Теперь Маг явилась не просто так, но требуя. Она грозно вопрошала, почему продолжает стоять башня Вортигена, и требовала отдать ей Моргану.

— Я видела печать зла на этом ребенке. Только со мной и королевство и она будут в безопасности.

— Нет! — решительно отказал Артур. — Об это даже не проси!

— Это не просьба и не плата за твою корону! — наступала Маг, пристально глядя королю в глаза.

Для Катии время словно замерло в жутком предчувствии, и в застывшем мгновении живым было лишь бешено бьющееся в груди сердце. Добровольно Артур не отдаст их дочь, но под чарами… К тому же было что-то еще в настойчивости волшебницы. Она все же была женщиной. Могло так случиться, что даже магическая защита сломалась перед естественным чувством притяжения к другому человеку. Когда человек влюблен, он становится невероятным собственником, желает этого его возлюбленный или нет. Катия не отрицала, что оказалась ревнива. Теперь это неприятное чувство истязало ее как никогда сильно. Но была ли она одинока в этом?

«Ты заметила на невинном ребенке печать зла, но не увидела печать смерти на мне? Где правда, Нимуэ?», — вспомнила брошенную Мерлином фразу Катия; и совсем не ожидала, что произнесенную ею в мыслях речь услышат.

Женщина вдруг вздрогнула и резко обернулась к ней. Катии сохранить бы королевскую выдержку, но неожиданно она потеряла контроль над собственным разумом, как в глубокую воду погружаясь в необъяснимый страх и отчаяние.

— Ты не получишь мою дочь! Слышишь?! — словно и не она кричала, словно сейчас вся ее сущность была этим криком.

«Ты еще пожалеешь», — не зло, скорее печально произнесла пришедшая, разворачиваясь и направляясь к выходу.

— Погоди, — позвал ее Артур. — Ты здесь всегда желанная гостья.

Но та не слушала, ушла, и королева надеялась, что навсегда.

У Катии был долг перед дочерью: за то, что не ждала и не любила, пока носила в себе, за то, что однажды отказалась, за то, что та едва не лишилась обоих родителей. Может из-за этого Моргана росла нелюдимой? Она сторонилась сверстников, но льнула к родителям и любила птиц, как и Катия. Не было в ней зла! В этом она, как мать, была уверена. И злые слова были лишь навеяны кем-то. Ведь, прощаясь с братом, Моргана поцеловала его в щеку. Этот момент немного смягчил тяжесть расставания и легким бальзамом коснулся разбитого материнского сердца, часть которого оставалась в Уэльсе.

Приходилось нетерпеливо ждать отчетов о делах в королевстве. Среди деловых списков всегда было послание от наставницы Борра, Мэг. Хоть та писала и подробно, но Катии всегда было мало. А еще к письму всегда прилагался еще один листок: с нечеткой линией контура детской ладошки. И раз от раза тот становился все больше…

Дел хватало. Еще одним ребенком Катии стали общины для женщин. Здесь лишенные опоры или опеки могли найти приют, научиться читать или писать, освоить ремесло — иногда и такое, что считается совсем не женским. Так, например, Гарет Белоручка из своего странствия привезла новость, что у северян ничего странного не было в том, чтобы встретить женщину воина. Да и сама Гарет после нескольких уроков овладела мечом много лучше, чем иглой или веретеном. Неплохой воительницей оказалась и Кей. Постепенно у Катии собрался отряд амазонок. Артур посмеивался, а она, хоть сама и не брала в руки меч, гордилась.

Все шло хорошо…

Слишком хорошо…

***

Маленьким девочкам не следует гулять в таких жутких местах. Можно потеряться, заблудиться. И кто потом найдет несчастную в темных нехоженых пещерах? Но она не выглядела заплаканной или испуганной, шла осторожно — ведь, не ровен час, оступится да упадет в холодную воду подземной реки — но уверенно, точно зная дорогу. Но удивительно было даже не это. Зайдя достаточно далеко, девочка провела ладошкой поверх фитиля свечи… И огонек вспыхнул, заиграл, слегка разгоняя мрак. Девочка довольно улыбнулась и продолжила путь.

Когда она наконец остановилась, тут-то и выяснилось, что не она была первопроходцем этих мест. Вряд ли девочке, пусть и способной зажечь свечу взмахом руки, по силам встроить в стену колокол. Она и до веревки-то дотянулась, только встав на цыпочки. Несколько тревожных биений сердца ничего не происходила, но девочка упрямо смотрела на зеркальную гладь, и вот по воде пошли круги: что-то всплывало со дна. Странный питомец маленькой путешественницы не был ни рыбой, ни зверем. Из глубин вышел человек, мертвецки бледный, со светлыми, почти белесыми глазами.

— Ты видел: у меня получилось?! Я еле-еле дождалась, чтобы сбежать сюда. Они словно сговорились следить за мной, — доверчиво затараторила девочка, совсем не выказывая испуга.

— Здравствуй, Моргана. Ты молодец. Когда учитель Мордред пророчил в моем роду великого мага, наверняка в своем видении он видел тебя. Только помни держать все в секрете. Не выдать ни словом, ни поступком.

— Помню, помню…

Присев, девочка отстегнула от платья шпильку, кольнула ею палец и опустила его в воду. Это была словно игра и одновременно — договор. Забавно… Моргана, подрастая, с каждым днем все больше становилась похожей на свою бабушку Эльзу. Просто одно лицо. И если бы у хозяина глубин оставалась душа и хоть чуть-чуть человеческого тепла, это умилило бы его и заставило снова мучиться от неизбежной судьбы и будущего выбора.

— Ты научишь меня еще какому-то колдовству? — искренне просила девочка. И как он мог отказать, если только так, потакая ей, мог получить желанную свободу?

— Конечно. Только для этого урока тебе, помимо твоего таланта, понадобится еще и терпение.

Терпение… Все произойдет не так скоро, но время принадлежит ему, а не смертным. Еще одной ошибки Вортиген не допустит.