— Моя вина, — оглашал дальше приговор лекарь себе или Артуру. — Я не так тщательно осмотрел рану его милости.

Лекарь продолжал говорить также ровно, но Катие послышалось в его голосе скрытое отчаяние. Наверно, прозорливый сэр Бедивер это тоже заметил.

— И что теперь? — спросил он.

Лекарь сглотнул, набрал побольше воздуха, причмокнул, как будто губы его слиплись и ему стоит труда продолжать объяснения, и только потом произнес:

— Я сделаю, все, что от меня зависит, — после минутной слабости, он вновь овладел собой и дальше вещал уже более уверенно. — Молитесь. Приставьте к королю смышленую сиделку, которая будет следовать всем моим указаниям.

— Не надо сиделку. — Решение было внезапным, но твердым. — Я позабочусь о муже.

Сэр Бедивер и сэр Уильям перебросились короткими взглядами. Их недоверие было понятно, поэтому последний попытался вежливо отказать королеве.

— Вам бы отдохнуть, ваша милость…

— Нет! Я не устала. К тому же, это мой долг чести — король меня защищал, и долг королевы! — она говорила пылко и уверенно. И ясно было, что отказа бы она не приняла.

Сэр Бедивер одобрительно кивнул.

— Но, надеюсь, от помощи одной из дам вы не откажетесь? Только так я могу вам это позволить, — неожиданно тепло согласился он и даже слегка грустно улыбнулся и кивнул.

— Не откажусь, — ответила тем же Катия. После всех событий у неё не было повода ему доверять. У него, определившего ей роль королевской пешки и внезапно потерявшего контроль над игрой, видимо, тоже. В иной момент это могло бы обернуться грандиозной войной, но несчастье дало повод для заключения мира.

Может, ей и доверяли, но не настолько, чтобы совсем оставить без внимания. Катия верно догадалась, что вряд ли ей в помощь пришлют кого-то из её подруг. Впрочем, от Элейн толку было бы мало — одни вздохи и причитания. Кэй она не хотела бы видеть, но та доказала, что кое-что понимает в лечении и ближе других к Артуру. Зато, когда Катия увидела на пороге Гарет, то даже обрадовалась. Сейчас Гарет — без пререканий, без фальшивого сочувствия, но непонятно как, с её прошлой жизнью, сохранившая деликатность — была помощницей лучше не придумаешь: послушная, сообразительная, тихая, почти невидимая.

Когда лекарь закончил все процедуры и дал распоряжения, что делать, когда больной очнется, Катия наконец-то смогла присесть. Усталость брала свое. Она так переволновалась и вымоталась, что даже зрение стало подводить и затуманиваться. Пить хотелось так, что можно было и море выпить. Море — не море, но бокал она выпила одним залпом, и ей показалось мало. Но кувшин оказался пустым, что стало поводом отослать Гарет.

После её ухода Катия посетовала, что забыла предупредить девушку попросить растопить камин. Она как-то не заметила за хлопотами, что в комнате как-то зябко. Это ей, а Артуру тем более. Он лежал на кровати такой спокойный, такой беспомощный.

Катия сама не знала, что думала в тот момент, когда, скинув туфельки, улеглась на край кровати, рядом с ним, может: «Кресло не совсем удобное, чтобы вздремнуть пару минут, а мое тело так ноет, ему-то я точно не помешаю и места много не займу». Потом она убедила себя, что ничего страшного не случится, если она сомкнет на пару мгновений веки…

Ее щеку словно задели крылья бабочки. Это было так странно. Откуда ей было здесь взяться? Катия открыла глаза и её взгляд встретился со взглядом Артура.

— Что ты здесь делаешь, принцесса? — иссохшими губами прошептал он.

— Не принцесса. Королева. И пока еще твоя жена, — она с удивлением обнаружила, что её рука преспокойненько лежит у супруга на груди, а она как-то случайно перекатилась ему почти под бок.

Жена! Но такая безответственная! Совсем забыла все наставления лекаря. Катия подскочила как осой ужаленная, кинулась к столику, пытаясь сообразить, какое за каким снадобье давать и что с чем смешивать.

— Сейчас-сейчас, — поспешила на помощь Гарет.

— Почему не разбудила? — огрызнулась на неё Катия.

— Не посмела. Вы так красиво лежали. И это оказалось лучше любых лекарств, — леди Белоручка оказалась спиной к Катии, но та была абсолютно уверена — фальшивая скромница улыбалась и подмигивала её мужу. Он тоже подмигнул ей:

— И что я пропустил, детка?

— Ничего, что стоило бы внимания, — Катия отобрала у Гарет чашу с настоем. Странное дело, она показалась ей слишком тяжелой, или же руки её совсем ослабели, но показывать такое было никак нельзя. — И, кажется, я тебя не поблагодарила за спасение.

— Не помню такого, — Артур приподнялся на локтях, и по тому, как он скривился, было очевидно: это движение стоило ему усилий.

— Пей, — велела она. Он послушно выпил всё до капли, а потом, снова откинувшись на подушку, закрыл глаза и погрузился в беспамятство.

Гарет ушла доложить обстановку главному лекарю и, вернувшись, едва не поймала Катию на горячем. Никакого покушения, ничего такого, за что её могли бы сжечь заживо или четвертовать. Просто оставшись наедине, Катия занялась внимательным созерцанием лица мужа. Теперь оно не казалось таким ненавистным, а даже приятным. Она заметила странную особенность: уши у него были оттопырены так же, как у её пропавшего кузена Гвидра. Может, если бы сбрить усы и бороду, она бы точно развеяла сомнения, хотя до такого бесчинства с раненым, Катия точно не дошла. Все, что она себе позволила, просто провести пальцами по выступающему рубцу давно зажившего шрама, начинавшемуся на лбу на дюйм выше брови и заканчивающемуся у самого виска. Сколько же опасностей пришлось пережить несносному Артуру из трущоб! Глупо было бы умереть теперь, процарствовав едва лишь год. Вряд ли он себе это позволит. Послышался скрип двери, и Катия вовремя одернула руку.

Вернулась Гарет не одна, а с Кэй.

— Вам надо отдохнуть. Я позабочусь о нем, — заявила та.

— Не сомневаюсь, — не осталась в долгу Катия, но все же подчинилась.

Кроме того, что ей действительно был нужен отдых, Катия больше не желала жить как раньше, в неизвестности. Если беспечная Элейн в своей дружбе с Персивалем время от времени выбалтывала кое-какие секреты хозяйки, то обратной стороной медали было то, что ненароком избранник доверенной особы королевы и сам мог сболтнуть лишнего. В этот раз расчет как никогда оправдался: слишком подавлен был сэр Персиваль и слишком желал выговориться. События действительно развивались совсем не радужно.

Женщину, пытавшуюся лишить жизнь королеву, даже не успели толком допросить. Она умерла, но совсем не от усердий шерифа. Тот лекарь, что рискнул лечить короля, определил, что умерла она от нанесенной ей легкой раны. Причем, по выводам эскулапа, рана была нанесена до покушения, но, скорее всего, тем же оружием. Успели поймать и мальчишку, из-за которого случилась остановка. Он был жив, но толку с него тоже было немного. Ребенок оказался немым.

Слишком сложно для мести бывшей любовницы. Теперь Катия понимала, как была неправа. И, несмотря на все, жертва Артура оказалась напрасной. Стрела, описав дугу, все же настигла нужную цель.

Катия рассматривала рану на ключице. Она не собирался заживать и стал почти черной, с белым, как обожженным кислотой, краем. Теперь в природе пореза не оставалось сомнений. Точно такое же ранение, только более глубокое и более жуткое, было у Артура.

«И в жизни, и в смерти, хотели бы мы этого или нет», — мысленно произнесла печальный обет Катия.

Утро не принесло облегчения ни Артуру, ни обитателям крепости. Лекарь делал все возможное: пускал кровь, готовил припарки, но все было бесполезно. Элейн принесла еще одну ужасающую новость. В своем стремлении спасти короля, с позволения барона, он провел ужасающий эксперимент, заразив маленького немого узника. Именно на нём лекарь испытывал некоторые снадобья. Возлюбленный Элейн после всего обещал скрутить доктору его куриную шею, а с барона снять шкуру.

— Король этого так не оставит, — пообещала Катия.

Элейн на пару ударов сердца замялась, а потом согласилась: