Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Доктор бросил быстрый и острый взгляд на покойника.

– Ничего, успокойтесь. Я видел такое и раньше: если перед смертью мышцы были напряжены, то сейчас произошло их окончательное расслабление, вот и все. Думаю, вам стоит позвонить – слугам пора перенести его наверх.

Печальная работа вскоре была выполнена, и доктор Кейли уже собирался уходить, когда Пиготт быстро спустилась вниз и что-то торопливо прошептала ему на ухо, после чего лицо доктора выразило живейшее изумление. Отведя Филипа в сторону, он сказал:

– Ваша экономка попросила меня осмотреть «миссис Филип Каресфут», которая, по ее мнению, вот-вот родит. Она действительно имеет в виду вашу супругу?

– Да! – угрюмо отвечал Филип. – Это долгая история, и сейчас я слишком расстроен, чтобы посвятить вас в нее. Думаю, скоро все всё узнают.

Старый доктор даже присвистнул, однако вопросов задавать больше не стал. Однако вдруг его осенила некая мысль.

– Вы сказали, что разговаривали со своим отцом, когда его настиг приступ: вы говорили о вашем браке?

– Да.

– Когда он впервые узнал о нем?

– Вероятно сегодня же и узнал.

– Что ж, благодарю.

С этими словами доктор поспешил вслед за Пиготт.

Той же ночью, ровно в десять, в бескрайнем потоке Реки Жизни вспыхнул еще один огонек: родилась Анжела.

Глава XII

Когда доктор поднялся наверх, Филипп вошел в столовую, чтобы что-нибудь поесть, но обнаружил, что еда ему противна; он едва мог проглотить хоть кусок. Однако в какой-то степени он заменил еду вином, выпив несколько бокалов. Затем, влекомый странным притяжением, он вернулся в маленький кабинет отца; вспомнив о завещании, он решил, что следует убрать его в безопасное место. Однако под завещанием обнаружился еще один лист бумаги, довольно потертый. Признав почерк Беллами, Филип взял документ и стал читать – это оказался черновик нового завещания. Суть его заключалась в следующем.

Документ начинался с заявления сквайра о том, что прежнее завещание признается недействительным из-за «предательского и бесчестного поведения его сына Филипа». Затем, в кратких, но емких терминах был определен круг наследников и попечителей имущества – Филипа среди них не было – которые принимали наследство в управление и на хранение. Во-первых, действовать они должны были в интересах сына, который может родиться у упомянутого Филипа, лишенного наследства, и его законной супруги Хильды – вероятность появления на свет дочери не рассматривалась – а если ребенок не родится, тогда все завещанное переходит племяннику завещателя, Джорджу Каресфуту, однако при непременном соблюдении следующего, весьма любопытного условия: если означенный Джордж Каресфут попытается передать имущество или его часть упомянутому Филипу – в качестве дара либо посредством собственного завещания – тогда он немедленно лишается прав на наследство, и все переходит к неким дальним родственникам завещателя, живущим в Шотландии. Затем следовало перечисление еще нескольких наследников с указанием завещанных им сумм и имущества, а также отдельное упоминание о назначении 1000 фунтов в год на содержание вышеупомянутой Хильды Каресфут, каковая сумма должна была выплачиваться ей пожизненно, а в случае ее смерти возвращалась владельцу имущества.

Говоря без затей – Филип, согласно новому завещанию, полностью лишался наследства, в первую очередь – в пользу собственного ребенка мужского пола, дочери Филипа в завещании не упоминались вовсе, и в случае отсутствия у Филипа сына наследство переходило к ненавистному кузену Джорджу, которому, словно вдобавок ко всем оскорблениям в адрес Филипа, было запрещено передавать означенное имущество Филипу, либо иным его наследникам – вероятно, имелись в виду возможные дети от предполагаемого второго брака.

Филип дважды внимательно перечитал документ.

– Уф! Было и прошло! Слава Господу – у него не было времени, чтобы осуществить свои благие намерения.

Однако в следующий миг ужасная мысль буквально пронзила Филипа. Он поспешно позвонил в колокольчик. На вызов явился лакей – он был совершенно разбит после того, как час назад помог перенести тело его бедного хозяина наверх. Филипу пришлось изрядно потрудиться, чтобы добиться от бедняги ответа на вопрос: приезжал ли кто-нибудь к его отцу, пока Филипа не было в доме? Наконец, лакей смог промямлить, что не было никого, кроме молодой леди, «то есть, просим прощенья, миссис Каресфут, как она назвалась».

– Не имеет значения! – отмахнулся Филип, чувствуя, как с его души сваливается огромный груз. – Ты уверен, что больше здесь никого не было?

– Нет, сэр, никого, кроме только, прощенья просим, адвоката Беллами и евойного клерка – адвокат со своим черным портфелем был и весь день писал чего-то, а потом их светлость посылали за Симмонсом, чтобы он был свидетелем.

– Ты можешь идти… – почти прошептал Филип.

Теперь он ясно видел, что позволил старику умереть после того, как тот написал новое завещание, лишающее Филипа наследства. Он, Филип, позволил ему умереть – тем самым фактически перерезав горло самому себе! Беллами, несомненно, взял завещание с собой, и теперь у Филипа нет никаких шансов его уничтожить.

Однако постепенно его задумчивость сменилась угрюмой яростью – отчасти по отношению к его жене Хильде, но главным образом – к умершему отцу. Пьяный от переживаний, гнева, разочарованной алчности, Филип схватил свечу и кинулся наверх, шатаясь и едва не падая, готовясь обрушить новые проклятия на мертвую уже голову сквайра Каресфута. Однако оказавшись лицом к лицу с ужасающим в своем безразличии мертвецом, он разом растерял всю свою злость и страсть; леденящее чувство всемогущества Смерти охватило его и вселило в него трепет. Он каким-то внутренним чувством осознал, насколько бессильны и бессмысленны любые потуги смертных перед ликом Смерти. С какой целью он пришел сюда, к этому мертвому телу, чья неподвижная маска насмешливо взирала на все попытки оскорбить мертвеца?

Его отец был мертв, и это он, Филип, убил его. Он стал отцеубийцей. Ужас перед неминуемой расплатой за это преступление овладел им; предвидение ужасной тени, под которой отныне ему предстояло влачить свою жизнь, вползло в его разум, заледенив и душу, и тело. Он снова взглянул в мертвое лицо – и возбужденное воображение шепнуло, что на мертвых губах играет сардоническая усмешка. Проклятие Каина – вот что обрушилось на Филипа Каресфута, пригибая его к земле; волосы его поднялись дыбом и холодный пот выступил на лбу. Он больше не мог выносить этой пытки – он повернулся и выбежал из комнаты, а затем и из дома, и бродил по саду до глубокой ночи.

Измученный, истощенный психически и физически, он вернулся в дом уже после полуночи – и нашел в гостиной ожидающего его доктора Кейли. Тот только что спустился сверху, и на лице его застыло тревожное выражение.

– Ваша супруга разрешилась прелестной девочкой, – сказал он Филипу, – но я должен вам сказать, что дела обстоят отнюдь не удовлетворительно. Роды были сложные, и сейчас ваша жена в большой опасности…

– Девочка! – простонал Филип, вспомнив о завещании. – Вы уверены, что это девочка?!

– Разумеется, я уверен! – уже раздраженно откликнулся доктор.

– А Хильда, что с ней – я не понимаю…

– Послушайте, мой дорогой, вы сейчас расстроены; выпейте стакан бренди и ложитесь спать. Ваша жена не хочет вас сейчас видеть, но если потребуется, я за вами пришлю. Делайте, как я говорю, иначе вам грозит серьезное нервное расстройство.

Филип повиновался, доктор сопроводил его до комнаты, а затем вернулся наверх.

Рано утром доктор Кейли послал за двумя своими коллегами, и они провели консилиум, на котором пришли к неутешительному выводу, что спасти жизнь Хильды может только чудо – сама же она знала об этом еще несколько часов назад.

– Доктор! – сказала она. – Я надеюсь, вы скажете мне, когда конец будет близок. Я хочу, чтобы мой муж был со мной в последнюю минуту – но не раньше.

– Тише, дитя мое, не нужно думать о смерти. Господи Боже, да у вас впереди еще много лет!

22
{"b":"737582","o":1}