Когда Арья первый раз взяла сына на руки, он посмотрел на неё мутными серо-голубыми глазками и исторг очередной «рёв». Ничего похожего на материнскую любовь она не испытала, разглядывая орущего, лысого младенца. Только вновь разболелась голова.

Порадовавшись, что сын унаследовал Старковские глаза, Арья назвала его в честь деда — Рикардом. Она надеялась, что со временем он станет темноволосым, и ничто в нём не будет говорить о том, что по крови он в равной степени и Ланнистер, и Старк. Но она ошиблась. Постепенно сероватая голубизна глаз сменилась зеленью, а на голове появился светлый пушок. С каждым днём он всё больше и больше походил на своего отца. Даже нос его обрёл характерную горбинку. Порой Арье казалось, что ещё немного, и она узреет на его щеках щетину…

— Ну, Рикард, угости-ка меня вкуснятиной! — поднявшись Наоми, подтолкнула мальчика к сундуку, по которому раскатились солнечные фрукты.

— Вота! Возьми! — коверкая слова, сын, цепко схватив пальчиками абрикос, протянул его женщине.

— Не «вота», а «вот»! — строго поправила его Арья, злясь не пойми, на что. — И одного абрикоса мало! Дай ещё два!

— … , — испуганно заморгав, Рикард уставился на неё зелёными глазами Тайвина.

Вдохнув поглубже и стараясь говорить терпеливо, Арья повторила:

— Рикард, дай Наоми ещё … два … абрикоса! Два.., Рикард.

— Ну что ты цепляешься, Кэт! Я сама возьму!

— Нет, он даст тебе ещё два абрикоса! — на Арью накатило упрямство, которое никак не отступало.

— Вот.., — взяв ровно два, мальчик протянул их Наоми, то и дело с опаской косясь на мать.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнула Арья, и, присев на низенький диванчик, взяла себе пару фруктов.

— Ну что ты так строга с ним! — покачала головой Наоми. — Дай именно «два»! Он слишком мал, чтоб различать два и три!

— Мой сын знает, чем два отличается от трёх! — вновь начиная злиться, ответила Арья, поглядывая, как воровато пятясь, мальчик проскользнул за дверь, явно не желая быть с ней в одной комнате.

— Ой ли?! В его-то годы?

— Ему уже три! Пора кое-чему начать учиться!

— И зачем это?

— Зачем? — переспросила Арья. Потому что — Рикард её сын и правнук лорда Рикарда Старка! Он просто не может быть неучем! Уж читать и писать она его точно научит! Или кого наймёт, если сама не справится.

— Да, зачем? — Наоми недоумённо приподняла бровь, присаживаясь напротив. — Ты, что его банкиром хочешь сделать? Или купцом? Так там деньги нужны. А если их нет, то одна дорога — в солдаты. Или в моряки!

—.., — пожав плечами Арья промолчала. Ответа на этот вопрос — кем должен стать сын лорда Тайвина Ланнистера, рождённый вдали от дома — она не знала.

— Вон, как дитё напугала! А ещё удивляешься — чего он от тебя по углам прячется! — не унималась Наоми.

— Ничего он не прячется!

— Может и не прячется, но стоит тебе прийти, так он сам на себя не похож! А ты его ещё и поучаешь! Нет, чтоб приласкать!

— Мой сын — что хочу то и делаю! — вконец разозлилась Арья. И, не желая продолжать пустой разговор, указала на корзинку с покупками: — Новый заказ?

— Да! Стил девочкам тряпки велела обновить — быстро они их поистрепали!

— Понятно, — протянула Арья.

Стил была хозяйкой борделя, в котором когда-то работала Наоми. Вернее, она и сейчас там работала, только уже не шлюхой, а портнихой. Случившийся десять лет назад пожар оставил на её лице и теле уродливые шрамы, распугав всех клиентов. Но, к счастью, она ловко управлялась с иголкой и ниткой и со временем стала неплохой мастерицей. Заказов хватало, как от Стил, так и от простых горожан, не знавших, кого ещё обшивает женщина с валирийской внешностью. В борделе её ценили за неболтливость и готовность сшить что угодно для любой причуды клиента, а прочие — за покладистость и расторопность. Так, постепенно, Наоми обзавелась собственным домиком в два этажа и смогла позволить себе прислугу.

Что связывало Наоми с Якеном, Арья не знала. Но именно к ней он привёл Арью почти четыре года назад. За вполне умеренную плату бывшая шлюха, а ныне портниха, согласилась приютить беременную странницу, а после — её ребёнка. Для всех Арья была Кэт — служанкой в богатом доме, где хозяева запрещали держать при себе детей. И только Наоми знала, что дом этот был — Чёрно-Белым. Знала ли она, чем там занимается Арья — Арье было всё равно. Может, и впрямь считала, что она моет полы, а, может, догадывалась и о большем. Когда-то Арья, действительно мыла там полы и … мёртвые тела. Но это всё осталось позади и вот уже три месяца, как она служила Многоликому так, как он того хотел…

Когда Арья покинула дом Наоми, был уже ранний вечер. Столь редкое для здешних мест солнце вновь укрылось в пелене облаков, и только по розоватой дымке на западе было понятно, что дело шло к закату. Дневное тепло уступило место вечерней прохладе. Лёгкий ветерок, задувавший с побережья, был наполнен запахами моря.

Пройдя узкой улочкой до ближайшего канала, Арья нашла свободную гондолу. Подав гондольеру монету, она шагнула в лодку и устроилась на скамеечке под матерчатым навесом.

Гондольер взял курс на Мусорную Гавань.

Поёжившись, Арья поплотнее закуталась в плащ и натянула на голову капюшон — здесь, у самой воды, напитавшийся влагой воздух, стал промозглым, а ветер уже не казался столь лёгким и приятным, как на суше.

Гондола, мерно покачиваясь, плавно скользила по мутным водам, что омывали сотни островов Браавоса. Лепившиеся вдоль берега дома, были серыми и неприветливыми, совсем не такими, как в Королевской Гавани. Нескончаемая вереница дверей, окон в два и три этажа, кое-где прерываемая узкими проходами, дававшими начало улочкам, выводившими на точно такие же каналы, по одному из которых плыла гондола Арьи. Весь город был опутан водной сеткой, служившей дорогой для лёгких лодок в виде змей, управляемых шестами, и барж — больших и маленьких, с грузом на борту.

Вывернув из очередного канала, гондола устремилась в сторону Мусорной Заводи — гавани, бывшей пристанищем кораблям, пребывавшим из Эссоса и Вестероса.

Чем ближе был порт, тем шире становилась водная гладь, и тем быстрее несла она гондолу к огонькам, мерцавшим у ног Титана. Всё больше и больше лодок выныривало из таких же узких каналов и устремлялось туда, где кипела и бурлила жизнь, не замиравшая ни на минуту.

Причалив у ступеней, убегавших в воду, гондольер помог Арье сойти на берег.

Близ порта царила толчея. Уличные торговцы наперебой расхваливали устрицы и мидии. Из распахнутых окон таверен неслась брань и громкие крики. В паре шагов от пирса какие-то карлики давали представление, изображая шутовской бой на свиньях, а чуть поодаль жонглёр подкидывал горящие факелы, заставляя их вертеться в едином огненном колесе. Шлюхи, встречавшиеся на каждом шагу, дарили всякому, идущему мимо них, призывные улыбки и томно обещали наслаждение.

Среди множества лиц, Арья без труда различала тех, кто только-только сошёл на берег. Глаза их горели, губы расплывались в улыбке, а руки сами тянулись к карманам, спеша расстаться с заработанными в плавании медяками. Монеты Пентоса, Волантиса, Вестероса и самых дальних островов меняли хозяев быстрее, чем утренний прилив успевал смениться отливом.

Миновав небольшую площадь, Арья свернула за угол и нырнула в едва приметную дверь. Засов, как и вчера, легко поддался, впустив её, тут же встав на место. Пробыв недолго в небольшой комнатке, напоминавшей чулан, та, что вошла туда, как Кэт, вышла Адой — ссохшейся, шустрой женщиной на склоне лет, с волосами, тронутыми сединой, и лицом, носившим на себе печать пережитого.

Прихрамывая на правую ногу, Арья доковыляла до дома, стоявшего в конце соседней улицы. За его окнами, с плотно закрытыми ставнями, явственно угадывался свет, раздавалась музыка, бряцанье посуды и многоголосый говор — заведение с трактиром на первом этаже и борделем на втором и третьем, было одним из многих в этой части города, куда любили хаживать купцы, контрабандисты, моряки и прочий люд, во множестве сходивший с кораблей, стекавшихся со всего света в Браавос.