— Лианна! — прохрипел он, касаясь дрожащей рукой её волос.

— Я — Арья! — вскричала она, вырываясь.

— Лианна! — король словно не слышал её.

Уворачиваясь, она дёрнулась в сторону:

— Пустите меня!

— Ты моя, моя! Лианна! — хрипел Роберт, впечатывая её тело в стену, запуская руку ей в декольте, впиваясь своими губами в её губы.

Арья извивалась, пытаясь вырваться, но силы были слишком не равны. Прижатая к холодному камню, она была беспомощна, а Роберт, презрев всё, напирал сильнее и сильнее, до синяков стискивая её грудь и подбираясь к её женскому естеству, от которого его отделял лишь шёлк исподнего.

Зубы Арьи, разомкнувшись, сами собой сошлись на губе Роберта. В рот брызнула солоноватая кровь. Взревев, Баратеон отступил на шаг назад.

Почуяв свободу, Арья бросилась прочь и бежала до тех пор, пока двери покоев не закрылись за её спиной.

Прижавшись спиной к дубовым доскам, обитым железом, Арья перевела дух. Сердце её бешено колотилось, лицо и шея горели, исколотые бородой Баратеона, а во рту всё ещё стоял привкус его крови. Стянув трясущейся рукой порванное декольте, она шагнула к столику, где в кувшине мерцала вода.

В покоях стоял полумрак. Сквозь незадёрнутые шторы лился лунный свет, рисуя прямоугольники на полу. Две одинокие свечи по бокам от камина разгоняли темноту, оставляя тёмными углы.

— Что с вами случилось, миледи? — холодный, чужой, едва узнаваемый голос прорезал тишину.

Подскочив на месте, Арья только сейчас заметила мужа, стоявшего справа от окна.

— Н-ничего.., — пробормотала она.

— Ничего?

— Я.., я упала…

— Упали? — ровный тон и недвижимость мужа пугали. Замерев посреди комнаты, Арья поёжилась. Откуда-то ощутимо повеяло холодом.

Внезапно чёрная фигура у окна пришла в движение, и двумя шагами пересекя комнату, оказалась рядом.

Стальные пальцы, сомкнувшиеся вокруг её запястья, были ледянее льда. Причиняя боль, они удерживали её, лишая возможности к отступлению.

— Ложь! — голос мужа, вырвавшись из оцепенения, раскатом грома пророкотал у неё над головой. — Ты была с ним!

— Нет! Нет!! Нет!!! — в возмущении Арья потянула руку на себя, пытаясь вырваться. — Он сам догнал меня! Я тут не при чём!

— Ты и король! Ты и …

— Это всё неправда! — прервала Арья несправедливое обвинение на полуслове.

— Я видел всё собственными глазами! Он и ты!

— Всё не так! — рванувшись, Арье удалось высвободиться, и она бросилась к двери. Но не успела. Стальные пальцы, ухватив её за локоть, рванули обратно так, что она не устояла, упав на пол. Повиснув на неестественно вывернутой руке, она, путаясь в юбках, безуспешно пыталась подняться. — Не смейте меня удерживать! — гневно потребовала она.

— Вы — моя жена, и я смею всё, что захочу!

— Нет!!! — ярость придала ей сил, и ей удалось встать на ноги.

— Нет?! — от бешенства, зазвеневшего в голосе мужа, ей стало страшно. — Потому что я — не король?! — и, резко подхватив её на руки, муж устремился к двери, ведущей в спальню. Брыкаясь и вырываясь, Арья колотила его кулаками по груди, лягалась, но всё было тщетно.

Повалив её на кровать, муж рванул юбки вверх. Зависнув над ней, он был воплощением её ночного кошмара. Лицо его было перекошено, подобно вестнику Ада, а глаза черны, словно их поглотила тьма. Полыхнувшая на сквозняке свеча выхватила сбившиеся в беспорядке пряди светлых волос, оскал рта и бездонные, чёрные колодцы глаз. Пальцы его, срывая с неё одежду, дарили боль, оставляли отметины на груди и бёдрах, губы впивались в шею, безо всякого намёка на нежность.

— Нет! — прорычала, Арья, уворачиваясь от безжалостного поцелуя.

— Ты — моя жена! — хриплый голос был ей ответом.

Изловчившись, Арья, что есть сил ударила мужа в ухо. Ощутив, что его хватка ослабла, она, извиваясь, подобно ужу, попыталась вырваться, но была тут же схвачена и одним рывком водворена на место. Её тело проскользило по простыням, а голова, повстречалась с опорой балдахина. Удар, пришедшийся в висок, накрыл всё пеленой…

Сначала была боль. Потом звон в ушах и голове. Потом тошнота.

Пошевелившись, Арья разлепила веки. В сумраке её спальни угадывались смутные очертания мебели и штор. Небо за окном подёрнулось предрассветной дымкой, предвещая скорый рассвет.

Пошевелившись, Арья с трудом сдержала стон. Вместе с волной боли пришли воспоминания.

С трудом повернув голову, Арья посмотрела на мужа. Лёжа на животе, он спал, как убитый. Спина его едва заметно вздымалась, в такт дыханию, а рука, согнутая в локте, по-хозяйски покоилась на её, Арьи, подушке.

Превознемогая боль и головокружение, Арья сползла с кровати, нашарила туфли и, придерживаясь за стены, прошла к сундуку. Стараясь не шуметь, она взяла то, что ей было нужно, и так же тихо, никем не замеченная, покинула покои…

Конец первой части.

====== Часть вторая. Возвращение. Пролог. ======

Четыре года спустя (294 год до З.Э.)…

Все женихи счастливы одинаково, а несчастливы — каждый по-своему. А все свадьбы похожи одна на другую. Невеста, идущая по проходу под руку с отцом. Её наречённый, замерший в ожидании. И гости с обеих сторон, прячущие за подобающими случаю улыбками свои мысли.

В этот раз всё было, как всегда. Септа, залитая солнечными лучами, льющимися сквозь витражи, была торжественна и нарядна, невеста — прекрасна, жених — спокоен и невозмутим, а септон преисполнен собственного достоинства и осознания значимости возложенной на него миссии.

Отзвучавшие клятвы, первый поцелуй и плащи, сменившие одни плечи на другие — начавшись и закончившись, эта свадьба соединила две руки и две жизни по желанию людей и с благословления богов…

Месяцем ранее …

Украшенный розами в честь дорогих гостей, Утёс Кастерли казался Тайвину балаганным шатром. Картину дополнял Тирион, гордо вышагивавший на своих кривеньких ножках меж напольных ваз. Не меньшее раздражение вызывали и Тиреллы, пожаловавшие почти в полном составе. Все они были неуемно шумны и веселы. Лорд Мэйс, начавший хвалебную речь в честь хозяина замка, запутался в эпитетах и после третьего «отважнейшего» и «мудрейшего» был прерван собственной матерью: «Думаю, лорд Тайвин сам всё о себе знает, как и его семья. Не будем утомлять их твоим красноречием!»

Последовавший за размещением пир ни в чём не уступал пирам, что давались в Королевской Гавани. Борское лилось рекой. Менестрели надрывались, перемежая «Дождей в Кастамере» с легкомысленными песенками про рыцарей и прекрасных дев. Прислуга, лавируя меж раздражавших Тайвина роз, на которых настояла Дженна, выносила один за другим перепелов, куропаток, молочных поросят, рульки, колбасы, рыбу, выставляя всё на стол, на котором уже и места-то не было. Те, кому предстояло быть объявленными женихом и невестой, сидели рядом, о чём-то переговариваясь. То и дело в высь взлетал мелодичный смех Маргери, которому вторило довольное бормотание Тириона. Щедро наливая себе вино, младший сын Хранителя Запада не забывал и о той, кто вскоре будет именоваться его наречённой. Мейс Тирелл не меньше своего будущего зятя налегал на борское. Его голос разносился над столом, перекрывая и певцов, и сидящих рядом гостей. Рассуждая о победе над Железными Островами, он, всякий раз вздымал кубок вверх, славя главного «героя битвы». Едва сдерживаясь, Тайвин молча кивал и пил в свою честь. Впервые в жизни он казался себе чужим за собственным столом в собственном замке. Вместо удовлетворения от того, что союз, к которому он так стремился, наконец-то осуществится, его не покидало раздражение. Раздражение на быстро опьяневшего Мейса, уже почти съехавшего под стол. На Дженну, заставившую его превратить Утёс в «розарий». На Кивана и Дорну, столь откровенно радующимся предстоящим изменениям в жизни Тириона. На самого Тириона, как ни в чём не бывало, играющего роль будущего жениха, и его невесту, словно не замечающую, что её будущий муж — карлик. И на Оленну, мягко журящую внучку за очередной бокал борского.