Трудоустроив, нам выделили и жилье. Свободных мест в общежитии не оказалось, и нам дали место в вагончике. Это довольно распространенное жилье в условиях Колымы. В каждом по восемь человек. Эти вагончики стояли вдоль небольшой речушки под названием Ключ Мороз, которая разделяла поселок на две части. Речка эта вполне оправдывала свое название. Вода в ней была ледяная. Кстати, специфика колымских рек: вода в них только с весны по осень. Зимой же вода куда-то пропадает. Дно русла высыхает. На Колыме у старателей даже есть поговорка: «Вода долой, и мы домой». Потому что именно в это время заканчивается старательский сезон.

Пока мы жили в вагончике, в качестве закалки я каждое утро оголялся по пояс и шел умываться на Ключ Мороз, чем сильно удивлял местных старожилов.

Когда освободилось место в общежитии, мы с Вернадским поселились в одной комнате, позже, когда приехал на Колыму, к нам подселился и мой брат Сергей. Быт был более-менее обустроен, а вот питаться приходилось в столовых. Утром обычно спишь до упора – позавтракать не успеваешь. Зато в обед отрываешься по полной.

Надо отметить, что в двух километрах от Гастелло располагался небольшой поселок Нагорный, а в нем была отличная столовая. И все водители старались к обеду подъехать в эту столовую. Даже дальнобойщики так планировали маршрут, чтобы удалось пообедать именно здесь. Помещение столовой небольшое, но в ожидании своей очереди никто не роптал. Бывало, вдоль трассы выстраивалась целая вереница машин, водители которых приехали пообедать. Я тоже старался по возможности приезжать обедать в эту столовую. Позже, когда брат приехал работать на Север, я и его старался захватить с собой, чтобы вместе пообедать в этой столовой.

Поварами в этой столовой были женщины-хохлушки. Готовили вкусно, по-домашнему, порции были большие. Огромный шницель порой свешивался краями с тарелки. Чебуреки пышные, сочные, больше свиного уха. Про щи-борщи и говорить нечего. Большую тарелку такого супа навернешь, вторым блюдом закусишь, свежевыпеченной плюшкой догонишься, потом и за баранку еле влезаешь. По тем деньгам на рубль можно было налопаться, а я другой раз и на полтора рубля набирал всего.

Вкусы у людей разные, в еде кто чему отдает предпочтение. Иногда встречались и настоящие уникумы. Помню, был у нас огромный такой мужик, на вид словно топором вытесан. Большой любитель перца. Он сыпал перца столько, что в тарелке черно становилось. Увидит, что я чуть-чуть сыпну в суп перчику, и усмехается: «Чем так сыпать, лучше вовсе не сыпать». Правда, такое пристрастие к жгучей специи обернулось для этого мужика боком: сердце прихватило, да так, что он перестал перец употреблять вовсе.

Другой мужичок смачно любил посолить любое блюдо. В столовой у нас на столе всегда в глубокой тарелке лежала соль, чаще не растертая, а кусками. Мужичок этот суп или второе перед собой поставит, берет два куска соли в руки и трет в тарелку. Ест такую соленину и только причмокивает.

Иногда на обед мы ездили с моим начальником ремонтно-строительного цеха. Мужчина в годах, так он все время удивлялся: «Василий, ну куда в тебя столько влазит?» Кстати, фамилия у него была Казначеев. Он ее вполне оправдывал. Деньги экономил. Пока в очереди стоим, он все подсчитает. Больше рубля никогда не тратил.

Его чрезмерная скупость доходила до крайности. Будучи начальником РСЦ, он сам выделял стройматериалы, краску, цемент и т. д. И всегда старался выдать впритык, с запасом никогда не выдавал. Своим крохоборством он всех достал. Дошло до того, что он стал собирать на мусорке пустые жестяные банки, чтобы в них отпускать краску по минимуму. Попытался привлечь к сбору тары и меня, говоря: «Василий, ты что сидишь? Помоги мне». Естественно, я отказался. Тогда он говорит: «Я начальник, с высшим образованием, могу собирать. А ты почему отказываешься?» На что я ему ответил: «А я со среднетехническим образованием не подписывался лазить по мусоркам». Больше он меня не просил.

Вечером после смены обычно приходилось самим что-то готовить: макароны по-флотски, яичницу. С макаронами однажды вышла история. Вернадский поставил разогреть макароны. А как раз в это время шел чемпионат по фигурному катанию. Телевизор на втором этаже в ленкомнате. Мы туда ушли смотреть соревнования и забыли про макароны. Вдруг какой-то парнишка забегает в ленкомнату и кричит: «Мужики, кто из третьей комнаты? У вас там что-то горит». Мы ломанулись вниз, а из-под двери уже валит дым. Забегаем в комнату. Там кастрюля с макаронами раскалилась докрасна. Чад, дым. Кастрюлю выкинули на улицу, и потом еще несколько дней в комнате воняло гарью и дымом.

На Гастелло я газет много выписывал, стоили они копейки. Кстати, я почитаю, а потом и вся общага после меня их еще перечитает. Кто-нибудь в комнату зайдет, увидит свежую прессу: «Дай почитать?» – «Бери, мне не жалко». Однажды на глаза мне попалась любопытная статья. В ней рассказывалось, что во времена Гражданской войны белые в одном из поселков расстреляли трех активистов. Среди них был комсомолец, молодой якут. Через много лет местные власти решили достойно перезахоронить героев. Когда раскопали вечную мерзлоту, расстрелянные были, словно их только что похоронили. Пролежали в вечной мерзлоте, не подвергшись тлению. А рассказ в статье ведется от лица старой якутки. Она была подругой этого погибшего комсомольца. Как известно, речь у якутов специфическая: как погонщик на оленях едет, что видит, то поет. Вот и эта старая якутка в статье словно рассуждает сама с собой: «Тебе-то хорошо, ты еще совсем молодой. А я уже состарилась, вся в морщинах». Статья эта мне хорошо запомнилась.

Тяга к чтению не ограничивалась только газетами. В поселке была довольно приличная библиотека. Я в нее записался и брал художественную литературу. На отдельных стеллажах стояли десятки томов В.И. Ленина, Карла Маркса и Ф. Энгельса. Не помню уж, под какое настроение, но мне пришла идея изучить «Капитал» Карла Маркса. Взял 1-й том, чем немало удивил библиотекаршу, и начал бодро изучать. Но постепенно в процессе чтения стали попадаться непонятные термины и выражения. Объяснить их было некому. Поэтому мой запал быстро иссяк. На том и закончилось мое знакомство с трудами классиков марксизма-ленинизма.

Многие старожилы на Колыме в своем домашнем хозяйстве имели теплицы для выращивания овощей и даже арбузов. Умельцы к первомайским праздникам уже снимали первый урожай.

Теплицы отапливались углем. Почву удобряли навозом из соседнего совхоза. Однажды меня командировали привезти этого навоза-коровяка. Дорога к совхозу пролегала через Кулинский перевал. Раньше я не раз слышал рассказы опытных водителей о серьезной опасности подобных перевалов. Дорога словно одной стороной прижата к отвесной стене, с другой стороны – резкий обрыв. Дорога вьется по серпантину, делая резкие повороты один за другим. Когда подъехали к перевалу, я кожей ощутил реальную опасность. В машине со мной в совхоз ехала еще женщина с ребенком. Она предусмотрительно у перевала вышла из машины, и они с сыном отправились вниз пешком. Я, понятное дело, очковал, но ехать надо. Собрал волю в кулак, начал спуск. Зная, что переключать передачи во время спуска или подъема нежелательно, я включил первую передачу и благополучно спустился с перевала.

Приехали в совхоз. Пока машину загружали, я отправился обозреть поселок. Совхоз этот специализировался на разведении оленей. Мне их довелось видеть впервые. Животные низкорослые, мордочки добродушные, глаза огромные, ресницами хлоп-хлоп. Губы мягкие, бархатистые. Чистое умиление. Ждут, чтобы кто-нибудь их хлебушком с солью угостил, любят полакомиться.