Жители родного городка девушки, видимо, считали его центром мира: несколько семейных магазинчиков, заведение, гордо называемое рестораном, небольшой отель, где почти не было чужаков-постояльцев, школа, автомастерская и особая гордость города — танцевальная студия. Все что надо для счастливой жизни. Где-то там за чертой землетрясения рушили города, вирус косил тысячи жертв, тысячи гибли в нелепых войнах и конфликтах, и это было важно, но куда важнее было, что пес соседа А. потоптал газон соседа Б. Здесь все обо всех все знали и делали вид, что заботились. Вероятно, шкафы безупречных горожан скрывали те еще пыльные и не очень скелеты, но копаться в этом Бэла не собиралась, а тихоня Донна точно бы не стала.

День, два, месяц и еще месяц. Бэла уже знатно освоилась в шкурке Донны, что даже позволяла себе некоторые отступления и шалости. По крайней мере, запускать себя так она не собиралась. За то, что очень хорошо притворялась правильной девочкой, можно было позволить себе небольшую награду. Например, закрывшись в своей комнате, выпить бутылочку пива, утром втихаря избавившись от улик. Совсем привыкнув, она, наверное, могла бы и забыть, что когда-то была совсем другая жизнь. Карточный домик начал рушиться с бутылки пива и новой книги «Сверхъестественного».

Для фона подошел какой-то из азиатских сериалов, предпочитаемых Донной. Запивая каждые пару страниц небольшим глотком пива, Бэла утонула в истории братьев-охотников. Хотя тут бы неплохо было бы налить себе чего-то покрепче. Не каждому везет попасть в книгу. Тем более странно читать о себе, так как будто этот некто, кто переложил все, что происходило в слова, запечатлев на бумаге, незримо все время находился рядом. Автор явно симпатизировал воровке Бэле. Полное отсутствие угрызений совести компенсировалось обаянием, остроумием, ловкостью. Кое-что, будь у нее возможность вернуться в прошлое и все переписать, Бэла, конечно, бы изменила, но в целом — это была она, от макушки, до кончиков пальцев на ногах. То, что с Дином у них возникла некая химия, Бэла не сомневалась, но сексуальные фантазии младшего брата стали для нее откровением.

Пиво было допито. Бэла перевернула еще несколько страниц, собираясь продолжить чтение завтра, когда внезапно дверная ручка двинулась. Переход от прожитой, но кем-то прописанной истории, а потому уже кажущейся нереальной к странной украденной повседневности оказался слишком резким. На короткое время Бэла потеряла связь, что вообще происходит, и всплыли те воспоминания, которые она бы желала закопать так глубоко, чтобы даже ни одна адская гончая не вынюхала.

— Донна, ты спишь? — Грейс упорно продолжала дергать ручку, пытаясь открыть дверь.

— Сейчас, мам, — в мгновение ока пустая бутылка оказалась под кроватью, а Бэла впустила так называемую маму.

В семействе Митчелов не принято было стучать и закрываться, поэтому и первым вопросом стало:

— Ты что-то скрываешь? И мне не нравятся твои ночные бдения.

«Конечно. С чего бы начать? С выпитого пива? Как я здесь оказалась? Или все же поговорим, почему деваха за двадцать должна отчитываться за не выключенный после полуночи свет? Да в таком возрасте она вообще может ночевать где-то и с кем-то, не отчитываясь».

— Постараюсь ложиться раньше, — наверное, Бэла все-таки слегка переиграла в послушную дочку, так как Грейс нахмурилась, поправила небрежно брошенные на стул джинсы. У перфекционистки Донны такого беспорядка просто не могло случиться — еще одна промашка.

— С тобою что-то происходит с того несчастного случая. — Грейс вдруг нагнулась, опускаясь на колени и извлекая спрятанную улику. — Видишь, я знаю тебя гораздо лучше, чем ты думаешь.

Тут не надо было быть великим сыщиком, учуять запах пива, который к утру должен был выветриться. Бэла в этой монотонной обыденности начала терять сноровку. И это было очень плохо.

— Спи, — мама очень явно показывала, что расстроена, а Бэла пока не представляла, как замять несколько своих проколов подряд и уйти от каких-то объяснений. Пока что ее устраивал этот уход, как возможность наедине продумать дальнейшую стратегию.

Когда же стихли шаги хозяйки дома, Бэла все равно закрыла дверь на защелку. Дело было не в страхе. Джордж Митчел был скуповат, был слегка диктатором, насколько ему позволяли, но никак не негодяем и извращенцем. Просто ей так было спокойнее. Это была та противная мелочь, от которой Бэла не могла отказаться. Она никогда не страдала отсутствием сна, но в эту ночь крутилась почти до утра. Дело было не в том, как Бэла-Донна собиралась объясняться с матерью. В этом не было проблемы, если действительно сыграть на том, что она была на грани смерти, ее мучают ночные страхи — легковерных обмануть просто. Только почему-то от этого обмана становилось так противно. Еще Бэла вдруг поняла, как ей не хватает себя прежней: ее жизни, ее собственного лица, ее квартиры в Нью-Йорке, а в этот момент больше всего Скай Блю, возможности расслабиться, поглаживая ее за ухом. Зная, что может не вернуться, Бэла позаботилась о том, чтобы пристроить питомицу.

«Говорят, что кошки больше привыкают к месту, чем к хозяевам, но везде есть исключения. Голубоглазая сиамская кошка никогда не позволяла приласкать себя кому-то еще, кроме хозяйки. Как ни пыталась Адриана, женщина, которой было поручен уход за квартирой в отсутствии Бэлы, подружиться с нею, результатом было лишь шипение и царапины. Зато по кошке всегда можно было определить, когда хозяйка заявится, и подготовиться. Уже за день кошка вместо своей лежанки или других комнат заседала у двери, упрямо глядя в одну точку».

Бэла не знала этого. Для нее было вполне нормально, что при возвращении Скай Блю всегда встречала ее, терлась о ноги, пока Бэла не подхватывала ее на руки с неизменным: «Скучала, девочка». Это было почти обрядом…

Но откуда все это и больше стало известно какому-то писателю? Любая версия рассыпалась в прах, но это пока не было главным. По всем вероятностям в следующей книге должна была раскрыться суть контракта Бэлы. Ей не особо хотелось, чтобы так много людей копалось в ее нижнем белье, но вместе с тем, в книге могла быть и подсказка, что ей делать дальше.

Когда просто ждешь и бездействуешь — это одна беда и мучения, когда приходится полностью принять чужие правила и изображать правильную, мертвую девочку — тут день за год идет. Тем большая награда получить желаемое, даже если уже через миг, ты понимаешь, что ценный приз оказался фальшивкой.

Новая книга Карвера Эдлунда пахла невероятно возбуждающе — нетронутой бумагой с типографической краской. Бэла подавила первое желание сразу же развернуть ее, перелистывая страницы в поисках упоминания родного имени. Вечером, все вечером. Тут чем больше терпишь, тем сильнее возбуждение. Еще совсем недавно Бэла бы только посмеялась над таким способом пощекотать себе нервы. Теперь дело даже было не в том, что внезапная реакция Донны могла насторожить окружающих. Просто… Это даже не было предчувствием, интуицией, которая так помогала ей в ее прошлых делах. Внезапно ей стало страшно. Именно о таком говорят: почувствовал себя так, как будто кто-то прошелся по твоей могиле, и…

Лучше бы она ошибалась. Этот никчемный писатель убил воровку Бэлу! Сама она жива-живехонька ожидала какого-то чуда, поэтому даже не удивилась, что чертов Карвер Эдлунд дословно передал их последний разговор с Дином Винчестером. Но слишком уж красноречивая фраза «это был конец…» и легкое удивление Дина в том, что он не чувствует жалости, прекрасно понимая, что сейчас происходит с Бэлой, означало только то, что на страницах следующих книг ей больше нет места. Хуже того, загадочный автор зачем-то «убил» и ее кошку, черным по белому настрочив, как утром, войдя в квартиру Бэлы по своим обычным обязанностям, Адриана обнаружила Скай Блю мертвой в позе, как будто она пыталась напасть на кого-то или защитить.

От всего прочитанного было противно, так что даже голова разболелась. Неважно, каким чудом, и как ей придется извернуться, чтобы выпутаться из очередной западни, но она жива, и никакой писатель ей не указ. Самое простое, чтобы доказать себе такой элементарный факт — это было принять душ, чтобы вода была такой теплой, почти обжигающей, и расслабиться.