чьих-то ожиданий, а из-за того, как это все больно бьет по самой Елене. Не смотря на все старания Ровены уберечь и защитить, у девочки, похоже, развился комплекс неполноценности. Возможно, в будущем, Елена сможет это перерасти, пережить, ну, а сейчас она очень остро реагирует на сравнения со своей матерью.
Хельга Хаффлпафф, трудолюбивая пчелка. Всегда улыбается, всегда в хорошем расположении духа. Как-то раз Слизерин, будучи в не совсем трезвом состоянии, назвал ее солнышком Хогвартса. Стоит ли говорить, что потом Годрик минимум год намекал магу, что не стоит держать чувства в себе, ведь жизнь так коротка, а любовь так прекрасна. Заткнулся только тогда, когда получил в лоб проклятьем, превратившем Гриффиндора в бундимуна. Правда, более крупного, чем его сородичи. Слизерин никогда не забудет большое пятно плесени с глазами, чей взгляд выдавал величайшую степень возмущения. А уж как Ровена за
этим пятном гонялась, думая, что это какой-то необычный бундимун… змееуст тогда здорово позабавился. Правда, позже, когда остальные узнали, что это никакой не бундимун, а заколдованный Годрик, тут же расколдовали мага. Ровена начала интересоваться формулой заклятия, а Хельга немного укоризненно посмотрела на Слизерина. В целом Хаффлпафф была очень доброй женщиной. Уютной. Всегда относилась с теплотой к окружающим и очень любила и лелеяла свои растения в теплицах. Тщательно ухаживала за ними и искренне расстраивалась, если какое-нибудь растение вдруг погибало. Мягкая, неконфликтная, дарящая всем вокруг лучи тепла. Действительно, солнышко Хогвартса.
Идя по коридорам Хогвартса, Слизерин вдруг вспомнил, как он и трое магов решили открыть школу для юных магов. Причина этого решения давно стерлась из воспоминаний, но змееуст не жалел, что поддался общему настрою. На самом деле ему даже нравилось передавать знания новым поколениям магов, чтобы он не говорил. Змееуст ощущал себя нужным, ощущал себя частью чего-то большего, чем, если бы он просто был зельеваром. Или наемником. Или кем-то еще. И маг не мог не признать, что все же это место его изменило.
Сделало… лучше?
Слизерин ухмыльнулся. Ага, лучше. Превратило в сопливого идиота, который сейчас идет и пускает нюни, вспоминая всякую ерунду.
О, а вот здесь основатели чуть ли не передрались, когда решали, где и чей кабинет будет находиться. Потом все же пришли к компромиссу. Да, Слизерин однозначно будет скучать по Хогвартсу. Хм, а вот в этом коридоре змееуст и Годрик как-то подрались на радость ученикам. Маг уже и не помнил причины драки, но сейчас сама мысль о том, что драка, все же, была, да еще и на глазах учеников, вызывала только смех. Ладно, Слизерин готов себе признаться, что будет скучать даже по Годрику! От кого же еще змееуст будет слышать дурацкие шуточки, как не от Гриффиндора!
А вот и большой зал…
Бесшумно скользнув в помещение, Слизерин увидел, как Хельга со слезами на глазах обнимает мальчишек, и что-то им ласково говорит. Она их очень полюбила и расставание с близнецами для нее словно тупым ножом по сердцу.
— Как трогательно! — не удержавшись, язвительно проговорил Слизерин.
Хельга вытерла слезы и отвернулась, а Ровена укоризненно посмотрела на змееуста. Ну, а Годрик решительно шагнул к другу и заключил того в медвежьи объятия.
— Задушишь! — просипел змееуст, пытаясь освободиться.
— Мне жаль, что ты уходишь, друг, — грустно произнес Гриффиндор, разжимая объятия и давая Слизерину восстановить дыхание. — Неужели…
— Годрик! — невежливо перебил маг. — Давай без твоих заунывных речей! Близнецы готовы?
Основатели кивнули.
— Прощайте! — вот и все, что сказал Слизерин, и повел мальчишек к выходу из большого зала.
Вот так, без наставления, без трогательной прощальной речи, без оглядки.
Уже у самой двери змееуст внезапно махнул рукой в сторону бывших коллег, посылая невербальное заклинание. Маги как-то странно застыли, а взгляд словно остекленел. Вот теперь все. Можно уходить.
Быстрым шагом маг с двумя юными дарованиями покинули Хогвартс и направились в запретный лес. Хоть уже и был вечер, но мальчишки совсем не боялись. Наверное, потому что с ними был один из величайших магов всех времен, которого сам лес и живность, что в нем водилась, слушались из-за одного только взгляда.
— Что вы сделали? — решил спросить Дэмиан, когда они прошли почти в самое сердце леса. — Там, в большом зале?
— Немного подкорректировал воспоминания, — ответил змееуст. — О вас никто не должен помнить. Итак, сейчас я создам портал и отправлю вас домой. Надеюсь, не промахнусь, но, в крайнем случае, если отклонение пойдет на дни, а не на часы, советую что-нибудь придумать. О том, что вы были в настолько далеком прошлом, — молчок! Вам ясно? И без вопросов! Если я сказал, что надо молчать, значит, молчите! Уяснили?
Переглянувшись, близнецы кивнули. Тем временем маг довел их до одной из полян, что есть в лесу, и, оглядевшись, потянулся к своей новой силе. Он не произносил никаких заклинаний, просто прикрыл глаза, сосредотачиваясь на том, что ему нужно. Близнецы молчали, опасаясь помешать магу. Они хорошо провели время, и им было очень грустно расставаться с основателями Хогвартса, но зато домой мальчики возвращались с багажом древних знаний.
Спустя пару минут подул сильный ветер, и близнецы взялись за руки, а около них возник портал.
— Мы еще увидимся, — с усмешкой пообещал Слизерин, но не успели ребята ответить, как их затянуло, после чего черная бездна исчезла.
Вздохнув, маг вытер пот со лба. Следовало как можно скорее принять сущность, ведь эта сила не для человеческого тела. Но есть еще одно дело.
Змееуст разыскал Аэллу и, смотря прямо в умные глаза, никак не мог заставить себя сделать то, зачем пришел.
— Ты доверяешь мне? — Слизерин прикоснулся лбом к теплому носу единорога. — Ты ведь знаешь, что я собираюсь сделать? И понимаешь, зачем это нужно? Я не могу просто забрать тебя с собой, не имею права. Но я все еще маг, а мое решение…
Аэлла слегка подула на него, затем тихо заржала, как будто что-то сказала, но от волнения, переполнявшего его, маг перестал понимать ее. Он не мог бросить любимицу здесь, ведь, не смотря на защиту леса, адские нунды рано или поздно доберутся до нее. Змееуст не ожидал, что так сильно привяжется к черному единорогу. Настолько сильно, что всеми силами станет
оберегать это мистическое существо. Сейчас, в ипостаси мага, он совершит свой последний, но самый тяжкий грех…
Рука с кинжалом дрожала, а змееуст смотрел в глаза, которые все еще были полны жизни. Аэлла ответила весьма спокойным и понимающим взглядом. И внезапно на душу мага снизошла вера, что он поступает правильно. Руки перестали дрожать, волнение постепенно исчезало, и Слизерин понял, что это Аэлла успокаивает его. Жаль, что больше Слизерину не суждено мчаться по запретному лесу верхом на черном единороге. Не суждено чувствовать бархатных губ на своей ладони, аккуратно берущих угощение. И не суждено видеть озорных
огоньков в шоколадных глазах.
— Убийство единорога, — один из самых страшных грехов, — с горечью прошептал маг, вонзая кинжал в бьющееся сердце.
Аэлла всхрапнула, и упала на бок, а Слизерин тут же подготовил сосуд для души и начал нараспев произносить заклинание. Постепенно сосуд наполнился светло-голубой субстанцией, и маг, тщательно закупорив его крышкой, сжал ладонь. Теперь душа единорога в руках змееуста, осталось лишь замести следы. С сожалением посмотрев на тело черного единорога, маг собрался сжечь его, как вдруг оно само распалось на тысячи золотых огоньков. Слизерин удивленно смотрел, как огоньки гаснут один за другим, и через некоторое время ничего не напоминало о том, что здесь произошло. Даже крови не осталось. Лишь душа в сосуде как будто стала ярче. Змееуст улыбнулся, поняв, что это Аэлла помогла ему.
Решив, что и так потерял достаточно времени, Слизерин направился к самому сердцу леса, где уже заранее было подготовлено место для ритуала. Достигнув небольшой поляны, на которой были начертаны неизвестные ни одному магу руны, змееуст спрятал сосуд с душой в мешочек на поясе, и достал ритуальный нож, испещренный такими же рунами, как и на поляне. Каждый символ следовало заполнить своей кровью, а так же добавить элементы стихий. Земля, вода, огонь и воздух. Ритуал не требовал сложных действий, но его сила убьет любого другого мага. Неизбранного, так сказать.
