола. А едва заживёт и аппетит посыпается снова, как пришла пора снова взрезать свою плоть, чтобы задобрить Бога.