— Я больше не позволю тебе делать из меня шута, принцесса.
Катия промолчала. Тогда жестокий супруг решил добить её, пусть не силой, а своей властью.
— Строптивых жен сжигают заживо. Знаешь?
— Неверных, — поправила Катия. Она знала, но не видела в этом ничего предосудительного. Ведь у неё должен был быть самый лучший муж, выбранный её отцом. А предательство должно наказываться.
— И это тоже, — безразлично ответил Артур. — Я думал отменить этот закон, но, видимо, рано…
Он ушел, вернулась свита Катии, которая и помогла ей подняться.
— Он перешел грань! Я с ним поговорю! — неожиданно разозлилась Кей, поддержав хозяйку.
— Не смей! — отвергла её заступничество Катия. Её опять тошнило. А поза, в которой застали Катию её девушки, и перекошенное от неприятных спазмов лицо легко могли ввести их в заблуждение. Чтобы прекратить их разговоры, а не для того, чтобы обелить Артура, она пояснила. — Он не бил меня!
И не важно, что они, скорее всего, ей не поверили. Все вокруг лгали, все предавали. Случайно или нарочно — не имело значения.
Кей время от времени оставалась на ночь в спальне короля и навряд ли для того, чтобы сыграть в шахматы. Элейн выдавала секреты хозяйки, любезничая с другом Артура сэром Персивалем…
Первую Катия благословила: «Он — мужчина. И у него есть потребности. И хорошо, что есть доступные женщины, чтобы их удовлетворить».
Вторую она слегка отчитала за болтливость, но в целом постаралась показать, что осталась равнодушна и к Артуру, и к сплетням о себе. Если бы это действительно было так!
Измена Артура больно задела её: только женщин убивают за измену, мужчину никто и порицать не станет. Проступок Элейн стал солью на рану не из-за возможного вреда, который она принесла своим болтливым языком, а из-за еще одного напоминания для Катии — ей не суждено быть откровенной с тем, кто ей близок. Ни кому не верить, ни на что не надеяться…
Артур, несмотря на оскорбленное достоинство, не забрал обратно обещание разрешить жене присутствовать на королевских советах. Сэр Уильям назвал её украшением, делающим их сборы нескучными. Чтобы остальным мужчинам казаться тоже всего лишь упрямой, ничего не понимающей женщиной, Катия со всем старанием делала вид, что скрывает скуку и еле сдерживает зевоту. Но на самом деле она училась без учителей. Впитывала каждое слово говоривших, каждую букву в старых свитках и книгах. Папа бы удивился, узнай, что библиотека стала чуть ли не обиталищем его легкомысленной дочери. И он бы ею, несомненно, гордился.
Хотя сначала знакомые слова книг и свитков, сплетаясь в понятные фразы, в общей канве казались ей полнейшей бессмыслицей, как заклинания колдунов, постепенно хаос рассеивался. Вдруг в какой-то момент Катия поняла, что из своих знаний еще не сможет выстроить башню, похожую на ту, какую наяву строил отец, но фундамент её уже заложен. Момент, когда однажды, прочитав страницу, она поняла её так ясно, словно сама написала, стал яркой вспышкой в её нынешней тусклой жизни. Она ощущала себя птенцом, который после безуспешных попыток взлететь и нелепых прыжков наконец-то стал на крыло. Но теперь она чувствовала себя совсем не беззаботной птичкой. Она была молодым драконом, готовым первый раз выпустить огонь. Она была последней из рода Пендрагон.
Именно тогда Катия решила, что ей тоже нужен собственный герб — огненно-красный дракон.
С Артуром они почти не разговаривали. Чужие друг другу, они ограничивались несколькими репликами. Только раз случился прорыв. Катия как обычно сидела в библиотеке, изучала законы Солона, когда её уединение нарушил Артур. Катия еще ниже наклонилась к книге, делая вид, что не замечает его. Он вроде тоже не жаждал общения. Он забирал с полки какой-то нужный ему свиток, стоя спиной к Катии, и вдруг произнес:
— Сбежать собираешься?
Катия чуть рот не открыла от удивления. Мысли о побеге, конечно, у неё были, но ничего конкретного она не планировала.
— Что? — она буравила взглядом спину мужа, но тот не оборачивался.
— Ты планируешь побег в Уэльс, — ровно произнес он.
— Нет, — ответила она, подражая его тону.
— Хорошо. Я сам отпускаю тебя. Можешь убираться в свое королевство.
Он продолжал испытывать её терпение и дразнить. Она уже убедилась, что верить ему нельзя, но все равно спросила:
— Ты отдаешь мне Уэльс?
— Он твой. Забирай.
— А Совет? Что скажет Совет?
Артур наконец-то обернулся. Подошел к столу Катии, наклонился, чтобы смотреть глаза в глаза.
— Мое слово все-таки кое-что значит. Совет согласится.
— Благодарю… — Катия встала, чтобы оказаться с ним, по крайней мере, на одном уровне.
— И все? Ты ничего не хочешь спросить?
Она в ответ тяжело вздохнула.
— Конечно… Любое благородство имеет свою цену. Чего ты хочешь? Мое тело?
Артур хохотнул.
— Только об этом и думаешь, принцесса? — затем добавил холодно и жестоко. — Ребенок останется здесь.
— Понимаю. Тебе нужен заложник, — стараясь оставаться спокойной, произнесла она. А пальцы так сжали край стола, что еще мгновение — и хрустнули бы либо они, либо стол. Артур этого не заметил — и это была её маленькая победа.
Он наклонился и поддел её подбородок большим пальцем так, что теперь они смотрели глаза в глаза.
— Мне нужен мой сын. Хотя тебе этого, видимо, не понять, — Катия отпрянула, едва сдерживаясь от возмущения. Её муж сам предложил подобную сделку, и теперь смеет её в чем-то обвинять. Артур замолчал, ожидая ответной реплики, которой не последовало. Тогда он заговорил снова. — Когда я впервые тебя увидел, все сводилось к тому, что жить мне оставалось не дольше, чем ты произнесешь: «Неплохой парень. Жаль его». Среди тьмы ты была ярким светлым пятном. Я шел не на смерть, а к тебе и думал: «Эта девушка никогда бы не была твоей. Ты бы даже мечтать не смел притронуться к ней. Но лучше представлять, как она млеет от твоих ласк и просит пощады, чем свою голову — без тела». И вот как все обернулось. Некоторым мечтам лучше оставаться мечтами. Принцесса оказалась красивой оболочкой с гнилью внутри.
Катия просто кипела от гнева. Пока еще в ней оставалась толика благоразумия, она отступила на пару шагов, оставляя стол, как преграду между собой и Артуром, а потом выплюнула ему в лицо свою простую правду:
— Когда я впервые увидела тебя, я подумала: «Зачем устраивать такое пышное представление ради смерти какого-то мошенника? Быстрее бы все закончилось, и мы бы вернулись в замок».
— Не случилось, — с искривленной ироничной улыбкой, Артур развел в фальшиво-почтительном поклоне руки. — Теперь это — мой замок. Родишь — и можешь лететь на все четыре стороны, птичка. Только не сломай крылья.
Он ушел. Катия осталась. Она снова уселась за стол, пыталась читать, но возвращалась к одной и той же строчке, даже не пытаясь понять её смысл. Скоро начнет темнеть, и заботливые слуги, зная о блажи королевы, зажгут свечи. Катия снова вспомнила отца. Однажды он показал ей забавный фокус: зажег одну из свечей без огнива. Просто поднес ладонь — и вспыхнул огонек. Потом папа затушил свечу, усадил Катию себе на колени и и приказал: «Теперь попробуй ты. Не балуйся. Сосредоточься на огне».
Сосредоточиться непоседе было трудно, но она старалась. Также как отец, Катия поднесла ладонь к фитилю, задержала дыхание, представляя резвое пламя, закрыла глаза. Когда воздуха уже перестало хватать и голова закружилась, она решилась взглянуть на свои старания — и была разочарована. Не было ни малейшего намека на успех. Катия даже недоверчиво потрогала свечу пальцем, настолько она была уверена, что все должно получиться. Воск был холодным, а фитиль — необугленным. Катия едва сдерживала слезы. Ей даже не так была обидна собственная неудача, как то, что отец почему-то разочаровался в ней. Он не пытался утешить дочь, не рассказывал, в чем же фокус, а просто спустил её на землю и сказал: «Иди, играй».
Катия не стала капризничать, не стала требовать открыть ей секрет. Просто у отца был такой голос, как тогда, когда Катия начинала расспрашивать о маме и Гвидре. И снова Катия предпочла сделать вид, что эта была всего лишь бессмысленная скучная игра, которую нужно забыть.
